Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность


Я  ХОЧУ  ВИДЕТЬ  ЭТОГО  ЧЕЛОВЕКА

Москва. Двадцать лет. В первый раз.

Зима. Снег грязный, облезлый. И - лужи.

Подозревал, что не пуп земли, но все-таки, тем более на безрыбье. С первого перрона, не надо прыгать по переходам! "Прощание славянки"! Это - вовне. Дорога дальняя, казенный дом. Это - внутри.

Одним словом, как много! И - главное!

Там не развалины МХАТа и даже не слегка потускневший, но все-таки "Современник". Там - площадь, пахнущая керосином, а может быть, газом. Таганка. Театр.

Нет, это одна только быль. А быль без легенды - неправда.

Вот она, правда. Вот так: в центре Москвы - Красная площадь, там Кремль - стеной от досужего сглаза, а внутри - На Таганке, в яйце не Любимов и не иголка, и вовсе не человек, но Голос с вечно рвущейся пленки из зеленой обложки магнитофона "Весна".

Тоже двадцать. Раньше лет этак на двадцать пять и он свою иголку в брюхе Кощея искал: свет в единственном лучащемся светом кремлевском окне. Бог ведь светом на землю струится. Почему обязательно на роскошно нагую Данаю? Вот мой еще не учитель и ждал, глотая морозный воздух с сопливой глупостью пополам. Рассказывая, гривой тряся, захлебываясь, до истеричного хрипа он хохотал, от воспоминаний он сотрясался. Благословенна память его, ставшая частью моей! Чья будет далее? Пресечется?



Жил у родных, которым не заикался. Ходил туда, куда удавалось. Даже в Большой - с рук, за колонной, Максимова и Васильев, "Спартак". Да, Большой! Но не Таганка, не Голос!

Жил я не совсем у родных. Ел у них. Спал я в квартире рядом.

Друг-сосед. Негритенок из "Цирка". How do you do? Я в небо уйду! Его за нелегальные аборты в Москве оправили делать их в Магадан, на Колыму, где-то там, рядом с БАМом. Снимите шляпу! А жена наезжала. В квартире - журналы! Американские! Но - не Таганка, не Голос!

Как-то спросили: где был вчера, сказал, что в театре. От названия поморщились и встрепенулись. Взыграло, понеслось, зазвенело! И - надо же - как-то случайно связалось, утряслось, и я - у черного входа.

Скрипнуло, отворилось. Озираясь, за рукав потащило - по коридорам, по темноте, натыкаясь на трубы, обломки, обрывки, обмылки, чертовщину и нечисть.

Свет в конце тоннеля был сер, неуместен и взболтан назидающим шепотом: сидеть - не скрипеть, не кашлять и не вставать, если что, покорно встать и уйти. Куда - не сказали. Думали: догадаюсь.

Сижу, долго сижу, долго тихо сижу. Не кашляю, задыхаясь, не встаю, хоть все затекает, и - вдруг свет подо мной в глубине, на сцене. От нее - вверх, по бокам, из ложбины - туман, растекается полумрак, за несколько рядов передо мной в полной темноте пропадая.

Я - вверху, я - в темноте.

А подо мной - в луже света: мужик нервно на сцене дергает руками, ногами, шеей, всем, чем угодно. Через пару минут - он мокрый, в мыле, привередливый, прискакал, мне одному-единственному в зале случился.

Он - крадучись, взмывая, срываясь. Шипит, шепчет, лопочет, кружится, грохочет - не понять, не разобрать.

Вдруг вздрогнул, вспыхнул, взметнулся. Повел, учуял, фыркнул и - за кулисы:

- В зале чужие!

В ответ - неразборчиво, не отрицая, но - успокаивая.

А я, чужой, в бархатную пыль кресла врастаю.

Опять, уже мягче:

- Кто-то в зале!

- Тебе показалось!

Поверил? Плюнул: снует, бегает, шепчет, сбросил халат - блестит.



Пересидел. Не выгнали. И - дождался.

На амбразуру, то есть на цепи.

Хлопуша:

      Сумасшедшая, бешеная кровавая муть!
      Что ты? Смерть? Иль исцеленье калекам?
      Проведите, проведите меня к нему,
      Я хочу видеть этого человека.


Дальше: СПОРТСМЕНСКОЕ МЕСТО

Оглавление




© Михаил Ковсан, 2013-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2013-2024.





НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
Словесность