Потому что утрачен навык
по срыванию спелых яблок,
от которых все едет набок
в голове, и плывут нули.
Как Маяк ломаю руки.
Ах разбитого сердца муки!
(написать об этом в Фейсбуке),
ай-люли, ай-люли-люли.
Всё мы знаем про эти раны.
В этом мы уже ветераны.
(И весной нам срывает краны.)
Заживают так - без врача.
Что оставят на сердце? лягут
как бы брызги от сока ягод,
затаясь в самый темный закут,
лесной клюквой слегка горча.
По щекам протекают капли.
Наступая всю жизнь на грабли,
я любил только Киру Найтли,
да и то, всерьез - никогда.
Дождь апрельский кропит поребрик.
Тает в сердце прекрасный облик.
Только запах, твой запах яблок!
это вот - это вот куда?
Все, что в жизни меня кружило -
никогда ничего не зажило.
Навсегда растеклось по жилам,
проросло из всех моих глин.
И в крови моей - запах яблок.
И кровит из всех моих ямок
горьким соком дремучих ягод -
а она говорит но мне уже 25 почти
а тебе? ну и мне там тоже чуть-чуть всего
давай говорю скажи ей уже сочти
сколько там между вами лет и еще всего
и еще как бы целой жизни прокапавшей ни за что
в решето в ничто в не знаю куда-то там
уж такая пропасть что не зашто-
пать ни поцелуем ни танцем ни шманцем ни та-та-там
только и остается вперяться в стрелки (нет не придет)
о пропасти мои ямы огни в душе
с позавчера до завтра вся жизнь пройдет
два дня не видались вечность вот и уже
а та того любила столько лет
а тот в итоге в общем спит одна
и вот еще один а вот могли же
а годиков всем до фига давно
а Б. сбежал а В. сиди с дитем
а Г. все с Д. хотя давно б убил
а Р. на те же грабли в третий брак
а К. все ждет там на коне кого-то
а часики у ней-то тикают
а кто еще остался на трубе?
а это тут у вас вообще про что?
а это азбука у нас такая
от А до ЁКЛМН
а мы тут вообще-то для любви
а вы? а как у вас?
а мы вот так вот тонко сшиты криво
и сорок лет валяем дурака
и все вот вкривь и в кровь и сквозь жизнь тащим
мильон корявых недолюбышей
или вот взять хотя б меня с тобой
Необязательная речь внутри
под броуновский гам на тротуарах,
пока стоишь и куришь у метро -
после с работы некуда спешить.
Прошелся б, да погода не сложилась.
И жизнь, конечно, тоже.
Что сказать
в итоге? То, что выдранные части,
как видишь, зарастают - как пустырь
травой: людьми, зонтами, небом...
Какой-то, безусловно, тоже жизнью -
лишь не про нас; но травы все похожи.
Беспамятным дождем умыт асфальт,
другая жизнь бубнит на перекрестке,
взойдя на всех углах, как тот ковыль,
шуршащий сквозь меня с тобой и вместо
а Б.? а В.? а та? а тот? а эта?
а я? а ты? а мы с тобой? а все?
Общественность кончает от ярости. Смакует куцые
новости: в либеральной школе жиды ебутся с младенцами.
В эпоху сексуальной контрреволюции,
в возрасте приближающейся импотенции
влюбляться скучно и гадко. Стоит ли? стоит ли? -
все прохожие крали кажутся уже лолитами.
Рядом с ними мерещатся похотливые учителя истории
и озверевшие праведники с бейсбольными битами.
Такие дни, что выходишь, с утра поддав, но
что-то не греет коньяк, а любовь - подавно;
некуда двинуть кости, и зонт сломал.
И архангел в тучах уже расчехляет трубы
и задувает предвечный блюз шуба-дуба,
как бы сигналя в вышних: конец словам.
Начинают джем - но не по наши уши.
Ползи кое-как, выбирая полоски суши,
покуда, скрипя, взрывает танцпол вокруг
застывшее буги лип над пустым бульваром -
в котором, тоже, как ни тянитесь, не встать по парам,
но и не убрать, конечно, корявых рук.
И можно уже расслышать во время пауз,
как, просыпаясь, ерзает верхний ярус -
где бэушные души, утратив тела, а все ж
застревают в ветках, сгущаясь за мокрым блеском,
и как знаменитые губы, которыми больше не с кем,
продолжают бесформенный лепет с затертым текстом -
но и так поймешь.
И моя-то сносилась тоже - дырявой шубой;
так и дам в ней дуба - выводят синкопы зубы,
что осталось жару, до холодов дожгу;
и пока святые идут там куда-то маршем,
полетит она - к прочим пропащим нашим;
пусть рукавами пустыми потешно машут
и кружат так низко, что точно ясно: к дождю.
И хотя с паршивой не срезать полезной шерсти,
ты ее приспособь, например, в огород на жерди,
сунь погремушку из ржавой жести,
может быть так сгодится в твоем саду -
чтоб отгонять ворон от твоих черешней,
чтоб разгонять тоску о любви вчерашней
и дребезжать в окошке в ночи кромешной
для тебя: шуба-дуба-ду, шуба-дуба-ду.
Когда я был умен и мал,
то все понимал:
мол,
жизнь - она про любовь и про рок-н-ролл.
Плюс, про шелест октября.
И ветер по бульвару мёл,
и я не знал, что я не зря.
Или, что зря.
А вот теперь я глуп и стар,
и ветер снова метет бульвар.
Но я с давних пор
не понимаю ничего в упор.
Один урок
из лет извлек:
жизнь - она про любовь и про панковский рок.
Плюс, про шелест октября.
А вот я - наверно, зря.
Или не зря?
я запускаю в проволочный космос
мой стертый грош, увенчанный гербом
(сами знаете кто)
а ты уж и не знаешь, как это:
какой там грош куда летел зачем
а к трубке все равно не подходила
на улице была всегда зима
мороз и ночь и в гости не к кому
а двушки не осталось позвонить
у фонаря под снегом целовались
да обжимались по параднякам
cмешные времена...
Вот например,
однажды мы с любимой разминулись
в общаге Консы перед Новым Годом
и потерялись аж до января.
Чтоб в январе уж разойтись с концами.
А был бы вот мобильный, и глядишь...
Ха-ха, конечно. Все бы спас мобильный.
Пора бы уж страницу пролистнуть,
да строчка прицепилась. Вот лопочут
умильно Бродского курсистки наши
(из раннего, конечно - попопсовей),
а ведь без примечаний не поймут
простейшую деталь.
Как далеко
умчалась память вслед за тем грошом!
уже в глазах чернеет от сугробов
у телефонной будки, и в мозгу
ползут как сноски в скучном фолианте
гудки, гудки...
Но вам едва ль
все это интересно.
Уж едва ль вам
случалось теребить щербатый диск
на старом пустыре. И то: довольно
есть геморроев и других у нас,
как Лермонтов однажды подытожил.
Эпоха оборвала провода.
Какой щербатый диск? какая будка?
Уже мы сразу шпарим в пустоту
проклятья и признанья без ответа.
Какой мороз сегодня на дворе!
Иду домой один и щеки сводит.
Набрать что ли тебе, пока не спишь?
да помню, помню: инцидент исперчен.
Уже мы выползли из пустырей
и доросли до подлинной пустыни
уже над нами настоящий космос
глядит на снег своей раскрытой пастью
и пустоту колышет сквозь мороз
как будто еле слышный слабый дребезг -
собравший в тех немыслимых просторах
все наши провалившиеся двушки
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
