Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


Наши проекты

Мемориал-2000

   
П
О
И
С
К

Словесность



*


* ПРОМЕЖУТОК
* ПЯТЬ ЭПИТАФИЙ ЗОЛОТОМУ ВЕКУ
* БОГ И ДРУГИЕ
* Июль кончается, и нечего терять...
 
* Я плачу о том, что у нас не сложилось...
* ОРФЕЙ
* ОБОЮДНОЙ ЖИЗНИ КРОХИ
* К РОЖДЕСТВУ


    ПРОМЕЖУТОК

    Я из этой страны, опоздавшей родиться,
    даже мысленно прянуть не мог.
    Потому и мечусь, как ослепшая птица,
    на любой телефонный звонок.
    Лет на тысячу раньше б, на пару любовей,
    на свободу хотя бы одну,
    принимая себя без казенных условий,
    и без нищей корысти - страну.
    Я ее пережил на такой промежуток,
    слабый воздух ноздрями ловя,
    что уже не гожусь ни в мишени для шуток,
    ни в оракулы, ни в сыновья.

    Янв. 1998 г., 2 янв. 2005 г.

    _^_




    ПЯТЬ  ЭПИТАФИЙ  ЗОЛОТОМУ  ВЕКУ

      "Светлана не только именем, но и душою,
      помолись за Асмодея не только именем,
      но и тревожным и темным
      расположением духа".
        Из письма Вяземского Жуковскому, 1852 год.


    1. Батюшков

    От обеих столиц вдалеке,
    С неизбывною хворью в башке,
    Посредине родного содома,
    Запахнув домотканный халат,
    Тридцать лет и полжизни подряд
    Он не чует беды и разлома.

    Помни, помни... он все позабыл.
    Внятных чувств остывающий пыл,
    Перемешанный с кровью венозной,
    Вологодским ветрам не раздуть.
    Он дотянет еще как-нибудь
    До конца, до могилы тифозной.

    Ну и как тебе, разум слепя?
    После книги, как после себя,
    Только опыта переизбыток.
    Лекарь вязью латинской скрипит.
    Помнишь Пушкина? Пушкин убит.
    Что за дело тебе до убитых?

    Ты и сам в отдаленьи своем
    Не способен на больший разлом,
    Чем такой, с бесконечною дробью.
    Ну какая-то пара веков -
    Томик прозы и томик стихов,
    Две опоры простому надгробью.



    2. Жуковский

    После Пушкина перебирать -
    Бог ты мой! - долговые бумаги,
    Пересматривать каждую ять,
    Частной жизни казенные знаки,
    Мол, а сам-то, а сам-то, как мы,
    Не безгрешен, и ростом не вышел,
    И просил беспрестанно взаймы,
    Слаб душой, потому и не выжил...
    После Пушкина - только стихи,
    Только это останется в силе.
    Ах, доверьте долги да грехи
    Полицейскому злому верзиле,
    Не Жуковскому, не старику
    Со слабеющей зыбкой зеницей.
    Лучших - мало, и век начеку
    Метит каждого свежей землицей.
    Этот город по-зимнему лют.
    С кем бы словом обмолвиться... где там!
    Убежать бы... да поздно: вернут.
    Даже мертвого. С волчьим билетом.



    3. Вяземский

    Помолись, Асмодей, за Светлану,
    В память вашей невстречи последней.
    Лучше новому верить обману,
    Чем тянуться за прежнею сплетней.
    С Александровых дней только двое
    Вас, наследных, держалось доныне.
    Вот и время твое гостевое,
    Стариковское злое унынье.
    Четверть века - ни веры, ни спаса.
    Четверть века - до Божьего зова.
    Ах, печальный певец "Арзамаса",
    Где твое летописное слово?
    Помолись, как просил ты собрата
    Помолиться, не зная, что прежде
    Век расколет и эта утрата
    Вопреки долгосрочной надежде.



    4. Баратынский

    Это просто воздушный Неаполь,
    Существующий здесь и нигде,
    Вырастает из солнечных капель
    На слоистой воде.
    И - стопой маслянистою - стапель,
    Словно плуг в борозде.

    Краткий сон рыбаря после ловли
    Рассказать не берусь.
    Хохоток припортовой торговли,
    Кто не здешний, попробуй на вкус.
    И примерь - уж не для стариков ли? -
    Италийской соломки картуз.

    И пойми: ты свободен, покуда
    Длится этот июль,
    Расточитель извечного блуда
    Корабельных свистуль.
    Слушай речь южноморского люда
    Да соленый прилив карауль.

    Два часа - до летального сплина
    И дороги к мостам над Невой.
    Зябко, зябко заноет грудина,
    Словно вал налетит штормовой.
    Это сумерек поздних руина
    Гасит свет над твоей головой.



    5. Языков

    Ах, друзья-сотрапезники,
    Хоть из вас я меньшой,
    Русской речи в наперсники
    Речью выбран чужой,
    Где мальчишечья вольница,
    От любви солона,
    Хвойной брагою полнится
    До краев, допьяна,
    А под утро... постойте-ка,
    Я за все заплачу! -
    Обрусевшая готика
    Задувает свечу
    На закате империи,
    Чтоб увидеть восход -
    Как в библейской мистерии
    Знаешь все наперед...
    Ах, былое содружество,
    Я твой вызов приму:
    Есть привычка и мужество
    Умирать одному.

    21 ноября - 19 декабря 02

    _^_




    БОГ  И  ДРУГИЕ

            Андрею Дитцелю

    1. Паутина

    Я устал говорить, говорить, говорить,
    То ли воздух толочь, то ли воду варить,
    То ль чешуйчатый иней по скляни скрести,
    То ль из сивых волос паутину плести,
    И по сивой стене - пауком, пауком,
    На невидимой нити качаться тайком,
    И концы ее туго тянуть в узелок -
    Словно на зиму иней окно заволок,
    Узелок к узелку паутину тянуть,
    Глядя, словно в себя, в заоконную муть,
    В заоконную муть, в окончанье зимы -
    Из себя, из оконной фрамуги, из тьмы.

    20 июня 04


    2. Муха
    (легкая пастораль)

    ... Вот вазочки, вот блюдечки, варенье,
    И муха воспаряет над столом,
    Однако тут не все стихотворенье,
    Хоть мухе вскоре будет поделом,
    Когда ее пилоткой из газеты
    Прихлопнет дачник, тучен и усат,
    Воображая младости приметы
    И в ней себя лет сто тому назад.
    Но это все же самое начало,
    Поскольку муха легкая жива,
    А дачницу от жара укачало -
    Она легла на час или на два.
    И дачник в одиночестве ленивом
    Уже готов налить себе чайку,
    Подумывая: - Скоро будет ливень. -
    Из леса слышно дальнее ку-ку,
    А муха... муха села на варенье,
    Увязла, крылья легкие сложив,
    И дачник, словно он - венец творенья,
    Навис над мухой бедною, как взрыв...
    Остановись, мгновенье, ты не вправе
    Коснуться тленом гордого чела.
    Пускай живет оно в простой оправе
    С той стороны зеркального стекла.

    28 июня 04


    3. Бог

    Раздвинув мох, как черная вода,
    Струится муравьиная орда
    Из ближних недр, из мира травяного,
    Чтобы уйти отсюда навсегда,
    Как мнится ей, или вернуться снова.

    Но майский жук, лежащий на спине,
    Один, и просит помощи вдвойне.

    То припадая к мощи корневой,
    То видя у себя над головой
    Глубокий космос плоти человечьей,
    О жизни молит Бога майский жук,
    И муравьиный медленный испуг
    Уже лишен какой-то связной речи.

    А человек, немыслимый, как Бог,
    Ступил на землю, небо заволок,
    Смятению существ не уступая.
    Жук, муравей, травинка, лепесток -
    Все для него природа неживая,

    Пока он сам не сгинет среди трав,
    И в смерти Богом все-таки не став.

    2 июля 04

    _^_




    * * *

    Июль кончается, и нечего терять,
    И вспомнить нечего - такой обыкновенный.
    И ты берешь то книгу, то тетрадь,
    Глотая пыль окраины Вселенной,
    Где, прячась, буковки сливаются в одно -
    Понять нельзя, печать или чернила.
    Не пряла Парка пряжу, а рядно
    Застиранное штопала-чинила.
    Ты эту ткань попробуй-ка примерь,
    Пройдись-ка в ней по-древнему устало.
    Она от каждой из твоих потерь
    Все более в себе приобретала,
    Как некогда Гораций и Назон
    Делили с ней то славу, то изгнанье,
    И для тебя, наверно, припасен
    Один стежок на кромке мирозданья.
    Гляди, как нить суровая скользит
    Под пальцами... как время деловито,
    И не зефир, а буковка сквозит
    Неведомого прежде алфавита.

    29 июля, 20 авг. 04

    _^_




    * * *

    Я плачу о том, что у нас не сложилось,
    а то, что сложилось, - не с нами сложилось,
    уже не с тобой и уже не со мной,
    а с кем-то иным, на планете иной,
    где правит природой тринадцатый месяц -
    растратчик любви и предатель вины,
    где навзничь ложится немыслимый месяц
    на ложе, которому мы не нужны,
    которое нас не спасет, остывая,
    теряя забытые нами слова,
    и речь - не учетная, не даровая -
    меж нами стоит, ни жива ни мертва.
    Скажи мне, не мертвому и не живому,
    что мертвое всуе прошлось по живому,
    что малый мой разум то плачет, то спит,
    по капельке малой мелея, как спирт.
    А то, что осталось от наших слияний,
    с годами все чище и все неслиянней:
    тринадцатый месяц проходит, как вор,
    слова превращая в разбой и разор.

    _^_




    ОРФЕЙ

    Не помнит зла улыбчивый Орфей
    Среди иных со спутницей своей
    На теплоходике экскурсионном.
    И есть еще в заначке пять рублей,
    И летний день все зримей и теплей,
    И за кормою - синее с зеленым.

    А спутница его почти седа,
    И жизнь прошла с тех самых пор, когда
    Ее искал он - и нашел однажды.
    И сам он сед, но это ерунда,
    Пока стучит забортная вода
    В металл, а рыжий воздух сух от жажды,

    И нет дождя на много дней вперед,
    И тенорок запальчивый поет
    По радио призывно-учащенно
    Какой-то шейк, а может быть, фокстрот,
    Где происходит все наоборот
    Во времена чулочного капрона,

    Гагарина, Гайдая и гитар,
    И песен под фольклор колымских нар,
    И Лема с неизменной Родниною.
    Один аккорд - и видишь, как ты стар.
    Гастрольных планов атомный угар
    Стоит над всей огромною страною.

    И слушая себя со стороны,
    Привычно знать, что больше нет страны,
    А есть винцо на донышке стакана,
    Солено-горьковатый вкус волны,
    А если мы печальны и вольны
    И живы - неужели это странно?

    Благодари же спутницу свою:
    Она была с тобою на краю
    Земли и в самой темной бездне ада.
    Прими прилива донную струю.
    Глоток вина - и оба вы в раю.
    Всего один - а больше и не надо.

    12 янв. 03

    _^_




    ОБОЮДНОЙ  ЖИЗНИ  КРОХИ

    1

    Империя была мне ни к чему:
    ее долготы, глуби, вертикали
    сродни не просто зыбкому уму,
    но зыбкости, которой потакали,
    но эху в перегруженных сетях
    лесной листвы, слоистой и зелёной,
    где каждая мурашка или птах
    за теневой теряется колонной.
    Да как тут не теряться, Боже мой!
    Едино все: не лес, так подворотня.
    Не матерок, так ливень обложной.
    Не газ, так свет. Не гривенник, так сотня.
    И я тогда себе вообразил
    тропинку, сад и дом с отдельным входом,
    чтоб, возмужав, набраться новых сил
    наперекор бессмысленным долготам.
    И, мне казалось, веку вопреки,
    реальности, сиречь, ее значенью,
    вся жизнь моя по линиям руки
    меня помчала, словно по теченью.
    Но там я ничего не увидал.
    Лишь красноватый холод небосвода,
    сухой орешник, дикий чернотал -
    конечные, как жизнь и как свобода.



    2

    Острым воздухом испуга
    близко-близко от земли
    мы дышали друг на друга -
    надышаться не могли.

    Нас мотало в жар и холод
    всполошённого жилья,
    словно каждый был расколот
    прошлым, будущее зля.

    Ломкой поступью на вдохе
    мы прошли за шагом шаг,
    обоюдной жизни крохи
    собирая кое-как.



    3

    в дому блуждаешь будто в чаще
    когда ты очень одинокий
    когда глотаешь чай горчащий
    на стул садишься хромоногий
    а рядом женщина с которой
    тебе когда-то было сладко
    и так вольготно каждой порой
    и так стыдливо каждой складкой
    твои взъерошенные чада
    взрослеют как-то очень лихо
    и ты не знаешь постулата
    чтоб унялась неразбериха
    глаза твои полны разлукой
    а связки желтым никотином
    ты мнишь себя глупцом и злюкой
    и виноватым и невинным
    и хочешь выйти в ночь и стылость
    за позабывшимся и новым
    и это новое как милость
    воздаст и женщиной и словом
    броди по городу и слушай
    как любит женщина другая
    и дом ее дрожит под стужей
    из ночи в ночь перетекая



    4

    Не в моих ли пальцах твои дрожат?
    Страх неузнаванья колюч, как ёж.
    Каждый шорох твой к моему прижат,
    словно этот страх ты, как воду, пьешь.
    На челе твоем выступает соль,
    а за ней бессонница в свой черёд.
    В волосах давно посерела смоль -
    в цвет холстины, когда припрет.
    Потому что жизнь тяжелей греха,
    да и так ли уж ты грешна,
    пряча втуне прошлого вороха,
    и какого еще рожна,
    если мы с тобой теперь заодно,
    хоть пари, хоть огнем гори.
    И пока у нас не горит окно,
    дай побыть у тебя внутри.



    5


    Только рыхлое небо, гортань да горячий язык,
    только сохлые губы, к которым с рожденья привык,
    воздадут мне свое, словоблуду:
    я другим не бывал и не буду,
    и не надо! Пошла у народа под финиш игра
    не на шутку, а насмерть, - ему бы покушать пора,
    да обутку забрать из починки,
    да в лице - ни единой кровинки.

    Только легкие, полные дрёмы, да вязкие руки мои
    воздадут и восплачут за горькое право семьи,
    мне, холопу, и мне, господину.
    Как оставлю я жёну едину
    на кого в этом доме, в беленой такой конуре,
    где одни только окна остались в начальной поре,
    а за окнами воздух, как аспид,
    ну а люди состарились насмерть?..



    6

    Давай поживем немного еще,
    помедлим с небытиём.
    И пусть не прощает нас дурачье,
    по-божески - мы вдвоем.

    Мы за себя платили сполна:
    ты - страхом, а я - стыдом.
    Коль страх - вина, то и стыд - цена,
    и хватит хотя б на том.

    Поскольку мы у себя в дому,
    а не у райских врат,
    не станем взваливать никому
    на плечи свой рай и ад.

    Пусть мы иссякнем так тихо, как
    день затухает, тих.
    И это будет последний знак
    только для нас двоих.

    _^_




    К  РОЖДЕСТВУ

    Нет на белом свете такого Бога,
    чтоб меня бы, грешного, ввел во Храм.
    Был бы жив сегодня товарищ Коба,
    подарил бы гаврику девять грамм,
    поелику только один Антихрист
    все поймет, угробит и воскресит,
    и брожу меж вами я, Вечный Выкрест,
    за душою пряча грошовый стыд.
    Это все краснобайство мое, позерство,
    это плевый рай, сладкозвучный ад.
    Столько лет подряд мне бывало просто,
    сколько раз сегодня я виноват.
    То ли снег с дождем, то ли злой морозец,
    глухо время тянется к Рождеству.
    Если мой Антихрист меня не бросит,
    я еще немножечко поживу.

    25 дек. 2004 г.

    _^_



© Евгений Сухарев, 2005-2024.
© Сетевая Словесность, 2005-2024.




Цены на быстровозводимые дома под ключ Индивидуальный дом.

www.indivi-dom.ru

Словесность