Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность



*


* Пустая жизнь, несвежие газеты...
* ДЕВОЧКА ЛЮ
* В степь за пролисками ходила...
* Бог живёт на втором этаже, предпоследний подъезд...
* Чью-то душу, жизнь чужую - раз! - беру легко и просто...
* Ты считаешь, что море кончается там...
 
* Ты ничем не заменишь ноябрьский туман...
* ДЕД ПЕТЯ
* Мы нарубим крестов, для костров мы насушим поленьев...
* Когда я в детстве топал на рыбалку...
* Женщины, в массе своей, не удивляют, увы...
* РАВНОВЕСИЕ


    * * *

    Пустая жизнь, несвежие газеты
    Меня расстраивают. Я бреду по свету,
    И за щекой моей конфеты нету,
    И денег нету, даже на вино.

    А раньше было всё не так тоскливо,
    Мы были живы, поспевали сливы,
    Река у ног текла неторопливо,
    Да было это всё давным-давно.

    Давным-давно всё это было с нами,
    Лишь мостовая та же под ногами,
    И в парке львы склонились головами.
    Фотографы. Художники. Скамьи.

    Я помню запах колбасы и сыра.
    Я, помню, думал обойти полмира.
    Теперь мне сыро, холодно и сыро.
    И у меня отдельная квартира.
    И поседели волосы мои.

    _^_




    ДЕВОЧКА  ЛЮ

    В моём доме совсем не много людей,
    Только я и девочка Лю.
    Аист нам до сих пор не принёс детей,
    И я девочку Лю люблю.

    Под зелёной листвой и под жёлтой листвой,
    И под влажным небом весны
    Она спит на плече моём головой,
    Я её охраняю сны.

    Она так мне смеётся ночью и днём,
    Она плачет мне иногда,
    Мы всегда с ней вместе, всегда вдвоём,
    Я - огонь, а она - вода.

    Я не знаю, что будет, коварен чёрт,
    Об одном лишь судьбу молю -
    Пусть волною всё смывает за борт,
    Пусть мои корабли не вернутся в порт,
    Но оставь мне девочку Лю.

    _^_




    * * *

    В степь за пролисками ходила
    В жёлто-белом пальтишке в клетку,
    Карасей на ставке удила,
    Кур пасла тополиной веткой,

    Колотила по фортепьяно
    В музыкальной районной школе,
    Пела песни, вставала рано,
    Кукурузу полола в поле.

    На учителя поступила
    Жарким летом, уехав в область.
    Широко дорога стелилась,
    Беззаботно писалась повесть,

    Намечалось и то, и это,
    Мир лежал, не тронут слезами...

    Только вышла вдруг за поэта,
    С колдовскими, как ночь, глазами.

    _^_




    * * *

    Бог живёт на втором этаже, предпоследний подъезд, со двора.
    Впрочем, если считать и подвал, то на третьем, но кто так считает?
    За открытым окном его пух тополиный летает.
    Начинается лето. Жара. И тоска. И жара.

    Вечный мяч неизменные дети гоняют, и сохнет бельё -
    Бесконечные простыни, майки, носки и рубашки.
    В палисаднике хилом соседка сажает ромашки,
    Общий пёс дворовой равнодушно глядит на неё.

    Бог устал, он давно уже стар, его чуб в серебре.
    Его голос охрип, а в глазах - чернота и пространство.
    И когда он уйдет в окончательное постоянство,
    Ничего не изменится в этом паршивом дворе.

    _^_




    * * *

    Чью-то душу, жизнь чужую - раз! - беру легко и просто,
    Растяну, поглажу в пальцах и заставлю быть своей.
    Разве я виновен, мама, что я выше неба ростом?!
    Разве мне хотелось, мама, отличаться от людей?!

    Ведьмоватая татарка, помнишь, что мне нагадала?
    Там, далёко, на уральском, на железном руднике.
    Жгла перо, считала звёзды, камни на восток бросала.
    Я её горячий шёпот до сих пор держу в руке:

    "Мне твои глаза сказали, ты не с нами будешь, мальчик.
    Человеческие пальцы не расчешут твой вихор.
    С кем ты будешь, я не знаю, знаю - ты большой обманщик.
    Ты уже сейчас играешь - гасишь взглядом мой костёр".

    А костёр шипел и кашлял, искры задирая в небо.
    По татаркиному слову всё и вышло.
    С той поры
    Я среди людей тоскую, не ищу вина и хлеба,
    Зажигаю чьи-то души.
    И гашу их.
    Как костры.

    _^_




    * * *

    Ты считаешь, что море кончается там, где солёность воды
    Постепенно спадает, и рыба глупеет, и крабы
    Превращаются в раков.
    И шторм не приносит беды.
    И полощут бельё на мостках деревенские бабы.

    Ты считаешь, что море кончается, если бездельник-камыш
    Захватил берега, и на отмелях хором лягушки
    Надрываются в тысячу глоток, покуда ты спишь,
    И баркасы смолят, но не чистят бортов от ракушки.

    Ты считаешь, что море...
    Да морю не нужен твой счёт.
    По фарватеру, вверх по реке, корабли задирая,
    На флагштоках оно свежий ветер солёный несёт.
    И не будет конца ему. И не видать ему края.

    _^_




    * * *

    Ты ничем не заменишь ноябрьский туман.
    Ни на миг не прервётся свободы кольцо.
    Впереди за туманом ложится обман,
    Мокрой каплей под куртку стекает лицо.

    Прорастает в кармане ногтями рука.
    Желтых фар фонари - дальний свет, ближний свет.
    Там, вдали, за туманом лоснятся бока,
    Всё усыпано пеплом твоих сигарет,

    Нет ни красок, ни песен, лишь хруст челюстей,
    Из любви прорастают пороки и ложь.
    Хоровод четырех надоевших мастей.
    И пророк ни к чему.
    И с курка соскользнёшь.

    _^_




    ДЕД  ПЕТЯ

    Я хотел бы жить на улице Севастопольской,
    На углу чтоб Московской, во дворике за воротами.
    Чтобы сыпался снег, и капли по крыше топали,
    И поблизости был магазин с кефиром и шпротами.

    И летел с маслобойки чтоб запах тёплыми волнами,
    И кусты цвели за окном, и порог засыпало вишнями.
    И чтоб знали меня, и когда я умру, чтоб помнили.
    И чтоб песни сложили.
    Последнее, впрочем, лишнее.

    _^_




    * * *

    Мы нарубим крестов, для костров мы насушим поленьев,
    Время капает быстро, и нам ли к тому привыкать.
    Наши дети повыросли, что им до наших каменьев,
    Детям наше не надобно, детям своё собирать.

    Мы зароем друг друга в тяжелую мокрую глину,
    А кого-то сожжём и развеем золу по полям,
    И закат над рекою горячую красную спину
    Будет пялить не нам, а каким-то чужим журавлям.

    И оставим мы мелочи - дом да ларец безделушек,
    Да альбом фотографий, да ворох примет, да слова.
    И весёлые дети, набрав по карманам игрушек,
    Соберутся глядеть, как из нас прорастает трава.

    _^_




    * * *

    Когда я в детстве топал на рыбалку,
    Я лески шмат привязывал на палку,
    Я гайку на грузило добавлял.
    Давал мне дед макухи на приманку.
    Но что приманка?
    В сущности - обманка.
    Я честен был, макуху я съедал.

    Вся наша жизнь - макуха.
    Силой духа
    Себя распнешь от уха и до уха,
    Но лишь улучшишь качество жмыха.
    А масло в желобочек утекает,
    И сердце постепенно засыхает.
    Совсем.
    До состояния "труха".

    Труха суха.
    Лишь зрение, как прежде,
    Фиксирует весенние одежды,
    И даже где-то музыка звучит.
    Беременных детей сменяют внуки,
    Деревья тянут вверх сухие руки,
    И только сердце больше не стучит.

    _^_




    * * *

    Женщины, в массе своей, не удивляют, увы.
    Когда это поймёшь, то любой поворот головы
    В сторону чью-нибудь кажется лишним, по стуку ложки
    О кофейную чашечку, а то по шлёпанью тусклых фраз
    Воображаешь глаза и, вглядевшись, по блеску глаз
    Видишь, давно ли гуляла её мохнатая кошка.

    А женщина курит, и сигарета её дымит,
    Если подсядешь к ней с коньяком, то окажется, что скрипит
    Где-то внутри у неё давно не смазанная пружина.
    Смазка высохла, и потерян крепёжный болт,
    Внутри паутина, короче, сплошной дефолт.
    В тлене и темноте золотая её машина.

    С мужчинами, впрочем, такая же песня - кофе, коньяк,
    Мол, жёны маловнимательны, начальник вовсе дурак,
    Сбежать бы куда-нибудь, да, знаете, дети, да телевизор.
    Девчонки, правда, (гляди-ка!), скачут козой,
    Но что-то последнее время с предстательной железой,
    Особенно когда наклоняешься, сзади, снизу.

    Золотая жизнь распадается на деньги, пепел и дым.
    Кто-то лысый, кто-то седой (ну, предпочтительней быть седым).
    Мы красимся, пьём коньяк, читаем журналы.
    Эх, знать бы раньше, чем закончится наш полёт,
    Мы бы тогда еще спрыгнули, мы б покинули самолёт.
    Если б мы знали.
    Если б мы только знали.

    _^_




    РАВНОВЕСИЕ

    И было нас четверо магов, и были мы разными.
    И первый был демоном, умником и чернокнижником,
    Ночным существом и любителем кофе и чтения.

    Вторая была удивительной доброй волшебницей,
    Она усмиряла вулканы, взорваться готовые,
    Грозу отводила, любила детей и беременных.

    И ведьмочка с нами была, вся блестевшая золотом,
    Глазами блестевшая также, ногтями и прочими
    Местами блестящими, ведьмочка, в общем, как ведьмочка.

    Не стану выстраивать нас по ранжирам и званиям,
    Скажу лишь, что я был шаманом, и были мы молоды
    Настолько, насколько хватало у каждого пороху.

    И поверху что-то летало над нами невнятное -
    То скалилось солнце, то звёзды дурное пророчили,
    То глухо стонала земля, то шуршали знамения.

    Мы видели каждый своё и по своему слышали,
    И мир мы тянули в четыре различные стороны,
    И мир распрямлялся, хотя иногда и топорщился.

    И всё ж мы не вместе. Мы рядом, но каждый по-своему
    Ровняет действительность: правит и гладит, и штопает.
    Мы порознь, поэтому мир до сих пор не разрушился.

    Такая у мага судьба.
    Одиночество.

    _^_



© Аркадий Суров, 2005-2024.
© Сетевая Словесность, 2005-2024.




Словесность