Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность



        *


        * В неразгаданных дебрях...
        * В оставленном замке сквозь камни окна...
        * Еще не совсем трамплин...
        * Когда я впервые проснусь не здесь...
        * Тот, кто беззвучно зазываем нами...
        * К очередной годовщине ВОВ и прочих войн
        * ЛЮБИМОМУ
        * МАЛЕНЬКАЯ НОВЕЛЛА
        * МОЕМУ ЦВЕТКУ
         
        * Молчание содержит все слова...
        * Мужчина - он, в отличие от женщины...
        * ОСКОЛКИ ОЖИДАНИЯ
        * Сколько звезд бы с небес ни катилось...
        * Из цикла "ЧУЖОМУ МУЖУ"
        * СЕЛЯВИ СЕЛА
        * Снег. Снисхождение. Нежный покров...
        * У тех неброских маленьких людей...
        * ГОЛОВОКРУЖЕНИЕ


          * * *


          В неразгаданных дебрях, в испуганных кронах,
          под покровом изодранных крыльев вороньих
          переливница-бабочка тьма
          затаилась от неба-бельма.
          Под еловые своды сжигающим летом
          можно скрыться от пыли, от едкого света,
          от грозы, от вражды и тюрьмы...
          Но куда мне укрыться от тьмы,
          если крылья ломает и птицам, и елям
          та же тьма, что по спрятанным тонким тоннелям
          понесла мою горькую кровь -
          наслажденье лесных комаров?
          Если столько прозрачных, несорванных ягод,
          и не знаю, какая наполнится ядом,
          если я поневоле сама -
          переливница-бабочка тьма?
          И меня это знанье уже не ужалит:
          человек не творит, человек подражает,
          грозным скульпторам - ветру с водой,
          милым бездарям - мху с лебедой.

          _^_




          * * *

          В оставленном замке сквозь камни окна -
          рябина-заморыш.
          Засохшая ветка - больная струна,
          другие - как плети.
          Непонятым хламом лежат времена,
          веков утомленных
          соцветья - бессилен коснуться их сна
          камланием ветер.

          Из древней колодки не вырвать корней,
          не вырасти флейтой.
          Соседи - фонарных столбов не родней,
          но также их кроны
          редеют, вплетаются листьями в вихрь,
          а сломанный тополь -
          как стражник, убитый для встречи двоих
          прекрасных влюбленных.

          Того, кто прокрался - чужой, молодой -
          напрасно искали.
          От факелов отблески жаркой водой
          по стенам плескались.
          Он в омуте платья ее утопал -
          ресницы смыкались.
          Их тайну состарили сфинксы забрал
          в застывшем оскале.

          Но это окно - чтоб волнистая прядь
          к ногам опускалась,
          глазами, веревкой, собой измерять,
          насколько бесстрашен,
          но эти ступени - чтоб тенью мелькнуть
          и слиться слезами,
          но лестница эта - единственный путь
          ведущий на башню!

          Из камня? из воздуха? из пустоты?
          Еще невесомей,
          чтоб каждая ночь изменяла черты?
          Из чьих-то бессонниц,
          где с пышных подушек сияет, маня,
          небес куртизанка?
          и замок был выстроен не для меня,
          и я не для замка -

          избравшая зеркалом замкнутый ров
          с нечистой водою,
          собравшая в гроздья продрогшую кровь
          погибших в сраженьях,
          как будто поток снизольется с высот
          и плавным движеньем
          с опавшей листвой до реки донесет
          мое отраженье.

          _^_




          * * *
              Нике Турбиной

          Еще не совсем трамплин,
          уже не совсем балкон.
          Свет, сошедшийся в клин
          на полуночный кон.
          Любовь не ведет к любви.
          Любая дорога - прочь.
          Отбросить себя - лови
          в пустые ладони, ночь!

          Ни слава, ни светлый принц,
          иное - вообще фигня.
          Как шприц только в вене - шприц,
          так я только в смерти - я.
          Боги с разных икон
          лепили из разных глин.
          Уже не совсем балкон,
          еще не совсем трамплин.

          Луна прожгла в облаках
          глазок - на балкон глазеть.
          А завтра - в чужих руках
          молчком - в скрижали газет
          впечатанной вдрызг - ой блин!
          Разбитый пустой флакон...
          Уже не совсем трамплин,
          еще не совсем балкон...

          _^_




          * * *

          Когда я впервые проснусь не здесь,
          и это впервые не будет сном, -
          в премудро сплетенном нигде гнездясь,
          заметив ничто и срастаясь с ним -
          и это впервые не будет грязь,
          но это впервые не будет нимб.

          А здесь про меня красиво наврут,
          как шла я по трупам любимых мужчин,
          и будет воспет мой нескорбный труд
          и смыслом поближе к людям смещен,
          но перечень избранных мной утрат
          мне станет приятен, забыт, смешон.

          За некую (ниточку?) вскользь держась,
          немыслимое не решаясь смыть,
          я встречу тебя и скажу: Ложись,
          нам больше не тело ни ждать, ни сметь.
          И это впервые не будет жизнь,
          но это впервые не будет смерть.

          _^_




          * * *

          Тот, кто беззвучно зазываем нами,
          в чужие двери ломится, непрошен.
          А сны - не больше, чем напоминанья
          о будущем, небудущем и прошлом.
          Я не умела обеспечить милость
          небес. Но мстила - и, как в тухлой драме,
          в горшке цветочном голова хранилась,
          переплетаясь с кактусом корнями.

          Но не тогда, не в давнем сне, в котором
          струился город золотистым блефом,
          кипело море. Подпирала горы
          стена полуоживших горельефов -
          то озарялись, то чернели входы
          в стене. Но я вошла, не выбирая.
          И выпал лес - костел сосновых сводов,
          обрыв к реке. И он стоял у края.

          Благословенны здешние пределы -
          все ирисы, все пни, все гнезда птичьи!
          И Скульптор, что ваял так неумело,
          умом и страстью исказив античность.
          Благословен недопрочтенный Свиток -
          за то, что рвут и трогают руками!..

          Но губы жгли и был прокурен свитер
          вполне, чтоб ужаснулась: не из камня, -
          и босиком, по травам, по иголкам,
          доверчивому призраку не рада...
          Проснулась и запомнила надолго:
          от счастья умирают - это правда.

          _^_




          К  ОЧЕРЕДНОЙ  ГОДОВЩИНЕ  ВОВ
          И  ПРОЧИХ  ВОЙН


              "Земля тряслась, как наши груди"
              М.Ю.Лермонтов, "Бородино"

          Война как повод для флирта.
          Являет уху и глазу
          грохочущую палитру
          отборного садомаза.
          Размах перверсного поля.
          Само собой, кровь и слезы.
          От перемены пола
          меняются только позы.

          Кто на войне рожает
          символику ран и воронок?
          Мужественно размножает
          письменность похоронок?
          Фаллосы - пулеметов,
          танков и прочих орудий.
          Сразу понятно, кто ты,
          если трясутся груди.

          ...И он не спросил ее: кто ты? -
          так и просилась в руки.
          Из довоенного фото
          торчали кудряшки и грудки.
          Будем с тобой на рассвете
          слушать трели фугаса.
          Как не влюбиться до смерти,
          если мертвое мясо
          завтрашнее - навалом! -
          нынче так трепетно живо.
          И Клеопатра клевала
          на этакую наживу.
          Той ночи ветренно-влажной
          им для всего хватило.
          Ну а потом - не важно,
          что ему разворотило...

          История не выбирает.
          Потом бывает потомок -
          и с лестницы лет взирает
          на лоно чужих потемок.
          Порядочен и семеен,
          в почетном званье мужчины,
          для флирта он не имеет
          ни повода, ни причины.
          Он держит в усладу телу
          неначатую поллитру.
          Он пишет эссе на тему
          "Война как повод для флирта".

          _^_




          ЛЮБИМОМУ

          Я не люблю засыпать одна
          и не люблю просыпаться вдвоем.
          Если ты выпрыгнешь ночью в окно -
          как я буду тебе благодарна!

          _^_




          МАЛЕНЬКАЯ  НОВЕЛЛА

          1.

          Мы еще были другими
          мы еще верили шуткам
          первоапрельского снега

          несколько строк разогрели
          воздух от стужи до лета
          все расцвело за неделю

          в душном эдеме сирени
          шла молчаливой сиреной,
          веря шагам твоей тени

          ты говорил: это снится

          мало ли что говорили
          маясь обмолвками неба

          призрачный грех недеянья -
          не из смертных грехов



          2.

          Мудрые сны непричастны
          тесным земным очертаньям
          сумеркам, где расставанье
          на две бессонницы режет

          но телефонное право -
          в самое ухо губами
          но в телефонные ночи
          провод короче, чем шепот

          прыгай! лети же! ничтожна
          пропасть от ложа до ложа!

          этого я не сказала -
          ты почему-то услышал

          на брудершафт не допили -
          чашка бесстыдно разбилась
          лица руками лепили
          в травах волос задыхались

          рты накормили друг друга
          голод - бессмертный - остался

          крестик с цепочки сорвался

          ты говорил, что я чудо
          я старалась молчать



          3.

          Крестик наутро нашелся
          чашка разбилась на счастье
          - Буду твоим я навечно
          если сама не прогонишь
          - Если тебя прогоню я
          ты все равно возвращайся

          звездами были друг другу
          ввысь зазывали - не грели
          солнцами став, не сгорим ли?
          хуже того - не потухнем?

          самое близкое люди
          склонны считать недалеким

          только бывает ли рядом
          ближе несодранной кожи?
          кровь не умеет струиться
          вестью от сердца до сердца

          в каждом касаньи сомненье
          в каждом объятьи обида
          в каждой разлуке измена

          я дорожила свободой
          ты вернулся в семью



          4.

          Снег - и пеленки, и саван
          и подвенечное платье
          снегом бинтуются раны
          нас обездвижет пространство
          белой больничной кроватью

          чем это было? не снами
          с кем это было? не с нами

          будешь звонить, как подруге
          дальнего-дальнего детства

          сны не затем, чтоб сбываться
          мы не затем, чтоб остаться
          крестик царапает кожу
          там, где ты целовал

          _^_




          МОЕМУ  ЦВЕТКУ

          Алоэ, крокодил растительного мира
          со множеством хвостов и горечью в крови!
          Приятный ли приют тебе моя квартира?
          Мы в фазе c'est la vie.
          Мы в позе vis-a-vis.
          Что в лае телефон - на привязи болонка,
          покорный слоник стол
          и, шкафа на краю,
          притихшая, как рысь, но стереоколонка
          (всю тяжесть напрягла на голову мою) -
          бесчувственна их плоть.
          А ты в моем зверинце
          так слушаешь меня, чуть голову клоня...

          Но странное грядет. Оно уже творится,
          сочится пеленой из влаги и огня.
          Как искренний ответ на все мои попытки
          войдет, исконной тьме распарывая швы, -
          и отворятся сны,
          и развернутся свитки
          пророческих зеркал из рыбьей чешуи...

          Когда каскад миров
          врубает мониторы,
          добыча прежних глаз - всего лишь прах и гнусь.
          Я спрячусь от тебя за перламутром шторы,
          как в ракушке, в надменности замкнусь.
          Тогда, как лишний скарб, я раздарю былое -
          абсурден будет суд, и будет смех жесток...
          Затем и увожу в слова
          тебя, алоэ,
          мой нежный крокодил, колючий мой цветок.

          _^_




          * * *

          Молчание содержит все слова,
          как мраморная глыба - изваянья.
          И в этом суть любви на расстояньи,
          и даже толкованье божества.
          Ты далеко - тем легче мне видны
          твои глаза.
          И различим при этом
          цвет радужки, не выжженный их светом, -
          он так похож на хвою той сосны.

          Я изучаю линию бровей -
          такие взлеты чертит лишь косая
          гордыня. Я груди твоей касаюсь.
          Там мечется заблудший муравей.
          Как барышня, что втиснута в корсет,
          он разделен
          на три неравных части,
          ни вечности, ни знанью не причастен,
          исправно соблюдает этикет -
          убей его! Дави, чтоб едкий сок
          продлил мне жизнь
          до новой капли яда!
          Его, а не меня - мне мало надо.
          Люби свой август и речной песок.

          Люби ее. Густеет синева.
          Когда прорвешься взглядом сквозь сиянье
          ночных небес - она в моем молчаньи
          прочтет свои ревнивые слова:
          останься! Эта голая Идея
          не сбросит звездный вычурный покров.
          И тоже убивает муравьев
          забравшихся
          в Ее владенья.

          _^_




          * * *

          Мужчина - он, в отличие от женщины,
          охотник и защитник, царь зверей,
          с чинами от рождения обвенчанный,
          премудрый открыватель всех дверей.

          И жизнь его - не жизнь, а биография,
          где вечный бой полцарства и коня.
          Душа его, бессмертная, как мафия,
          страшится лишь вторжения меня.

          Во мне, не надувной и не резиновой,
          так много неподвластного ему,
          как будто мир, железный и бензиновый,
          я завтра подожгу и отниму.

          А я, не превращаясь в угощение,
          тону глазами в области небес,
          и мысленно прошу его прощения
          за то, что я ни в чем не мерседес.

          Наташа, накорми его конфетками!
          Медея, отомстить повремени!
          Офелия, о, нимфа ли, нимфетка ли,
          его в своих молитвах помяни!

          _^_




          ОСКОЛКИ  ОЖИДАНИЯ

          Скажи мне, чего ты ждешь.
          И я скажу - но не кто ты,
          потому что ты ждешь того,
          чем боишься быть.
          Все иное невольно, как дождь
          за окном: расставания, анекдоты,
          нерешительные решения
          вопроса куда ж нам плыть?

          Кто сочтет,
          сколько ног
          сколько вязкой земли измесили?
          Сколько нежных красавиц
          во дворцах и каморках иссохли?
          Сколько осликов белых, оседланных для мессии,
          не дождавшись Второго Пришествия,
          сдохли?

          Нео-жиданность, в сущности -
          новый еврей. Вместо пальцев - отмычки.
          Но не надо об этом:
          хуже он или лучше татарина - не разберешь.
          Неужели по школьной привычке
          ты уже заглянул на страничку с ответом?
          Там написано "смерть" -
          и ты веришь и ждешь.

          Оттого и живешь -
          будто спишь или снишься,
          будто я в ожиданьи уменья
          незаветных пришествий
          не ждать.
          Скажи мне, чего ты ждешь -

          когда совершишься
          и в убогом своем совершенстве
          так бестрепетно будешь лежать...

          _^_




          * * *
              "Ни один мужчина не стоит моей слезинки"
              Первая заповедь свободной женщины

          Сколько звезд бы с небес ни катилось,
          отличаю мечту от соблазна.
          И тебе - ни звезды, ни строки.
          За тебя я уже расплатилась
          той слезинкой из левого глаза,
          той, что - помнишь? - слизнул со щеки.

          Не грозой животворной и громкой,
          а в пустыне дождинкой случайной.
          Есть иные заботы у глаз -
          уследить за изменчивой кромкой,
          породниться с уклончивой тайной,
          на икону лица не молясь.

          Только взгляд в заоконное чудо:
          ты уходишь - такой непонятный,
          милый, чуждый, желанный, ничей...
          Не окликну, до встречи забуду.
          Но прочнее, чем узы и клятвы,
          паутина весенних лучей...

          _^_




          ИЗ  ЦИКЛА  "ЧУЖОМУ  МУЖУ"

          Двадцатого века не узница,
          да где только я не бродила, неузнана!
          Домам и прохожим
          глядела в глаза...
          У времени узкие улицы,
          на них разминуться нельзя.
          Года тривиально сцепляются
          по формуле Ньютона-Лейбница
          в один неудавшийся век.
          Но нас не века разделяют, а
          стены домов и троллейбусов.
          Я разве люблю Вас,
          Чужой Человек?

          _^_




          СЕЛЯВИ  СЕЛА

          Простозелёный, простоголубой -
          такой простор, что впору опростаться,
          в надежде, что прострацию пространства
          не всякий раз венчает мордобой.

          Пока всё тихо. Мирно. Вне игры.
          Заботы тяжки, но неприхотливы.
          Мой инфернальный цвет присвоен сливой.
          Меня целуют только комары.

          По подиумам просек и мостов
          мосластые коровы сонно бродят,
          вихляя головами вместо бёдер,
          обмахиваясь косами хвостов.

          Вот только трубы затрапезных крыш
          невольной формой маленьких беседок
          обманывают, что дымок их едок,
          как если бы табак... или гашиш...

          Когда бы я была от сей земли,
          во всём сродни её красе-разрухе,
          которую обсиживают мухи
          и лаем устилают кобели,

          о, как бы я добротно облеклась
          в необозримые холмины попы,
          промеж кремезных ног - пучок укропа
          и для потомства безотказный лаз!

          Лицо? Но различимы ли черты
          у яблочка? На яблоне столь рясной.
          Все лица в первой спелости прекрасны,
          а сморщишься - так то уже не ты...

          Зачем, природе этой вопреки,
          я столько лет не опадаю с древа?
          Просроченная тайна, псевдодева,
          исчадие невянущей строки.

          И как, отринув эту благодать,
          в её глуши остаться - скромной гостьей?
          Свой принцип неучастия в компосте
          какими словесами оправдать?

          Прости, я воспою ещё, бог даст,
          пшеницу и сады, навоз и влагу,
          закат цветов линялого госфлага
          и облаков дырявый пенопласт...

          Ну вот, опять я взглядом в небесах.
          Там ястреб с голодухи гордо реет.
          А мне кричат: Копай, копай быстрее!
          ...Увы, картошка в небе не растёт...

          _^_




          * * *

          Снег. Снисхождение. Нежный покров
          свыше - на всё - без разбору.
          Снег на деревья, на крыши домов,
          белой каймой на заборы,

          белой попоной на спины машин,
          под ноги белой страницей...
          Сколько всего нужно скрыть от души,
          что темноты страшится -

          русло дороги, плешь у ворот,
          времени чёрные плёсы
          (вот укатил трёхколёсный год,
          новый с клюкой приплёлся)...

          Снег. Воплощённая весть белизны.
          Рой тишины. Летает.
          Дремлет в надежде добыть до весны.
          И только на людях - тает.

          Не говори о себе, обо мне:
          "льдинка", "метель", "иней",
          не отдавай ничьей седине
          снега волшебное имя.

          Это не то, чем повязаны мы,
          это совсем другое.
          Сахар и соль на губах у зимы
          непревратимы в горечь.

          _^_




          * * *

          У тех неброских маленьких людей,
          что воплощаются посмертно в тараканов,
          а до того пьют водку из стаканов
          за торжество им поданных идей,

          везде снуют с усердием орды,
          внося свой вклад в заплеванность подъезда,
          не думая о том, как бесполезны
          все вклады, и уклады, и труды,

          бывают прихотливы имена;
          порой перемежаются фонемы
          словами, забредавшими в поэмы;
          и так же, как у избранных у нас,

          тела их отрешенно голодны
          в зазоре между болью и соблазном;
          и в точности два уха и два глаза,
          как у моей бесценной головы.

          Как в мусорном бачке, копаясь в ней,
          я не нашла живых несовпадений.
          Ну разве что снующие идеи,
          опять же, тараканов не крупней.

          _^_




          ГОЛОВОКРУЖЕНИЕ

          ...Я отдала бы толпе всю свою жизнь... За такое счастье, как быть писательницей или артисткой, я перенесла бы нелюбовь ближних, нужду и разочарование, я жила бы под крышей и ела бы только ржаной хлеб, страдала бы от недовольства собою, от сознания своих несовершенств, но зато бы уж я потребовала славы... настоящей, шумной славы... (Закрывает лицо руками). Голова кружится...
          Слова Нины Заречной из пьесы А.П.Чехова "Чайка"

          Пожадничав отдать себя толпе,
          я смею быть и счастлива при этом.
          Какой соблазн - гармонию судьбы
          поверить зыбкой алгеброй цитаты!

          Итак, приступим. Ближних нелюбовь
          переносить и легче, и приятней,
          чем их любви безудержной эксцессы:
          звонящий днём и ночью телефон,
          поток молений об интимных встречах,
          между собой разборки с мордобоем,
          а на меня - обиды, сплетни, козни
          и как итог - опять же, нелюбовь.

          Что до нужды, то перечень моих
          потребностей разумных, самый краткий,
          боюсь, не поместился бы в тетрадке.
          А к разочарованию приводят
          не только безотчётные стремленья
          к (неполному!) их удовлетворенью,
          но многое, о чём я умолчу,
          поскольку чары сеять не хочу.

          Живу под крышей (я же не бомжиха!)
          Плачу за крышу домоуправленью,
          а не братве (надёжней и дешевле).

          Должна признаться, ем не только хлеб,
          но и другие разные продукты
          из консервантов, радионуклидов
          и прочего, о чём не грезил гений
          в эпоху куропаток и оленей.

          Страдаю от своих несовершенств
          и чрезвычайно ими недовольна.
          К примеру: носом длинным и сопливым;
          упитанными ляжками в разладе
          с натурой утончённой; хилым сердцем,
          по неразумью склонным к перебоям;
          желудком, часто требующим корма...
          Но главная причина недовольства,
          конечно, мозг. Тот Божий чёрный ящик,
          в который плавно жизнь моя уходит.
          Она хранится там - вся, до мгновенья,
          но редко присылает мне открытки
          с лубочными пейзажами взамен.
          Там те, с кем я не виделась давно,
          давно превращены в скелеты знаков,
          такие же безмолвные, как мысли
          прохожие, неузнанные, мимо...
          Ну вот, опять, - о чём бишь я хотела?..

          И слава, о которой не просила, -
          расширенная версия позора -
          она уже пиявкой присосалась,
          такая маленькая, а уже вампир.

          ...Но Нина не сказала "поэтессой"!
          А кто сказал: я стала поэтессой?
          Поскольку быть альтернатива стать,
          я стала темой собственных стихов.
          И вправе быть при этом чем угодно.

          Так палец, продеваемый в колечко, -
          всего лишь символ будущих движений,
          иных на вкус. Пускай небесконечных,
          но всё же многократно многократных...

          _^_



          © Татьяна Аинова, 2002-2024.
          © Сетевая Словесность, 2002-2024.





Словесность