 |
|
ЗВЕЗДА
- Нормальную только ёлку, - Глава Администрации наморщил лоб и жалостно взглянул поверх очков. - Ты русский язык понимаешь? Нормальную.
Рогуля кивал:
- Солидная будет.
Глава, продолжая хмуриться, уставился в окно. Заметало. Площадь, всегда малолюдная, нынче вымерла полностью. Метель оглаживала нагретое здание, примериваясь к рамам.
- Как в Москве, - строил планы Рогуля, постепенно увлекаясь.
- Как же надоело, - подхватил Глава. - В прошлом году обещал то же самое. До сих пор везешь. Не надо, как в Москве. Сделай, как в областном центре. Мы - областной центр, ты в курсе? Вот и сделай. Метров пять.
- Да что такое пять? - пренебрежительно отмахнулся Рогуля. - Сделаем, Игнат Никитич, все десять. Только дайте мне "Урал".
Глава Администрации бесстрастно смотрел в пустоту.
- Какой тебе "Урал"? - Тон был такой, будто Рогуля жег спички на бензоколонке.
- Да лесовоз.
- Бери, - безнадежно отозвался Игнат Никитич. - Авось, хоть трупов не будет.
- Он поморозился, - развел руками Рогуля и стал похож на медведя, двумя ударами вытесанного из колоды. - Он же узбек был. И не было бы трупа. Скорой нет, больница без света. Не заботьтесь, Игнат Никитич. Я только наших возьму. Кунцева возьму, Савву моего. Клейнмихеля возьму.
Глава сдвинул брови.
- Это который Клейнмихель?
- С железной дороги.
- Делай, что хочешь, - Игнат Никитич утратил интерес. - Бери кого хочешь, "Урал" забирай, только привези нормальную. Раз в жизни. Прошлый год упала.
- Ее ветром повалило. Отличная была ель.
Глава Администрации взглянул с мукой.
- Сельсовет он и есть сельсовет, - пробормотал он.
- Что, Игнат Никитич?
- Зря я тебя со скотного двора взял, вот что. Шевелись - вон как сыплет.
- Вечер скоро, да, - серьезно кивнул Рогуля и вышел.
Через час он уже ехал. За рулем сидел лесник Кунцев, злой и дерганый мужичонка; из носа у него безудержно текло, и он поминутно, с проклятьями, утирался рукавом. Лесовоз ревел. Рогуля прикладывался из фляжки, безучастный к голодным взглядам юного Саввы - племянника своего, нескладного верзилы с лапами столь огромными и красными, что все косились. Низенький, плотный Клейнмихель стрелял булавочными глазками поверх толстого шарфа: у него была такая короткая шея, что тот неизбежно захватывал плохо выбритые, скрипучие щеки и широкий рот. Клейнмихель придерживал рукавицами карабин.
- Как для дела, так не допросишься "Урала", - цедил Кунцев.
Метель кружила, но не вовсю. Лесовоз сотрясался; его желтые фары горели двумя полярными солнцами.
- Один же "Урал" на всю область, - пробухтело под шарфом.
- Руки оторвать, - продолжал Кунцев. - Манипулятор сломали.
- И хер с ним, - чмокнул Рогуля, пряча флягу за пазуху. - На что он нам? Это же елка, а не бревно. Ветки поломаем.
- Далеко еще?
- Езжай давай. Уже близко.
- Вон же елок сколько, - Савва неопределенно мотнул балкой. - Бери любую.
- Я хорошую присмотрел, - проурчал Рогуля. Ему было тепло и уютно.
- С ружьем ходил? - осведомился Клейнмихель.
- Да, - Рогуля махнул рукой. - Лося брал.
Лесовоз подбросило. Савва ударился теменем в потолок.
- Когда в армию, Савва? - Клейнмихель поморщился и опустил шарф, сколько мог.
- Весной.
- Ты доживи до весны, - пробормотал Кунцев, отчаянно шмыгая носом. - Вон, занесло все. Провошкаемся тут! Как мы ее руками?
- Завалим, положим, - Рогуля был невозмутим. - Там метров шесть.
- Трал нужен, - лесник не смотрел на него, когда говорил. Слова вылетали с ожесточением, рваными клочьями, подобно облачкам сердитого пара. - Кран тоже хорошо. Чтоб вылет стрелы был большой, стропы мягкие.
- Где я тебе возьму трал? И кран? Тросы есть, не гавкай. Что такой нервный?
- Прицеп, - подсказал Савва. - Дядь Сережа, дай глотнуть-то.
- Обойдешься. И так дебил.
- До темноты не успеем, - каркал Кунцев.
- Дядь Сережа! Вон же елки. Чем твоя лучше?
Рогуля кашлянул и уставился в лобовое стекло с видом умного зверя из детской сказки.
- Увидишь.
Кунцев яростно чертыхнулся и помотал головой.
- Ручей переедем - и метров двести, - Рогуля подмигнул Клейнмихелю. - Вот Петр Андреич меня знает. Он в курсе, что я зря не скажу.
- Сюрприз приготовил, - усмехнулся тот.
- А то как же. Обычная елка - она да, ее выходи на двор и вали. Нам надо площадь украсить.
- Говна-то, - сказал Кунцев.
Они ехали еще с четверть часа, пока Рогуля, уже какое-то время всматривавшийся через Клейнмихеля и Савву в боковое стекло, не приказал тормозить.
- Мотор заглушим - не заведемся потом, - предупредил Кунцев. - Холодина такая.
- Это же "Урал". Глуши давай. Нечего жечь.
- Хозяйственный, блядь. Эконом.
Лесовоз затих. Сразу стало тихо, очень тихо. Клейнмихель распахнул дверцу и спрыгнул в снег. Согнувшись пополам, за ним последовал Савва, потом Рогуля. Кунцев вылез отдельно. Грунтовку занесло по самое некуда. Лес чернел страшно, в нем была невозможна жизнь. Мороз уверенно поцеловал всех четверых и полез под тулупы в намерении пристудить и выломать все горячее.
- Пилу берите, - велел Рогуля, засовывая за пояс топор. - Аккуратно! Пила новенькая. Под расписку взял.
- Ты смотри, как раздухарились, - хмыкнул Кунцев.
Рогуля тяжело перескочил через канаву и провалился по бедра в снег. Обернувшись, он нетерпеливо махнул.
- Что, еще куда-то? - недоверчиво спросил Клейнмихель. - Сергей Васильевич! Ты что-то не то затеял.
- Полста шагов, - возразил тот.
- Да там по горло!
- Савка, давай сюда! Пойдешь первым, каланча. Ногами работай, разбрасывай и топчи.
Савка перепрыгнул легко и обошел Рогулю.
- Вперед, - указал дядя.
Клейнмихель и Кунцев кое-как переправились, стараясь попадать в след. Они были обременены бензопилой и карабином. У Саввы же за спиной был рюкзак с едой, питьем и аптекой. Высоко поднимая ноги, Савва начал шагать. Позади него оставались ямы-колодцы. Рогуля пер вторым, повертываясь на ходу и помогая руками. Толку было не очень много, и Кунцеву с Клейнмихелем все равно приходилось трудно.
- Васильич! Чума собачья, куда тебя волокет?
- Вон она, - Рогуля простер руку.
Савва остановился, и вскоре подтянулись остальные.
- Что в ней такого? - недоуменно спросил Клейнмихель.
- А ты присмотрись, - отозвался Рогуля не без некоторой спеси. - Сейчас, конечно, снежок. Но все равно видно. На маковку смотри.
Елка была не такая высокая, как он воображал - во всяком случае, говорил. В ней не было шести метров. Не набиралось и пяти; самое большее - четыре с довеском. Но Рогуля сказал правду, на верхушке что-то виднелось. Клейнмихель наморщил лоб, Кунцев прищурился. Савва сбил шапку на затылок.
- Шишка, - неуверенно пробормотал Клейнмихель. - Гроздь.
- Нет, - снисходительно молвил Рогуля. - Это звезда.
Факт, подкрепленный человеческим словом, стал неоспоримым.
- И что? - спросил Кунцев после паузы. - Шишка такая, уродливая. Мало ли что бывает на свете.
- Мутация, - предположил Клейнмихель.
- Мы не на Брянщине, - усмехнулся Рогуля. - Откуда мутация-то?
- Ну и что же тогда?
- А сейчас положим и увидим.
Кунцев заклокотал горлом, харкнул.
- И ради нее мы поехали? За этой херней?
- Херня не херня, а второй такой нет. Даже в Москве. Вообще, открытие, придурок! Находка. Новый Год кончится - мы ученых пригласим.
- И давно ты ее приметил?
- Недели две. Говорю же - на лося пошел. Давай запускай, время не ждет.
Клейнмихель присел над бензопилой. Карабин съехал с плеча.
- Подержи, - попросил он Рогулю, и тот взял.
- Аккуратнее, - буркнул Кунцев. - Регулятор воздушной заслонки вытащи, холодно. И дергай почаще.
Савва прыгал, хлопая по себе рукавицами.
- Савва, утаптывай площадку. Петр Сергеич, неси к нему.
Лес раскололо машинное карканье, подхваченное вороньим. Взвился дымок. Не прекращая пляса, уминавшего снег, Савва приблизился к дереву и с силой трижды толкнул, потом добавил валенком. Снег осыпался, однако звезда осталась запорошенной.
Рогуля достал флягу.
- На, заслужил.
Тот просиял.
- Отскочи! - велел Кунцев.
Савва посторонился. Лесник ступал тяжело и на ходу примеривался. Пила заворчала, впившись в дерево. Пахнуло смолой. Рогуля с карабином в руке зашел сбоку и стал смотреть, как летят опилки.
- Цепь подтяни, - сказал Клейнмихель.
- Под руку не говори.
Вскоре Кунцев скомандовал:
- Отходим!
Он прикинул и подозвал Савву.
- Вот оттуда толкай. Помочь?
- Да не надо, - осклабился тот.
Савва налег плечом.
- Сука, куда! Ослеп?
Рогуля уронил карабин и метнулся прочь.
Он едва успел. Ель дрогнула, и Савва, уже никого не слыша, поднажал всерьез, так что она упала мягко, а подруги ее словно на миг расступились. Савва удовлетворенно вытер сопли, не видя за собой большого греха. Дядя остался цел.
Клейнмихель кое-как поковылял вдоль ствола. Нагнувшись, он вытянул карабин. Рогуля бросил его неудачно: под снегом скрывалось бревно, и ель повалилась крест-накрест, так что карабин угодил между молотом и наковальней. Что-то в нем сбилось. На глаз это было почти не заметно, однако Клейнмихель безошибочно поставил диагноз.
- Вот же ты стерва, - сказал он с некоторым удивлением.
Могло показаться, что речь о карабине, но Савва хорошо разбирался в интонациях.
- Что я-то? - проскулил он. - Толкнул, куда велели!
- Стерва, - повторил Клейнмихель и пошел к Рогуле.
Тот выставил руки и попятился.
- Но!
Клейнмихель остановился, сверля его слепым взором. Потом повернулся и зашагал обратно, на ходу вынимая охотничий нож. Возле верхушки он сел на корточки, сбил снег с коротких колючих ветвей. Звезда была перед ним. Зеленые лапки как будто ей поклонялись, воздетые в тупом благоговении. Клейнмихель снял рукавицы и погладил звезду.
- Что ты там делаешь? Не балуй!
Клейнмихель махнул ножом и отсек звезду. Из ствола потекла темно-красная кровь. Она лилась аккуратной струйкой, оставляя в снегу не пятно - ход, глубокий и узкий.
- Вот такая тебе Москва, - пробормотал Клейнмихель.
Лицо Рогули, и без того напоминавшее кирпич, уподобилось ему совершенно. Он пригнул голову, намереваясь броситься на Клейнмихеля, но Кунцев заступил ему путь.
- Остынь, Васильич. Беда будет.
Рогуля какое-то время стоял и не предпринимал ничего. Потом махнул рукой.
- Думаешь, ты меня наказал? - спросил он с горечью. - Нет, Петр Андреич. Ты всю область наказал. За свой карабин сраный.
- Да брось, - возразил Кунцев. - Елка знатная.
Савва все утрамбовывал снег - больше от холода, охлопывая себя по бокам и груди.
- Племянник твой вон замерз, - кивнул Кунцев. - Давай костерок построим, закусим. Еще тащить эту блядь, - он вдруг ожесточенно пнул поваленный ствол.
Рогуля глянул в небо. Начинало смеркаться. Клейнмихель рассматривал свой карабин. Он был отходчив, уже раскаялся и в оправдание старательно подчеркивал скорбь, намекая на новые и новые потери, якобы ему открывавшиеся.
- Где звезда? - осведомился Рогуля.
Клейнмихель дернул головой. Ушанка мотнулась. Рогуля двинулся мимо него, и Клейнмихель не выдержал. Оставив карабин, безусловно пришедший в негодность, он устремился следом в тайной надежде, что ущерб, возможно, не столь велик.
Звезда тонула в снегу. Кровь перестала течь. Рогуля взял звезду и начал вертеть в озябших пальцах. Она была холодная, кожистая, вся в мелких морщинах.
- Ну, точно не шишка, - изрек наконец Рогуля. - Какое-то мясо. Или гриб какой. Шут его разберешь.
- Откуда кровь-то? - Клейнмихель осмелился подать голос.
Рогуля пожал плечами.
- Бои здесь шли, - пробормотал он неуверенно.
Подошли Кунцев и Савва. Лесник присмотрелся, плюнул.
- И вправду выросла. Я-то думал, пионеры какие навесили.
- Разве теперь пионеры? - Клейнмихель пренебрежительно скривился. - Политика, цирк. Галстук наденут и накачиваются всяким говном. Или колются.
- Кривая она какая-то, - заметил Савва.
- А ты что хотел? В природе по линейке не бывает.
Кунцев, потерявший к звезде интерес, складывал костер: сучья снизу, лапник сверху. Савва снял рюкзак, развязал. Кунцев чиркнул спичкой.
- Вот, зажигалку возьми, - сунулся Клейнмихель.
- Мне не нужно, - ответил тот с ровной житейской надменностью. И действительно: каким-то чудом спичку не задуло, и занялось сразу. Рогуля выставил руки. Со стороны казалось, что он не то заклинает огонь и дым, не то извлекает их из земных недр. Савва шатался вокруг.
- Дядь Сережа, холодно.
Рогуля негромко выругался, налил ему. Савва выпил единым глотком. Угостились и остальные.
- Закуси, молодой, - буркнул Кунцев.
Рогуля посмотрел на звезду.
- Вот ее пожарь, - посоветовал он. - Прутик выломай и наколи.
- Да там отрава наверняка, - нахмурился Клейнмихель.
- Ничего! Не помрет! Кто тебе карабин-то спортил? Пусть искупит.
Савва глупо ухмыльнулся и поискал глазами. Прут нашелся быстро.
- А как же открытие, дядь Сережа?
Тот со вкусом понюхал хлеб.
- Какое тебе открытие? Никитич голову снимет за эту звезду. Что срезали. Незачем ему показывать. Вообще помалкивай.
- Это верно, - кивнул Кунцев.
Савва проткнул звезду прутом. Пискнуло, но звук был мертвый, резиновый. Савва присел у костра и сунул ее в пламя.
- Выше держи, дурак! Угли будешь жрать.
- Это, дядь Сережа, закуска. А закусить-то и нечего.
- Сопьешься через год, - Рогуля нацедил полстакана. - Или через два. Потом не плачь.
Кунцев угрюмо смотрел, как жарится звезда. Местами она лопнула, и выступили желтые капли. Потянуло печеной рыбой.
- Коммуняки, - брякнул лесник ни с того, ни с сего. - Давай, Савва, жри вражье сердце.
- Не сердце, а печень надо, - назидательно поправил Клейнмихель.
- Так поищи, - предложил Кунцев. - Вон пила.
- Что тебе коммуняки-то сделали? - спросил Рогуля. - Плохо тебе с ними жилось?
- У меня дед был казак.
- И что с ним?
- У них спроси, - Кунцев выпил отдельно, ни с кем не чокаясь. Шмыгнул носом: с тепла тот снова потек.
Савва отвел звезду от огня, поднял и прищурился. Звезда дымилась. Она совсем съежилась и стала губчатой. Савва думал, что образуется корочка, но звезда пропеклась равномерно.
- Если и была отрава, вся вышла в пар, - авторитетно изрек Рогуля.
Савва вылил стакан в глотку и сунул звезду в рот. Широкая пасть куснула лишь раз и отхватила добрую половину. Морща лоб, Савва начал жевать. Это длилось недолго, так как в его лошадиных зубах звезда очень быстро рассыпалась. Савва порозовел, а Кунцев хмыкнул. Ему не понравился этот румянец. Он был не морозный, а словно угарный. Глаза у Саввы заблестели, и губы тоже - залоснились, подумал Клейнмихель.
Савва выпрямился во весь рост. Слишком плавно, как показалось всем - не шевельнув руками, с бесстрастным лицом. Он замер, глядя в лес и почти не мигая.
- Ты чего, Савва? - насторожился Рогуля.
Тот не ответил. Кунцев и Клейнмихель смотрели выжидающе. Рогуля подступил ближе, легонько пихнул Савву. Вокруг вдруг завыло: коротко, почти квакнуло.
- Увидел чего? - Рогуля огляделся, но Савва молчал. Теперь он слегка улыбался, самыми краешками вывернутых губ.
Вой повторился, уже протяжнее. И повалил снег - все сразу. Кунцев, сидевший на корточках у костра, вскочил.
- Волки, - сказал он.
- Здесь огонь, не посмеют, - хрипло успокоил Клейнмихель.
- Савва, что ты молчишь? - Рогуля толкнул от души, но Савва только качнулся.
- Костер прогорит сейчас, - Кунцев заозирался, встревоженный синью, которая с каждой секундой делалась гуще. - Бежать надо. Ну-ка, Петр Андреич, заведи пилу.
Пила не завелась. Клейнмихель дернул раз шесть.
- Карабин, - пробормотал он чуть слышно.
- Савва, да очнись же! - Теперь Рогуля тряс его, и Савва не подавал признаков жизни. Он улыбался и смотрел.
Кунцев выдернул из костра тлеющий сук. Вой умножился: их окружали. В чаще мелькнули желтые точки. Клейнмихель вскинул карабин и тут же опустил.
- Разорвет, - сказал он. - Как пить дать.
Лесник прикидывал в уме.
- Не добежим, нет.
- У меня нож, - напомнил Клейнмихель.
- Удачи, - отозвался Кунцев.
- Бегите, - негромко молвил Савва, медленно снял рукавицы и начал расстегивать тулуп.
- Слава Богу, - Рогуля облегченно вздохнул. - Теперь и вправду можно идти.
Но Савва покачал головой. Он всматривался в прежнюю точку. Рогуля проследил за его взглядом и моментально увидел волка. Тот стоял, погруженный в снег. Рогуля откуда-то знал, что лапы его чуть расставлены.
- Бегите, я задержу, - Савва стал стягивать свитер. Тулуп уже валялся в ногах.
- Васильич, быстрее! - позвал Кунцев. - Они повсюду!
В чаще зажигались огни - слева, справа. Волк, подобравшийся ближе прочих, коротко проблажил, не размыкая зубов. Кунцев ни разу такого не слышал, но мало ли, что бывает. Клейнмихель, уморительно короткий и толстый, выставил нож.
Савва сбросил рубашку и стоял голый по пояс. Рогуля попятился. Разведя локти, Савва взялся за грудь и рванул в стороны. Дохнуло жаром.
- Идите! - гаркнул он.
Забыв о волках, Клейнмихель и Кунцев смотрели, как Савва заводит правую руку внутрь и вынимает сердце. Оно горело ярче прожектора, ярче солнца. Савва поднял его над головой, и пятачок перенесся из ночи в день. Волк, уже устремившийся к Кунцеву, отшатнулся, присел, поднял лапу и зарычал, поднимая фиолетовую губу. Но от Саввы так сильно разило кровью, что он поневоле смолк и начал жадно принюхиваться. Савва повернулся вкруг оси. Сердечный луч осветил дорогу с еле видными следами. Кунцев опомнился первым и бросился бежать, не говоря ничего. Рогуля выдернул из-за ремня топор и стоял бестолково. Клейнмихель стал отступать вслед за Кунцевым - только задом, проваливаясь и держа перед собою нож. Кунцев двигался тяжелыми скачками. Тропа, расстилавшаяся перед ним, отсвечивала алым. На Рогулю прыгнул волк; тот вскрикнул, запустил в него топором, и Савва мгновенно поворотился. Волк, ослепленный, метнулся прочь; Рогуля же с глухим монотонным ревом поспешил за остальными.
Кунцев не соображал ничего. Над его головой гулял луч, туда и сюда; потом до него донесся яростный рык. Столб света дернулся в небо, и снежное просо заискрилось.
Клейнмихель и Рогуля вскоре настигли лесника. Показалась белая грунтовка и лесовоз на ней. Вновь резко стемнело, и Рогуля оглянулся. Луч стоял вертикально и шарил по небу. Из леса летели визги, мешавшиеся с урчанием. Луч повалился и через секунду погас.
Кунцев прыгнул в кабину. Клейнмихель и Рогуля втиснулись следом. Лесник дрожащими руками завел мотор, и лесовоз всхрапнул.
- Волки зарезали, волки. Понятно? - повторял Рогуля. - Будут спрашивать - волки задрали. Порвали на части, волки.
Он и дальше твердил это, когда лесовоз уже переваливался через ручей, и после тоже не успокоился.
декабрь 2012
© Алексей Смирнов, 2012-2023.
© Сетевая Словесность, публикация, 2013-2023.
НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" Михаил Бару: Концерт для двух гобоев с оркестром [На завтрашнее утро, друзья, назначена психическая атака нашего отдельного, орденов Мандельштама и Бердяева, батальона московской интеллигенции...] Эмилия Песочина: Звёзды, яблоки, дожди [Вот и нанизан рассыпанный бисер / Слов на непрочную ниточку строчки. / Все мы рифмованных криков лоббисты. / Лига дошедших до ручки, до точки.....] Анна Арканина: Мы – лишь звуки [Стихи тихи – их время поглощает. / Восходит пустоглазая луна. / Войну в меня старательно вмещают, / но вся не умещается она...] Андрей Бычков: Достопочтимый директор [Четыре профессора выстрелили из четырех пистолетов четырьмя пулями. Одна из них попала мне в голову, и я побежал...] Андрей Мансуров: Щенок акулы [Крохотные зубки не казались опасны – не больше, чем плоскогубцы: пока не сунешь пальчик и не сожмёшь, больно не будет!..] Сергей Пахомов: Ощущение пустоты [Прошу у жизни малость, став проще и мудрей: / Чтоб клёна ветвь касалась никчёмности моей, / Чтоб листья шелестели резные надо мной / В забытом богом...] Читайте также: Владимир Алейников: Посреди междувременья | Изяслав Винтерман: Стихи из книг | Андрей Галамага: Портрет отца | Александр Грановский: Импланты: и Сэнсей | Надежда Жандр: Время ждёт, играя тетивой | Владимир Мялин: На шпалерах осени | Елена Севрюгина: В поисках своего кита: О книге Нины Баландиной "Поплавки стихов" | Ольга Кравцова: "Не стенать на прощанье и влюбляться навек": о поэзии Александра Радашкевича | Андрей Мансуров: Начистоту – о рассказах А.И. Куприна | Алексей Миронов: Сомнительный автограф | Леонид Негматов: Улица Леннона | Айдар Сахибзадинов: Третья осень в Урюме | Георгий Чернобровкин: Качание эпох | Динислам Алтынгузин: Когда закончится поэзия | Сергей Арутюнов: Вот в этих самых днях
|