Большого вина ядовитая мгла
И женского мяса отрава...
Меня от соблазнов уберегла
Моя непечатная слава.
Как кости собака, я рифмы глодал
Искусства на свалках помойных.
Меня обошел этот желтый металл,
Оставив в числе недостойных!
Тот голод запал угловатостью скул -
Ты сытости яму не вырой...
Но ребра под кожей сам Бог натянул
Земле неизвестною лирой.
Да, я проносил свое тело легко,
На задних не прыгая лапах.
Нужда вынуждала глядеть далеко
И чтить только собственный запах.
Священная пища - лишь хлеб и вода,
Диета высокого духа...
Меня миновала иная еда,
К другому ушла - потаскуха.
Красивей скелета найти вам навряд.
Пустое!.. Еще приукрасим...
"Ты очень талантлив", - друзья говорят.
Враги говорят: "Он опасен"...
Я страха не знаю: чего мне терять?
Со всеми всегда одинаков...
Когда не боишься - попробуй, погладь
И волка прими за собаку.
В ответную ласку вложу не клыки -
Вложу эти острые строфы...
Никто не увидит пронзенной руки,
Моей молчаливой Голгофы...
Никто не вернется обратно домой,
Взглянувши в глаза неземные...
...............................................
Я путь продолжаю, великий немой,
Под стать безъязыкой России.
Я - русский человек, и я люблю Россию.
Земля моих отцов, ты кровью мне родна:
От кочевой орды свирепого Батыя
Судьба у нас одна и страсть у нас одна.
Мой говор, мой народ, покуда сердце бьется.
Я в памяти своей навеки сберегу -
Медовый запах трав, журавль у колодца
И брызги огоньков на дальнем берегу.
Во всем ты мне мила: в распутице весенней
И поздней осенью в истоме золотой.
Люблю твоей пурги пронзительное пенье
И летний ветерок - горячий и сухой.
Готов нестись вослед за стаей лебединой
По синему ковру полуденных небес,
И пусть шумит внизу овеянный былиной
Зеленый богатырь - дремучий хмурый лес.
Что б ни было вокруг, пока я сердцем знаю,
Что Родина со мной, - я смерти не страшусь!
Не от тебя ли, Русь, печаль моя степная?
И не моя ль печаль тебя тревожит, Русь?
Когда уйду с земли, то вы, друзья живые,
Пишите на холме, где кости я сложил:
"Здесь человек зарыт, он так любил Россию,
Как, может быть, никто на свете не любил".
Ты огромная, Родина, - громче набата!
Уже бедер цыганки и шире тоски...
Как подросток, стройна, как старуха, горбата,
И по-женски хитра, и мудра по-мужски.
Ты огромная, Родина, - больше Европы!
И сильнее Америки в тысячу раз!..
Но погибнешь навек от святого потопа
Слез твоих сыновей, всех замученных нас.
Ты огромная, Родина, и плодороден,
И бесплоден пред Богом твой проклятый край!
Ты огромная, Родина, - вроде уродин
Балаганных... Живи и скорей умирай!
Проклинаю тебя поцелуем сыновним:
О, блудница! Зачем ты меня родила?!
Это чрево... Чье семя разбавит вино в нем?
Охладел?! В том себя не считаю виновным,
Ибо мать-потаскушка уж слишком тепла!..
Вот, смотри, ухожу! Даже взгляда не кину.
Коль одежда твоя - убегу нагишом!
Что же медлишь ты, шлюха?! Ударь меня в спину!
Сутенера, нарочно забытым ножом...
Я рассыплю стихи по тебе хрусталями
Ледяными и полными солнечных сил.
Окунусь с головой в песен синее пламя.
Я, влюбленный, одену тебя соболями,
Соболями, какие и сам не носил.
И за это ты мне не заплатишь рублями,
Не заплатишь деньгами за огненный пыл.
За все ливни мои над твоими полями
Ты воспримешь меня, мы сольемся телами,
Чтобы, сытый тобой, о тебе я забыл.
Кот смотрел на меня, как Жорж Санд на Шопена,
В два зеленые ока - крыжовника два,
И, кусок за куском, всю скормил постепенно
Я ему колбасу, сам отведав едва.
И, последнюю крошку дожрав, облизнувшись,
Он ушел... Ну, хотя б промурлыкал "мерси".
Только хвост я его увидал, улыбнувшись,
Все поняв, все простив на Советской Руси.
Мех на ваших плечах, дорогая, немыми устами
Прикоснусь я к нему - на губах, словно дым, завиток...
Вы не смеете знать, как пластали овцу в Казахстане,
Из утробы ее вырезая предмет этих строк.
Нет! Не ждите дешевки! Описывать в красках не буду
Убиение агнца, еще не рожденного в мир...
Распинали Христа, и сейчас кто из нас не Иуда,
Из предателей жизни - служителей скрипок и лир?!
Слишком груб для утонченной моды обычный каракуль,
И додумались люди прохладным умом палача,
Чтоб приехать вам в оперу было бы в чем на спектакль,
С материнского плода сдирается ка-ра-куль-ча!
Трижды прокляты будьте! Священно тут матерно слово!
Ах, его не пропустит цензура, печатная блядь!..
"Убивают на бойне животных, и что тут такого?"
По какому же праву фашистов тогда оскорблять?!
Из младенческой кожи не нравятся нам абажуры!
"Эти зверства неслыханны!" О, запахните манто!
Я вспорю тебе брюхо, бесстыжая, жадная дура!
И пускай убивают меня, как овцу, ни за что!
Как поэта Васильева в тридцать-ежовом убили...
Чью же шкуру украсил тот сорванный с гения скальп?
...Я стихов не пишу. Я заведую лавкой утиля...
Вся земля прогнила: от глубин преисподней до Альп!
Не хочу вспоминать искупительных возгласов Бога,
Как каракуль, распятого на крестовине креста...
Я - убогий писака, простите меня, ради Бога,
И последним лобзаньем мои помяните уста.
Ничего не узнаю: и кто ты? и где ты?
Почему мне не пишешь - понять не могу...
О, спасибо за все! За счастливое лето,
За сады под дождем; за следы на снегу...
За московскую оттепель зимней порою,
За весенний приход, за осенний отъезд...
И за то, что нас было не двое, а трое...
И за этот, нам свыше ниспосланный КРЕСТ.
О, любимая! Будем судьбе благодарны,
Что увиделись в мире, при свете свечей...
Ведь Вселенная - Церковь. А запах угарный
Мы вдыхали от адских, закрытых печей.
Несмотря на разлуку, тебя умоляю
Не забыть никогда пробужденья вдвоем
За оградой навеки запретного Рая,
Где отныне себя за людей выдаем.
Несмотря ни на что, мы останемся в ранге
Первозданных Существ, не вкусивших греха.
И пылающий меч свой опустит Архангел,
И, как брачная ночь, будет вечность тиха.
В девственном холоде рук твоих утренних,
В пальцев движении вслед за расческой,
(Жестом ленивым) вакханки беспутнее -
Ты представляешь Венеру Милосскую.
Ты отражаешься в зеркале глаз моих
Так, как щитом меч врага отражается.
Неощущаемо голос твой пасмурен,
Но и по голосу слышно красавицу.
Встала, и локти заломлены за спину.
Мрамор, невидимой цепью отколотый.
Губы твои зацелованы, заспаны,
За промелькнувшею вечностью молоды.
Ночью! - Пытался сказать и обмолвился.
Брови чуть сдвинуты. Веки опущены...
Моешься - не на себя ли ты молишься -
Ты, Божество, и на то власть имущая?!
Скоро умру... Не ко двору
Веку пришелся.
Жить на юру... Святость в миру.
Жребий тяжел сей!..
Что же грехи? Были тихи
Речи и встречи...
Били стихи... Ветер стихий!
Ангел предтеча...
Как тебя звать? И отпевать
Ночь приглашаю.
Не на кровать, в зеркала гладь!
Только душа я!
Опыт полезен. Случай небесен...
Все на колени!
Детство - болезнь. Взрослость - болезнь.
Смерть - исцеленье.
1976
* * *
Никто не ждет меня нигде:
Ни в черном небе, ни в воде,
А на земле уж и подавно...
И только эта тишина
Со мной в постели, как жена,
Как я в себе самодержавно.
Не смеет даже и слеза
Ко мне явиться на глаза...
Все сухо! Воспаленно сухо!
И что ни пробовал я пить,
Ничто не может утолить
Неутолимой жажды духа.
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]