Глазеют сиротливые дворы
сквозь ветхие растерянные кроны,
как ордами гигантской мошкары
над парком разоряются вороны
и пачкают собой верхушки древ,
как лбы страдальцев - древняя проказа.
В безличном, безразличном декабре
останется набег их безнаказан...
Идут кругами, режут на пласты
худое, обескровленное небо,
заката бледный узкий след простыл,
луна, как бесполезное плацебо,
не может хвори туч перебороть
и застревает в их опухших горлах,
вороньей стаи аспидная плоть
перекрывает свет пределов горних.
Подмога распоясавшейся тьме,
беззвёздной ночи иго неизбывно,
слабеющему ветру не суметь
в неё вонзить затупленные бивни.
Но стая, будто кто-то поманил,
взлетает фейерверками чернил,
и льется жгучей кислотой азотной
на немоту щетинистой стерни,
и протекает в дыры горизонта.
Ночь проходит в чёрном птичьем платье,
отражаясь в пропастях витрин
перистой колеблющейся статью,
и перебирает фонари
трепетными кончиками крыльев,
ощущая в небе фиолет,
затмевая кружевной мантильей
лунно-млечный венчиковый свет.
Мреет, расплывается, двоится,
словно смутной памяти кристалл,
постепенно проявляя лица
в тёмных водах мертвенных зеркал.
Облики летят по зыбкой ленте
голубых зазывных огоньков
и опалесцируют в абсенте
воздуха, как стайка мотыльков.
Дым метался над черной квадратной трубой,
может, просто хотел, чтоб обратно впустили?
Через тучи просвечивал диск голубой
и рассматривал город глазами пустыми.
У моста на реке застывала вода,
пряча листья с дерев под пластами металла,
было позднею осенью всё, как всегда:
в темном мире тепла и любви не хватало...
Туман висел меж синих фонарей,
как без ночлега мающийся призрак,
высокой башни меркнущая призма
поблёскивала в первом серебре,
рассыпанном стараниями звёзд
от неба до реки как первый признак
прибытия несметных зимних средств
для усмиренья осени капризной.
На чёрном небе белый снежный воз
клубился, изменяясь в очертаньях,
и, к горизонту прислоняясь, рос,
река глотала жадною гортанью
все отсветы, глядела с укоризной
на скудость их, опять гналась за данью.
А в башне золотой огонь горел,
в ней осень горевала, что пришлось
оставить этот мир, стремилась вниз, но
там тьма и блеск то разбегались врозь,
то вновь сходились над холодной гранью
воды в сиянье синих фонарей...
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
