О НАСТОЯЩЕМ Ч
"Безумная радость овладела Алексеем. Весь свой скорбный путь мечтал он убить зверя или птицу. Сколько раз вынимал он пистолет и прицеливался то в сороку, то в сойку, то в зайца и всякий раз с трудом превозмогал желание выстрелить".
Собака скитался по остановке, раз за разом прокручивая внутри себя эти три предложения.
Никто бы не сказал, что было холодно, но Собака зяб, ввинчивая руки в карманы куртки и наклонившись слишком низко. Пофигу, всё равно никого нет.
Транспорта тоже нет.
Собака машинально выдернул из кармана левую руку и посмотрел на голое волосатое запястье, на котором не было никаких часов. Значит, часы он тоже утратил. Через дорогу по тротуару прошёл какой-то тёмный мужчина, ровно, но медленно, и Собака, распахнувший было рот в намерении спросить о времени, клацнул зубами и отвернулся.
Пусть будет троллейбус, пусть будет троллейбус. Пусть будет обыкновенный синий минский троллейбус с грохающими дверями и замызганными сидениями.
Давно хотелось сесть, но скамейку на остановке Собака игнорировал. На скамейках сидят и даже спят бомжи, и пусть сейчас Собака сам от бомжа отличался мало, но эта грязь случайная, вынужденная и своя.
Собака в очередной раз попытался отряхнуть куртку, но пятна крови не отряхиваются, нет. Собака не видел себя в зеркало, но надеялся, что под носом у него таких пятен нет. Он потрогал верхнюю губу - губа и губа, целая, под ноздрями вроде как корка засохшей крови.
"Безумная радость овладела Алексеем". Безумная радость овладеет мной, думал Собака, когда я окажусь у себя дома и наконец-то залезу греться в горячий душ.
А где я живу? - спросил себя Собака, осторожно ощупывая голову. Вот тут шишка. И вот тут. Вот тут запеклась кровь, но не больно. Может, не своя?
Так, давай не отвлекайся.
Где мы с тобой живём, Собака? Проспект Рокоссовского, невнятная труба со стенами многоэтажек, пересекаемая трамвайными путями. Кинотеатр "Салют", в котором был когда-то давно, ещё до ремонта, и мирно спал, мягко соскользнув с сидения вниз, чуть касаясь пыльными кроссовками чьей-то чужой обуви.
Там теперь, кажется, расстояние между рядами приличное, никому мешать не будешь, если вдруг отключишься и съедешь по сиденью на пол. Такое с Собакой случалось часто, когда он оставался один на один с собой. Такое случилось с ним и сегодня, только в чужом троллейбусе и в чужом районе, в ранее никогда не посещаемой Малиновке.
Собака попытался вспомнить номер троллейбуса, но не смог, поскольку садился на рогатого зверя не сам, садили друзья, недавно переехавшие в Малиновку жить. Нет, никто не был пьян, разве что самую малость. Просто не обратил внимания. Сел себе и сел, сказали же, что до вокзала.
Силясь вспомнить лица и имена, Собака танцевал по остановке, каждые три секунды вскидывая голову и всматриваясь в темноту слева. Ему чудился вкрадчивый троллейбус.
Сейчас каких-нибудь без пятнадцати пять утра, потому что редкие фонари начали потихонечку таять, а деревья проявились на фоне неба будто бы вырезанные из него ножницами.
Можно было бы позвонить кому-нибудь, останься у него мобильник. Собака на всякий случай ещё раз потрогал карман джинсов. Непривычно пустой, слипшийся. Другой тоже, хотя в другой бы никогда не положил.
Радует, что не отобрали куртку, в ней, в потайном карманчике на едва заметной молнии, лежат хорошо прощупываемые ключи от квартиры.
"В тот день ему опять повезло. В пахучем кусте можжевельника, с которого он обрывал губами сизые, матовые ягоды, увидел он какой-то странный комок палого листа".
Из каких глубин перевёрнутой памяти лез этот текст и почему, Собака догадаться не мог. Да, это из Бориса Полевого. Собака наклонился и посмотрел на свои ноги. Для полной уверенности слегка потопал изгвазданными кроссовками. Походил. На обезножевшего лётчика он никак не тянул.
И кругом всё-таки город, а не лес. Тёмный, стылый, неуютный в любое время суток, но город.
Собака поёжился, представив, что было бы и как бы он себя чувствовал, очнись он не на травке под окнами незнакомой пятиэтажки, а в лесу.
В полупустом троллейбусе, не умея держать внимание на нечастых огоньках, плавающих в сырой асфальтовой темноте, Собака вырубился и проснулся летящим в эту самую темноту из плавно удаляющихся дверей троллейбуса - по прямой от него и чуть вверх, когда он мешком с костями брякнулся на асфальт, ударившись задом и потом головой.
Двери дрогнули и с болезненным пшиканьем закрылись, и троллейбус тоже стал удаляться, поворачиваясь задом, покачивая рогами и поскрипывая престарелыми мускулами.
Кто-то не совсем различимый суетливо бил Собаку просто так по всему телу, а Собака, ещё не совсем проснувшись, безуспешно закрывался руками, пропуская удары, почему-то заставлявшие вздрагивать, и думал о том, что как же странно иногда бывает: только что ты был внутри и безо всякого перехода оказался снаружи, как будто бы не заметно для самого себя родился в чей-то чужой чёрный мир, в котором так неистово хотят, чтобы ты задышал, что, вместо хлопанья ладошкой по попе, лупят ногами по голове.
Словно сообразив, чего от него требуют эти внезапные акушеры, Собака взвыл, а потом заорал, когда чей-то ботинок врезал ему по колену.
Врезавший за это самое колено зацепился и упал на Собаку, матерясь и пихаясь руками. Пару секунд Собака видел его лицо - незнакомое и не очень молодое, загорелое злое лицо неизвестного человека, одного из, кажется, трёх слишком настойчивых акушеров.
Они решили, думал теперь Собака, меряя шагами остановку, что я пьяный. Наверное, голова болталась и слюна текла. Пьяный или обдолбанный. На второе больше похоже, хотя это самые обыкновенные проблемы со сном, из-за которых, например, Собаке категорически нельзя водить машину.
Очнулся он уже один, без денег, без часов, без телефона, хорошо, что одетый и в обуви. Лежал на травке, постепенно, по частям прибывая из небытия сюда, в Минск.
Над головой время от времени разражался голубым светом одинокий фонарь. Вспыхивал, пару минут обсыпал колыхающимся светом траву и Собаку на ней, после схлопывался в темноту.
По правую руку - проезжая часть. Раза три по ней прошипели колёса.
Собака лежал и думал о том, что в этом городе жить нельзя. Он для кого-то, для каких-то загадочных, может, посетителей из потайных мест, но не для людей.
Ночью чёрные стены его кажутся монолитными, не предназначенными для окон, а если и светится где-нибудь одно окошко, то в него лучше не заглядывать, потому что наверняка узришь изнанку этого мира, медленно, но верно проворачивающуюся за спинами шкафов и холодильников, не очень аккуратно упрятанную за фальшивыми фигурами якобы людей, потому что люди ночью здесь исчезают, перестают быть, проваливаясь между стенкой и кроватью в общий для всего города вязкий подпол.
Собака вспомнил одну из своих странных ночных прогулок по центральному проспекту, который когда-то принадлежал первопечатнику, а после стал ничей, обретя загадочную независимость и этой же независимостью в итоге и став.
Казалось, что идёшь по задворкам гигантского завода, производящего, может быть, пушистую белую плесень для кого-нибудь не отсюда, и редкие машинки катятся сами, потому что за стёклами в них никого, кроме сгустившейся темноты, нет, а случайные прохожие, такие же, наверное, как Собака, непонятные сами для себя ночные пешеходы, напоминают ножевые ранения - и глаза у них те же, словно края консервной банки, взрывающие в лоскуты кожу и рвущие внутренние клейкие струны.
Тогда Собака спустился в закольцованное подземелье под обелиском на площади Победы и долго-долго изучал его по кругу, стуча каблуками и с удивлением наблюдая, как неожиданно дробится звук, умножая тени и вызывая к жизни подмороженных ночью призраков.
Прошли не отличимые от бомжей остекленевшие панки, не попросив сто рублей, после кто-то торжественно, но испуганно провёл новенький велосипед.
Какой-то спящий на ходу мужчина прокатился подпрыгивающей походкой, волоча за собой сверкающий лаковый портфель.
Процокала каблуками экстремально высокая девушка.
Прошуршали мимо неясные дети в неуловимом количестве.
Все самые таинственные персонажи оживают в это время и проявляются тут и там, неумело имитируя людей. Про себя Собака понял, что он такой же. По крайней мере, был таким же до сегодняшней ночи.
Сегодня он чувствовал себя как раз нормальным человеком, которого лицом приложили к асфальту жизни и хорошенько так провели туда-сюда. Теперь он вовлечён в процесс, посвящён в ходе стремительного ритуала в жители, в обитатели, в полноправные горожане.
"В пистолете оставалось только три патрона: два для врага, один, в случае надобности, для себя. Он заставлял себя убирать пистолет. Он не имел права рисковать".
Пойти, что ли, пешком? Но куда? В какую сторону?
Куда не пойди, придёшь всё равно не домой - или домой, но это будет уже не твой дом, а дно незнакомой коробки, вещи в которой вроде бы и на месте, но чужие и смотрят косо.
Нужен троллейбус, все троллейбусы так или иначе на своих маршрутах цепляют метро, а в метро всё становится куда проще.
Если оно, конечно, открылось. До Партизанской, а там трамвай.
Это на случай, если Собака сейчас не в Малиновке, если его завели или он сам забрёл, перед тем как забуриться в траву, куда-то в дебри.
Никакого пистолета, никаких трёх патронов - да и есть не хотелось. Только в душ, перед этим тщательно себя осмотрев, после выпить чаю и упасть спать. Не думая ни о каких ежах, которые там дальше будут по тексту.
Похоже, он уже и так съел ежа, который теперь ворочался беспокойно внутри и царапал иглами стенки желудка. И пищевод болит. Наверное, блевал после удара в живот.
Знакомые москвичи постоянно акцентировали чистоту Минска, но Собака, слушая их восторженные речи, вспоминал всегда усохшие лужи блевотины на тротуарах центрального проспекта, вспоминал траву у себя под окнами, усеянную пустыми бутылками и полиэтиленом, вспоминал висящий на дереве за окном пакет с тухлой рыбой, мозоливший глаза каждый день, когда хотелось за чаем просто смотреть в окно, но приходилось отворачиваться, чтоб не стошнило.
Вспоминал соседей с четвёртого этажа, швыряющих в форточку мусор, который неизменно планировал к Собаке на балкон - колбасные шкурки, обёртки сырков, жирные внутри пакеты.
Как же грязно у них в Москве, думал Собака, если в Минске для них - чисто? Но, съездив однажды в Москву, Собака стал озадачен, потому что в Москве было точно так же.
В чём же тогда дело? В широких тротуарах центральных улиц?
Или, может, знакомые москвичи бывали в каком-то другом Минске? А этот просто спрятан ото всех, потому что на самом деле это один большой завод?
И если в лесу безумная радость всё-таки овладела Алексеем, то здесь, в этом городе, безумной радости Собака не испытывал ни разу в жизни вообще, хотя и был тоже Алексей, но имени своего не любил и прятался за собачьей вывеской.
Даже в данный момент, оставшись в живых, он не вздыхал с облегчением и не махал, улыбаясь, рукой на пропавшее, а деловито сновал по остановке, ожидая, ожидая и ожидая, всматриваясь в темноту и пустое запястье, в незримые часы, без которых время вокруг отказывалось двигаться и небо светлело уже так долго, что казалось снящимся.
Когда наконец прикатил похожий на больничную палату на колёсах пустой и малярийно жёлтый от неверного света внутри троллейбус, Собака с удивлением воззрился на его номер. На лбу у рогатого была цифра 20.
Действительность пошатнулась, Собака не двинулся с места, застыв немо и сутуло, а троллейбус постоял чуть-чуть, приглашая распахнувшимися складками дверей, после шумно закрылся и умчал.
Собака медленно посмотрел налево. Там приземистой глыбой выплывал из темноты, оставаясь на месте, кинотеатр "Салют".
Вместо безумной радости Алексеем овладел тошнотворный испуг. Когда-то очень давно, ещё во время войны съеденный ёж запросился наружу.
Собака упал на колени, подкошенный расслоившейся реальностью, после рухнул на руки, но те не выдержали веса и сложились в локтях.
Собака прилип грудью и лицом к не очень чистому асфальту.
Где-то как будто щёлкнул невидимый тумблер - и по щелчку со всех сторон, пробуя утренний воздух, запели птицы.
Собака собрал последние силы и по зелёному сигналу светофора, неистово дёргаясь, пополз, пересекая проезжую часть, домой.
31.07.2013
© Константин Стешик, 2013-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2014-2024.
| НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" |
|
 |
| Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...] |
| X |
Титульная страница
Публикации: | Специальные проекты:Авторские проекты: |
