Я пишу тебе вспоминая вечно летящего
Воробья над крышей, всё заросло травой
Я пишу из убывающего, ненастоящего
В воплотившийся наново город твой
Десять лет тебя не было, и, в тебе усомнившийся
Пятилетний внук на детском своём листке
Имя твоё рисует, к тебе склонившийся
Рукав свитерка его перемазан в желтке
Помогал ли строить его, вызвал из тьмы в окольную?
По ночам вагоны ли света сам разгружал?
Только город твой - здесь, живой ты и смотришь в сторону
Там где в спальном районе темнеет пустой вокзал
Ты зайдёшь в пустой магазин и сам расплатишься
Сам пробьёшь себе чек и положишь пива в пакет
А потом, в квартире, за книгой, попьёшь и расслабишься
Я не знаю, хотел бы ты, но нас здесь нет
Нет ни нас, и прости, что так получается
Я умом понимаю, что и ты же ведь чей-то сын
Никого больше в городе нет, ночь не кончается
Но, возможно, ты так и хотел бы - побыть один?
Эти глыбы домов, мосты, нежилые здания
Эти тысячи тонн брошенные в пустоту
Это ты для себя живого или мне в назидание?
Сейчас допишу и в сад за сыном пойду
Воздух будет морозным, и у людей при дыхании -
У любого прохожего - пар серебристый летит
Я прощаюсь с тобой, проживём и без свидания
Солнце завтра взойдёт и наши места осветит
У продавщицы Тамары
В последний месяц было пять мужчин.
Один был не молодой, не старый,
Врач-логопед, грузин.
Она продала ему пачку "Данхилл",
Они договорились погулять.
Она сказала ему: "Мой ангел",
Ложась на кровать.
И вот теперь, когда она одна,
В её комнате белоснежная тишина.
Она лежит на кровати, и её живот
Белый, как молоко, сладкий, как мёд.
Другой ухаживал за ней три дня,
Студент, жил с мамой, дарил цветы.
Требовал: "Будешь любить только меня",
В минуты страсти переходил на "ты".
Тамара, раскинув руки, лежит одна,
В комнате белоснежная тишина,
Белая тишина, и её живот,
Как молоко, как мёд.
С третьим познакомились в кафе "Интрига".
Угостил вином, улыбался, шутил.
Командированный, с акцентом, из Риги,
Утром вежливо утюг спросил.
Гладил брюки и насвистывал незнакомое...
Тамара все выходные проводит дома,
Ложится и не встаёт, одна.
Над головой склоняется тишина,
Нежными пальцами гладит её живот,
Как молоко, цветущий во тьме, как мёд.
Она в молодости работала в цирке.
Глотала шпаги. Профессия от мамы.
Цирк распался. Занималась стиркой.
Разносила письма и телеграммы.
Четвёртый приехал в Москву за ней.
Любит со школы, звал обратно.
"Прошлое для меня - это мир теней",
Так и сказала: "Мир теней", целовать не надо.
В её комнате белоснежная тишина,
Тамара лежит одна.
Ангелы глядят на её живот,
Пьют его, словно мёд.
И что-то острое рядом с ним представить нельзя,
Даже представить нельзя.
Тамара, зачем ты пошла туда, куда пошла?
Зачем ты стояла долго, не шевелясь?
О чем просила, смеялась твоя душа,
Смеялась, как девочка, чего же ты дождалась?
Пятый был скучен, невыразимо сер.
Она не узнала ни имени, ни кто такой.
Чем он прельстил тебя, был ли он не как все?
В воздухе сером он рисовал рукой.
А острое рядом даже представить нельзя...
Куда ты летела, куда выгибалась ты,
Когда на полу, в чём-то чёрном и липком скользя,
Шептала беззвучно и улыбалась ты?
В комнате Тамары белоснежная тишина.
Тамара одна, а вроде бы не одна.
В комнате образ, зияя, стоит святой,
Воздух и свет в победе над пустотой.
Слёзы и счастье, радость моя душа,
Тихо на свет, медленно, не дыша.
Светом увенчанный белый её живот,
Как молоко, белый, сладкий, как мёд...
Приятно упасть
В обшитый бархатом,
Сухой, хорошо вентилируемый колодец,
Лежать, как человеческая монета,
На самом дне:
Памяти нет,
Нет сожаления,
Есть окошко света
И все дорогое в нем.
Звякнут звенья цепи,
И где-то под облаками
Мелькнет рисунок бабушкиного лица.
Все ниже и ниже,
Прохладней и прохладней,
Вода принимает форму ведра,
Форму чайника,
Облака,
Леса.
Бабушка принимает
Форму облака,
Форму леса.
Стоим, не плачем.
Стены бархата,
Бархатные ступени,
Дорогие братья и сестры
Смыкаются,
Образуя
Биржа акций pre-IPO - платформа Зорко вся информация на otzyvru.com.
www.otzyvru.com
НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
