Блестит царапина на стекле, как узкий кремнистый путь,
И свет, рассыпанный на столе, мешает стихам заснуть.
Судьба корява и недобра, как ижица или ять,
И если ведаешь про вчера - про завтра не хочешь знать.
Упрямы буквы, мудрён бином, печаль на губах горчит,
А там - за трещиной, за окном - звезда со звездой молчит.
Простор протяжен, суров и прост, покрышки там нет и дна, -
Пустыня, полная сонных звёзд, вселенская тишина.
Не будет помощи никому, у ночи - свои дела,
И путь кремнистый торится в тьму, куда-то за край стекла.
Вокруг порядка ни на грош, повсюду ждёт подвох,
И каждый встречный - нехорош, а поперечный - плох.
Во всю озлобленную прыть и из последних сил
Свой мир привыкли мы корить - он это заслужил.
Клянём за множество препон и недобор защит,
За то, что неуютен он и не по мерке сшит,
Наш мир, где счёты - по нулям, где зря горит глагол,
Где бог давно к другим делам от наших перешёл,
Наш мир, где солнце и луна, где слёзы и стихи,
Где днём синеет вышина, где сумерки тихи.
Нам так привычно клясть его за то, что он такой,
Что в нём две ценности всего - надежда и покой.
Миры не строят на заказ. За ропот и укор
Мир не обидится на нас. Терпел же до сих пор.
Мир окрестный полнится столпами - тем, кто оглянулся, нет числа:
Яблок генетическая память давний грех доныне донесла.
Предвкушенье голода и страха горечью осело на губах...
Допрядает нитку злая пряха. Отощали звери на гербах.
Смотрит птах прикованный двуглавый с завистью на вольных лебедей.
Втиснут знак неравенства костлявый между каждой парою людей.
Этот знак неутаимо явен, словно шрам неровный на судьбе:
Здесь никто и никому не равен, и не равен даже сам себе;
Не узнать себя наутро, словно был кривой, а нынче стал - горбат,
И от пят до темени - не ровно столько, как от темени до пят.
Правда обращается в химеру, и оглядка в ложь устремлена,
И похожа на огонь и серу давешних небес голубизна.
Неласков полуночный снегопад, и даже утомителен отчасти;
он нам дарует утренние страсти - железный скрежет дворницких лопат.
Когда ударят злобные ломы и сон рукой помашет на прощанье,
ты вспомнишь про пустые обещанья и мнимые достоинства зимы.
Нет выгод от согласия с зимой: она не соблюдает договоров,
она имеет вороватый норов и славится походкою хромой.
Её прифронтовая тишина недолго длится и немного стоит:
морозный ветер, как волынка, воет и бродит со стараньем топтуна.
Он заметает свежие следы, сбивает с размышления и шага...
влачится, застревая, колымага сквозь морок окружающей среды,
Сквозь эту вьюгу, словно сквозь века - куда? на встречу с богом или чёртом?
не верь ни ветру, ни следам затёртым. Войди во двор. Скатай снеговика.
В лихом апофеозе мотовства снабди его морковкой и углями,
и пусть царит над снежными полями его сторожевая голова.
Пускай он остаётся на посту, непобедим ни ветром, ни зимою,
с холодной величавостью немою и веточкой замёрзшею во рту.
Тогда вничью закончится война, окажутся бессильными метели,
и, может быть, услышится на деле шальная, словно пуля, тишина.
Подтаявший двор - островки незатопленной суши,
И всяческий мусор на влажной земле островков...
Валяются здесь под ногами забытые души
Загубленных суетным временем снеговиков.
Грядущей весны подступившие к горлу приметы,
Бродячая щепка в потоке - как новый ковчег...
Остались от снежных людей угольки и монеты -
Их скромные души, что были закатаны в снег.
Забытые души... клочки отслужившей шагрени...
Но, может быть, дети упрячут их в ящик стола;
У душ остаётся надежда на переселенье,
На то, что зимою к ним снова вернутся тела.
А скоро коты распоются, от марта шалея,
Торговцы цветами готовы считать барыши...
Но надобно знать: не уходит зима без трофея,
И больше к тебе не вернётся частица души.
Она растворилась подобно сошедшему снегу -
Утрачено то, что дано тебе было взаймы...
И ты осторожно идёшь по летейскому брегу
И смотришь на талую воду минувшей зимы.
...И снова год готовится уйти,
Теряет осень силы понемногу,
И октябрю уже пора в дорогу;
Ты приближенье года к эпилогу
Римейком надоедливым сочти.
Осенней беспросветности беда,
Постылые потоки проливные,
И строки, и уроки прописные -
Ничтожная, дрянная тирания,
Вердикт неправосудного суда.
Но осень, как проплешина в судьбе,
Исчезнет, затеряется в тумане
И больше у тебя не спросит дани:
Захочет только незапоминанья;
Да и сама забудет о себе.
Сгорит листва осенняя в огне
И дымом распрощается со всеми;
Бог переменит вымокшее время,
Откроет дверь навстречу новой теме
И сам оставит след на белизне.
ТЕКСТ [латин. textum, букв. сотканное]... Толковый словарь русского языка под ред. Д.Н.Ушакова
То йена, то юань. То локоть, то аршин.
А тексты - это ткань: сатин и крепдешин.
В полночной тишине слагаю полотно -
Но ведаю, что мне постичь не суждено
Ни клевера, ни ржи, ни злата, ни свинца,
Ни истины, ни лжи, ни красного словца;
Разливы вешних рек и наступленье дня
Останутся навек загадкой для меня.
И я мечту таю, наивную почти:
По кройке и шитью учителя найти.
Есть всё: и свет, и тьма, и ножницы, и клей,
И нитки, и тесьма... Но нет учителей.
То счёты, то абак. То пенни, то сантим.
Учусь пока что так - по выкройкам чужим.
Вопреки многомудрой науке и учениям всяческих вер
Спят печальные пленные звуки в вечной темени тайных пещер.
В них заветное тихое слово и навек отзвучавший набат,
И журчанье потока былого, и молчание древних ягнят.
Бесполезно бродить по пещерам, нет дороги к словам даровым:
Звуки там, под песчаником серым, и туда не добраться живым.
Но пройдутся с лозой рудознатцы и отыщут расщелину скал,
Сквозь которую звуки сочатся, покидая свой вечный привал.
От ветра скрипят стропила, на крыше бугрится жесть.
Не помню того, что было, но верю тому, что есть.
В унылом церковном хоре то кашель звучит, то хрип;
Слова утопают в море, где стаи голодных рыб.
Молитву поймут превратно, не будет пути псалму,
И те, кто придёт обратно, неведомы никому.
А мы понапрасну спорим: есть жизнь или жизни нет
За этим безмерным морем? на Марсе? среди планет?
Звенит на столе посуда - по комнате бродят сны;
А те, кто придёт оттуда, скорее всего, лгуны.
Печальный рассвет разбудит, притронувшись ко плечу.
Не знаю того, что будет. И спрашивать не хочу.
А в стенку бьет небытие -
Ему-то больше всех и надо...
Вероника Долина
Терзают душу завтрашние беды, как колет закалённая игла, и плотный полог плюшевого пледа не дарит ни защиты, ни тепла. Исходит лампа тусклой желтизною, не доставая светом до углов. Небытие укрылось за стеною и ход за ходом делает без слов- оно, как море, в стену бьёт волнами, ведя по нотам партию свою; ему удобно и уютно с нами, и надо больше всех Небытию. И рядом, рядом завершенье блица - но за стеной не слышно торжества: Ничто таится, будто бы боится вступать в свои бесспорные права. Слегка ловча и капельку блефуя, попробую, уставясь в темноту, ещё немного поиграть вслепую, разбрасывая буквы по листу.
То выключится солнышко, то включится;
иной, бывает, на ошибках учится -
а мы всё кроем происки судьбы...
Неужто и узнать нам не получится:
так как же вышло то, что мы слабы?
Слабы, как будто в сельве бледнолицые,
гонимы властью, пуганы милицией;
стоим, в руках платочки теребя...
Есть многое на свете, друг Симплицио,
что не дойдёт вовеки до тебя.
На нас, собравшись, навалились кучею
и улицы, безропотно текучие,
и вечно безнадёжные пари,
и лозунги обыденно-трескучие,
и тусклые ночные фонари,
и все проблемы - тайные и явные,
и повороты - резкие и плавные,
и время, что потрачено вотще,
и люди, многосильные и главные, -
которые не люди вообще.
Мы им по гроб обязаны неволею
и вечной, неизбывною недолею -
и нет вопроса, добрый мой простак.
Бином Ньютона - не загадка более,
хоть и старался мудрый Исаак.
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
