Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность




КОГДА  НЕ  КРЫЛЬЯ,
А  КРЫЛЫШКИ...

* ОХОТА
* КОРОБОК
* МАЛЬЧИКИ...
* ПРО КОБАЯСИ И СУЯТОМИ
* ЗВЕЗДА


ОХОТА

Я собираюсь на охоту. Я надеваю сексуальное белье, укладываю волосы, крашу ногти, глаза, губы... Я готова.

Нет, я еще готова не вполне: глаза! Глаза должны гореть.

Раньше это была только игра. Сейчас все по-настоящему. Это пугает меня. А значит, подтачивает мой боевой дух. Они это всегда чувствуют. Я еще должна овладеть искусством безответственной легкости подъема ответственной тяжести.



Они любят охотиться. Они думают, что охотятся они, а на самом деле, охотимся мы. Некоторые из нас опрометчиво не скрывают кто охотник, кто добыча или воспринимают эту борьбу, как борьбу равных. Это глобальная стратегическая ошибка.

Самцы обычно используются самками для пропитания: непосредственно - в качестве еды и опосредованно - в качестве ее приносителя. Другая функция самцов - необходимое участие в продолжении рода.

Самки выходят на охоту и начинают заманивание: они могут лечь прямо на дорогу и лежать - выжидать. Существуют и другие способы привлечения добычи. Можно, например, прятаться и казаться пугливой и робкой или совершенно недоступной (здесь важно очень точно рассчитывать расстояние, чтобы всегда, как бы невзначай, быть в поле зрения объекта охоты, но не ближе расстояния его вытянутой конечности). Пожалуй, этот способ самый действенный и им предпочитают пользоваться бывалые самки. Но чаще всего это врожденное свойство и присуще оно обычно самым жестоким и ненасытным особям.

Добычу, как правило, "убивают": пойманный самец подвергается специальной обработке, после которой все физические отправления остаются в норме, но мозг его полностью парализован, атрофирован или вообще уничтожен.

Пойманная и уже препарированная жертва остается в логове. Теперь это логово самки. Она беспощадно оберегает свое жилище. С этого момента некоторые самки теряют всякий интерес к охоте. Это неграмотно: со временем такая самка может потерять охотничий инстинкт, а добыча нуждается в периодической повторной обработке, которая невозможна без инстинкта. Результат предсказуем. Есть и другой вид самок. Эти самки продолжают постоянно охотиться, причем с тех пор, как их охота не связана с выживанием напрямую, они заигрывают с жертвой, ненадолго отпуская, но цепко хватая обратно, экспериментируют со способами поимки и убивания. Как правило, эти игры не просто смертельны, они невероятно мучительны для добычи. Именно такие самки самые лучшие охотники. Они убивают не по необходимости, они убивают ради убивания. Смертельные игры распаляют их, и этим огнем они всегда пользуются безукоризненно: убитая жертва в логове, опаляемая ежедневно, никогда не подаст признаков оживания и не совершит побег. Это совершенные самки. Любопытно, что подвергшиеся особым мучениям самцы полностью теряют возможность ориентироваться и добывать себе пропитание. Они приходят на заклание сами, будучи уверены, что вышли на охоту.

Существуют редкие случаи, когда добыча, очутившись в логове, поедает самку. Встречаются самцы, на которых не действует обработка даже нескольких самок. Обычно это так называемые вожаки. Некоторые самцы сами приходят в логово самки. Порою самки таскают добычу друг у друга.

Есть так называемые "высшие существа" (некоторые зовут их "низшими"). Проблемы пропитания и создания логова интересуют их обычно в небольшой степени. Самцы и самки, принадлежащие к этому подвиду, как правило, имеют ослабленный охотничий инстинкт и являются очень легкой добычей. Но нормальные самцы и самки недолюбливают вкус "высших существ".

Бывают и другие исключения.



Однажды в ранней молодости, когда охотиться было потрясающе свежо и ново, когда охота казалась игрой и возникала сама по себе, я поймала его. Он был не такой, как все, и я начала приглядываться. Слабенький и неприспособленный, он не знал, кто я, доверчиво ласкался и тыкался мордой куда ни попадя. Вместо того, чтобы съесть, я стала его выкармливать. Я показала ему жизнь и научила настоящим охотничьим повадкам. Я привязалась к нему, но он вырос. Как возмужавшему самцу, ему захотелось самоутвердиться. Я, занятая добычей пропитания для нас двоих, не успела вовремя подыграть ему (попросту съесть его мне было уже тяжело), и он, распределив роли по-своему, стал бороться со мной, как с соперником. Сначала он огрызался, потом стал покусывать всерьез. Он вцеплялся из-за угла мне в ноги или впивался в холку. Я никак не хотела верить в серьезность этих нападок и этим только раздражала его. Наконец мои ноги стали кровоточить непрестанно, холка клочьями болталась из стороны в сторону, и я сбежала. Я сбежала из собственного логова, оставив все ему. Чтобы выжить. Полгода ушло на зализывание ран, пока они хоть чуточку не затянулись. Но еще долго при любом прыжке - где тонко, там и рвалось опять. И все приходилось начинать заново. Истощенная, я стала выглядеть поджарой, это на время заменило мне настоящую боевую форму, которая была еще впереди.

Да, конечно же. Как только он изувечил меня и я вынуждена была оставаться в логове, из-за ближайшего угла искусно невзначай появилась она. С детенышами. Весь ее вид говорил, что охота ее вовсе не интересует. Следующий раз она попалась ему на глаза в окружении других самцов (блестящий ход!). И, наконец, она встретилась ему одна: "Ой!" "Но у нас столько общего! У нас уже есть свои логова, а там... Ну, понятно..." Он был ручным, поймать его было несложно...



Он не любит меня, я не люблю его, но мы любим друг друга. Мы нужны друг другу. У него большая стая, он вожак. Я одиночка, я мобильна. Мы обмениваемся информацией. Всеми способами. Это важно нам обоим. Он вылизывает меня, я вылизываю его. Это помогает нам поддерживать форму. Он настоящий, мощный самец - особенно сейчас мне это важно.

Мы не охотимся друг на друга - мы играем, потому что мы оба сильные. Мы уважаем друг в друге соперника, и потому это не настоящая охота, это демонстрация и отработка лучших приемов. Это красиво, это мощно и это очень хорошая тренировка. Как замечательно, что он есть.



Я охочусь. В моем арсенале опыт. Легкость игры возвращается ко мне. В глазах появляется азарт. У меня уже есть несколько трофеев. Но я стала поразборчивей. Главное, что теперь у меня есть детеныш - маленькая, очаровательная, совершенно необыкновенная самочка.



Подумай обо всем и выбери любое:
Быть славным хорошо, спокойным - лучше вдвое.
А.С.Пушкин.





КОРОБОК

Он высокий. Он большой. Он красивый. Он - охуительный самец.

Мне нравятся его чуть припухлые губы, нос картошкой и карие глаза. Такие же карие, как и у меня. Я с детства люблю карие глаза. Карие глаза вообще и его карие глаза в частности.

Я с детства люблю его шрамы. Вернее тогда только один - небольшая аккуратная серая полоска наискосок около глаза. Мне всегда хотелось ее поцеловать. Теперь шрамы покрыли все его тело, это безобразные, рваные красные полосы на руке, груди, спине... Их мне хочется облизывать, тереться лицом, прижиматься телом.

Я хочу его.



В детстве после лета он приезжал красиво-темнокоричневый от загара с коротким ежиком белых, выгоревших волос. Он улыбался широко, нахально, выставляя напоказ крупные белые зубы. Он всегда был атлетического телосложения, прекрасно бегал и играл в баскетбол. Для меня он был белым негром. Я была уверена в его негритянской душе. Подсознательно я наделяла его поэтому музыкальными способностями и, конечно же, недюжинными мужскими.

И я оказалась права.



Он прекрасно учился, за исключением неуда по поведению. Он блистал в тех же предметах, что и я. У нас время от времени возникало негласное соревнование. Победителя не было.



Он мастерил чудесных человечков, я, не афишируя, за ним повторяла.



В школе он не интересовался девочками. В младших классах он придумал мне прозвище и дразнил. Иногда мы дрались. Придя домой и взяв для смелости подругу, я порой звонила ему. Конечно же, безымянно и бессловесно. В старших - он ходил на дискотеки играть в карты, а я - взрослела с другими.



Дальше информация поступает отрывочно.

Серьезный технический институт. Вкрапления, выбивающиеся из нормы, но вписывающиеся в мой образ белого негра: он влюблен в Майкла Джексона, он делает себе химию и заклеивает подушечки пальцев, он пробивается на его концерт; вот он уже увлекается Металликой, он научился играть на гитаре и зубрит запилы их сологитариста.

Пробел.

Он работает на "крутой" западной фирме и очевидно получает.

Изредка он мне звонит. Рассказывает об одноклассниках. Я замужем. Я слушаю в пол-уха, отвечаю светски. Но он все равно изредка звонит.



Это лето. По чудесному стечению обстоятельств он у меня в гостях и мы одни. Есть приличная выпивка, а в спальне - роскошный сексодром. Мы выпиваем все, что есть. Все это время он рассказывает мне об одноклассниках. Я терплю. Я узнала свой шрам и боюсь-предвкушаю увидеть другие. Но я стоически слушаю весь этот бред. Никакой инициативы самой - не спугнуть бы. Птица редкая. Он увлекается теперь немецким и периодически вставляет в свою речь изучаемые обороты, радостно поясняя мне их употребление. Я терплю. Я хочу его.

Наконец это происходит, когда я уже потеряла всякую надежду. Это превосходит все мои мыслимые ожидания. Я в сексуальном шоке. Недели две после этого при одной мысли о нем я близка к оргазму. Но самец пропал.



Нет, он не пропал. Он продолжает изредка звонить мне. И рассказывает об одноклассниках.



Я у него в гостях. Вместе с одноклассниками. Все заканчивается нашим с ним сексом, но утром ему рано вставать на работу... и программа сокращена до минимума. Я уезжаю в ночь, он не перезванивает.



Я по-прежнему хочу его. Он невероятно сексуален. Он - самец. Но мне страшно. Мне страшно, грустно и жалко одновременно.

Я знаю: он умеет говорить. Но теперь сфера его словоизлияния ограничена судьбой одноклассников (нет, сплетни он не любит!), работой и немецким. Лучше бы он все время трахался. Однако что-то в нем (недо-самцовое? сверх-самцовое?) не пускает.

Я знаю: он умеет слышать. Но он не слушает.

Он делает карьеру. Он перестал читать что-либо, кроме спецлитературы, он смотрит новости (иногда) и нераздражающие фильмы по телевизору. Он блюдет чистоту. Все его вещи - добротны, чисты и выглажены. Он не любит неожиданностей. Он не любит разлитое пиво. Это его раздражает. Так же, как раздражают его философские проблемы. Теперь он не любит мультфильмы. Мультфильмы - для детей.



Я держу в руке маленький спичечный коробок. Я открываю его и оттуда вылезает огромный Джин. Я прошу у него ОГНЯ! Но Джин говорит мне, что для огня есть спички. Он зажигает одну, и мы смотрим на чернеющую скрючивающуюся палочку. Потом он залезает обратно в коробок и сам закрывает его изнутри. Я стою одна, ощущая запах горелой спички и по-прежнему держа в руках коробок. Я размахиваюсь, выбрасываю его подальше и иду в магазин за спичками.



P.S. Внимание! Вопрос:

Интересно, а духовная кастрация отражается на всем?





МАЛЬЧИКИ...

Мы идем по спирали. Бум! головой о медный колокол - Новый год. Сперва путь долог, а звон звонок. Потом это уже колокольчики, шарахающие по твоей голове беспрестанно. В ушах звенит - от удара? с перепою? а может, муж говнюк? или дети достали? И наконец колокольца начинают отзвякивать мерзким, дребезжащим звуком - да и каким он может быть от соприкосновения с этой рухлядью...

Мальчики играют в свои игры. "Гитлер, Мисима, Лотреамон..." - расставляет мальчик фигурки на столе. Меняются мальчики, меняются фигурки, но игра - игра не меняется - на все времена...

Человечество все каталогизировало, пересчитало и переписало. В любой момент доступны базы данных, прейскуранты и расписания. Диспетчер делает свою работу: поезд придет в срок, вовремя вылетит самолет. Погрешности определены. Но нет в этих списках воздушных шариков вдохновения, которые пролетают мимо. Лови!..

Интересно, ассенизаторы благородные люди?..

"Кому нужна эта вонючая честность?" - кричат мальчики и ломают свои любимые фигурки. Они знают, эти мальчики, что будут новые...

Девочка в красном сарафане станцевала русский танец и убежала со сцены. Все считают ее хохотушкой, но она не помнит себя смеющейся...

Образы приходят, перекрикивая друг друга. Толпятся, просятся в гости. Ты приглашаешь их в дом, а сама убегаешь по неотложным делам. Твои гости пьют чай, беседуют, иногда безобразничают и уходят. Следы их жизнедеятельности - вот все, что достается тебе...

И новые мальчики будут расставлять новые фигуры, и кто знает, не узнаем ли мы в них прежних игроков?..



Тьфу, слава Богу. Домыла, наконец, эту чертову посуду...





ПРО КОБАЯСИ И СУЯТОМИ

Кобаяси и Суятоми - прелестный народец. Это маленькие, безобидные существа. Они совершенно разные, но живут вместе. Кто-то однажды назвал их марвами. Но какие же они марвы?!

Местность, где проживают Кобаяси и Суятоми, серовато-коричневая. И хотя по привычке я называю поверхность землей, никакого отношения к нашей земле она, конечно же, не имеет. Она упругая и напоминает, скорее, резину. Есть на ней возвышения, но они не слишком высоки. Все довольно сглажено, под стать проживающему там народцу. Небо светло-серое и низкое. В общем, весь мирок невелик и весьма однообразен.

Кобаяси и Суятоми внешне немного похожи друг на друга, а между собой так и вообще практически одинаковы. И те, и другие имеют светло-серый цвет, округлые формы, маленькие ручки и ножки, по четыре пальчика на каждой, смешные непонятные ушки, такой же нос, невзрачные глазки, ротик-щелочку и не имеют шеи. Росту у них обычно фута два - два с половиной. Веса (чистого) очень незначительного. Одежды они, как правило, не носят, но всякие штучки, типа часов, поясов или даже шляп, некоторые очень любят. Может показаться, что они желеобразны, но на самом деле это не так.

Отличие Кобаяси от Суятоми заключается в том, что у Кобаяси из середины живота торчит Атенa. Атена - это такого же, как и сам Кобаяси, светло-серого цвета толстый отросток, в половину, а то и больше, роста Кобаяси. Атена, конечно же, затрудняет ношение столь любимых Кобаяси поясов, но на то существуют разные моды и специальные разновидности поясов - опоясники. Обычно Атена свешивается книзу, но и тогда он не очень мешает при ходьбе, уж больно коротки ножки Кобаяси и велик живот. Но все равно в обычное время Кобаяси ходят не спеша.

Атена самый важный орган Кобаяси. (Честно признаться, про другие органы даже толком ничего не известно. Кажется, у них только и есть что голова, тело, конечности и Атена.) Кобаясевский Атена похож на нашу антенну и по созвучию и по принципу действия: через Атену Кобаяси получают сигналы. Откуда эти сигналы и кто их посылает, доподлинно не известно, да это никогда и не вызывало интереса ни у Кобаяси, ни у Суятоми. Когда Атена получает сигналы, он поднимается и ведет за собой своего Кобаяси. Если спросить у Кобаяси, ведомого своим Атеной, куда и зачем он идет, он никогда не ответит вам. Скорее всего, он вас даже не заметит. Каждый Атена принимает только определенные сигналы, видимо, посланные именно ему для именно его Кобаяси. Когда Атена спокоен и не принимает сигналов, Кобаяси чаще всего бестолково топчется на том месте, где он оказался в результате своего движения за Атеной. Это время и называется "обычным". В обычное время Кобаяси может пойти вслед за разговором.

Суятоми тоже имеют свою особенность, но она совсем в другом. Дело в том, что Суятоми внутри полые. Как бутоны. Если бы не ножки и ручки, то, пожалуй, они летали бы, как воздушные шарики, а точнее, воздушные шары. По правде сказать, они так иногда и летают. Но не все и не всегда. Как правило, Суятоми с течением времени наполняют себя. В зависимости от того, чем наполнилась Суятоми, она может меняться внешне. Наполняется полость чем ни попадя. Суятоми вбирает в себя все на своем пути, поэтому содержимое той или иной Суятоми зависит от маршрута этого самого пути. А маршрут, в свою очередь, зависит от... Да ни от чего он не зависит. Куда забредет Суятоми, туда и забредет. Разве что содержимое Суятоми начинает иногда диктовать свои желания, и она прислушивается к ним, поскольку собственных Суятоми не имеет.

Бывает, что содержимое полости окукливается и выпадает из Суятоми. Любопытно, что после такого отторжения в полости Суятоми обязательно остается слой, на котором, как на своеобразной фотографии, отпечатывается вся информация о выброшенной куколке. Этот слой отныне становится неотделимой частью Суятоми, и поэтому-то Суятоми иногда меняются внешне. То, что выпало, немедленно поглощается землей. Через некоторое время где-нибудь поблизости от того места, где Суятоми выбросила куколку, на поверхности может появиться светло-серый купол. Новое существо растет, как гриб-дождевик, - это новый Кобаяси или новая Суятоми.

Случается, что Суятоми проходят над дузерами. А дузеры - это места на поверхности, откуда бьют воздушные источники. Так вот. Проходя над дузерами, Суятоми наполняются легким воздухом и начинают парить. Когда вы видите летящую Суятоми, это значит, что она набрела на дузер.

Принципы действия органов чувств у Кобаяси и Суятоми различны. Например, зрение. В обычное время Кобаяси почти слепы, они начинают видеть только тогда, когда их ведет Атена. В этот период их зрение пристрастно выбирает то, что имеет отношение к цели Атены (даже если сама цель неведома). Но то, что они видят, они видят поразительно хорошо.

Что касается зрения Суятоми, то они все видят средненько. То есть очертания всех предметов, их основные части, цвета - это они, конечно, различают, а вот мелкие детали или полутона вызывают у них затруднение. Если Суятоми очень напряжется, она может разглядеть все, но для этого нужно, во-первых, желание, об отсутствии которого уже говорилось, а во-вторых, усилие. Другая характерная черта зрения Суятоми - это то, что они частично видят свое нутро, то есть содержимое полости. Так что обычно зрение Суятоми равномерно распределено между внутренним видением и внешним.

Со слухом у Кобаяси и Суятоми примерно та же история, что и со зрением.

Насчет их обоняния сказать затрудняюсь. По-моему, запахи вообще отсутствуют в их жизни.

Также они не чувствуют физической боли. Кстати, сами по себе Кобаяси и Суятоми никогда не болеют. Может что-то случиться с Атеной или Суятоми заглотнет что-нибудь не то - большое или острое - тогда пострадавшие на некоторое время выходят из строя. Точнее, Атена, как правило, не восстанавливается. Просто, Кобаяси перестраивает свое существование и продолжает жить с поврежденным Атеной настолько активно, насколько активным остается его Атена. Здесь уж всякое, бывает, приключается. Атена может начать принимать не те сигналы, но Кобаяси все равно будет им следовать. Только когда Атена перестает принимать сигналы вообще, тогда Кобаяси крышка. Организм же Суятоми предпринимает ряд рекреационных мер, чаще всего, это попытка окуклить и вытолкнуть содержимое. Если это удается, Суятоми живет дальше. Правда, в результате этого окукливающие и отторгающие свойства полости могут немного повредиться. И след. След-то все равно останется.

Кобаяси и Суятоми неведома идея красоты. Поэтому у них нет некрасивых.

Кобаяси и Суятоми не знают времени. Правда, у них есть часы. Но это всего лишь циферблат с двумя нарисованными стрелочками. Откуда он у них взялся и кто научил их носить это на руке? Для них не имеет значения, произошло ли событие секунду или несколько лет назад. Они не видят разницы. Суятоми различают только толщину своих стенок, объем своего содержимого и, конечно же, помнят окукления. Для того, чтобы обозначить тот или иной момент, Суятоми может сказать: "Это было на толщине в 3 дюйма" или "Это было на второй куколке". Она не скажет вам, что было раньше, а что позже. Этого она не различает, для нее это лишено смысла. Кобаяси ведут отсчет по включениям Атены и пройденному расстоянию. Рассказывая о событии, Кобаяси может обозначить его, как "на прошлом включении" или "когда я уже подходил". В отличие от Суятоми, Кобаяси воспринимают свои походы за Атеной последовательно.

Замечу, что читать и писать Кобаяси и Суятоми умеют изначально, но практически никогда этим не пользуются. У них и книжек-то нет. Причем, как выяснилось, для них не существует языкового различия. Они не знают, что есть русский или английский языки, они просто говорят, а всем понятно.

Про нас с вами они знают все и не знают ничего. Кажется, это справедливо для любого знания: оно как будто есть у них, но им без надобности. Разве что для разговора.

Кобаяси и Суятоми не умирают. Вернее, у них нет процесса старения. Другое дело, что Атена может испортиться или полость Суятоми намертво переполнится, вот тогда существование этого Кобаяси или этой Суятоми заканчивается и они рассыпаются. Сломанные Кобаяси и Суятоми теряют возможность двигаться, а поскольку понятие времени у оставшихся отсутствует, то с их точки зрения, они рассыпаются моментально, как только испортились. То, что остается от тел Кобаяси и Суятоми, тут же исчезает. Может, "живые" разносят это на своих подошвах, может, земля всасывает... Только изредка на поверхности попадаются шляпы, пояса, часы и прочая дребедень.

Кобаяси и Суятоми не могут жить, если у них не работает Атена или полость не может больше наполняться. Потому что не могут двигаться.

Регулярно питаться для Кобаяси и Суятоми необязательно, питанием же для них служит разговор. В принципе не имеет различия с кем он ведется - с себе подобным или наоборот. Но, судя по всему, по вкусу Кобаяси отдают предпочтения Суятоми, а те - Кобаяси. А может и нет. Вкусы ведь могут меняться...

Для Кобаяси питание необходимо только для обеспечения более энергичного движения, а питание Суятоми может еще и наполнять ее.

Как правило, когда Кобаяси принимают сигналы, разговоры с ними особенно вкусны. Они могут остановиться поболтать или разговориться на ходу, а могут и вообще, войдя в состояние экстатического видения, говорить, говорить и говорить без умолку - все зависит он сигнала, получаемого Атеной, и от того, как собеседник вписывается в цель Атены. Но, конечно же, на каждое блюдо - свой любитель, свой гурман. У некоторых может быть и несварение от того или иного явства. Так, бывает, что у Суятоми начинается страшная, мучительная отрыжка от долгих речей Кобаяси. Обычно для Кобаяси это не помеха - он этого не замечает. Катастрофа неминуема, если Суятоми стоит на пути Кобаяси, но переполняется и, не способная сдвинуться с места, служит непреодолимой преградой для идущего по сигналу Кобаяси. Атена бьется, бьется о недвижимую громадину и, как правило, ломается. Такие сломавшиеся пары рассыпаются вместе.

"Заловили вола! Ло-о-овки-и-е!" - восклицает неожиданно появившийся Кобаяси. "А воз, воз-то кому?" - отвечает ему Суятоми. "Кто везет, а кому везет!" - бросает Кобаяси и уносится дальше. Суятоми остается дожевывать. Это, конечно же, кусочничанье, это не еда.

Хорошо, когда сталкиваются существа со схожими вкусами. Для некоторых прекрасным обедом может послужить такой разговор:

    - Плюшка!
    - Плюшка!
    - Плюшка?
    - Плюшка!
    - Плюшка-плюшка!
    - С дже-емом!

Однажды я изловчилась подсунуть им в щелочку между нашими мирами кусочек старой кулинарной книги. Что же с ними было, когда одна парочка прочитала рецепт "Стерляди по-царски, запеченной в сметане"! Мне показалось, что они даже порозовели от удовольствия (хотя это в принципе невозможно), но раздулись-то уж точно. После этого Кобаясин Атена невероятно оживился и принял множество сигналов. И Кобаяси начал мотаться туда-сюда, собирая разные перышки, кусочки и штучки для гнезда. Самое забавное, что ни гнезд, ни домов у Кобаяси и Суятоми нет. А еще любопытно, что поверхность, как правило, абсолютно голая. Но этот натащил целую кучу всякой всячины. Может, это и были остатки сломанных Кобаяси и Суятоми?.. А Суятоми долго плавно, но основательно, ходила вокруг кучи, а потом взобралась на нее и всосала в себя.

Другой забавной парочке я подсунула кусочек из "Евгения Онегина". Так они потом долго бродили около моего "глазка" и ждали еще чего-нибудь. Даже пальчиками пытались выковырять, как только появлялся мой глаз. Пришлось всего Пушкина распотрошить и по кусочку им передать. После чтения, благодарно отрыгнув, они начали хохотать, хлопать в ладоши, валяться по земле, кружиться, взявшись за руки... Да всего и не вспомнишь. А потом Суятоми долго-долго гуляла, а Кобаяси плелся за ней и своим Атеной. И она набрела на дузер (искала ли она его или Атена в спину толкал?), надулась, взяла за руку Кобаяси и они немножко полетали.

Кстати, Суятоми может пристраститься к полетам. Поскольку они способны запоминать маршрут, такая Суятоми начинает регулярно приходить к найденному дузеру, наполняться от него и летать. Воздух, как и любое другое содержимое полости, может окукливаться. Единственно, чего еще не было замечено, чтобы воздух переполнял Суятоми. Но, может быть, это просто потому, что переполненная воздухом Суятоми улетала и не возвращалась?

И еще, пожалуй. Хотя горизонты чисты, в жизни народца незримо присутствует Стена. Все жители знают, что она ограничивает их мир. Но поскольку ее не видно, обычно это их не беспокоит. Некоторые Кобаяси получают сигналы, которые позволяют им ее видеть. Иногда даже чуточку через нее. Такому Кобаяси Атена только показывает Стену, но не дает возможности приблизиться. Тогда Кобаяси начинает мучительно кружиться, биться о неведомую преграду, но поделать ничего не может. Он вроде бы имеет цель, а вроде бы и нет. Ненадолго Атена возвращает Кобаяси к обычному времени, но потом все начинается с начала. Есть Кобаяси, Атена которых обладает удивительной подъемной силой. Получая сигнал, такой Атена поднимает своего Кобаяси, и тот взмывает вверх и видит Стену далеко внизу. Они свободно и легко перемещаются за нее и обратно, для них, по большому счету, пространство не разделяется Стеной, поскольку сверху она не так уж и велика. Для них - все едино. Эти не ломаются. Летающие Суятоми тоже не мучимы Стеной.

Вы скажете, что они скучны и бессмысленны? Наверно, может быть, не знаю... Откуда они взялись? Однажды я увидела их, посмотрев в дырочки оторвавшейся пуговицы. Наблюдать за ними было любопытно. Вот я и решила рассказать вам об этом народце.





ЗВЕЗДА

Она сидит у окна, старая тридцатилетняя женщина. Она ждет своего любовника, солидного мужчину сорока восьми лет. Совершенно необузданного нрава и связей. Она благодарна ему за некоторые мгновения первого и последствия последних. Она не знает, может ли она от этого отказаться. Сейчас это есть, и ей кажется, что может.

Она смотрит из окна своей квартиры в самом центре города, в старой его части. С ее третьего этажа не открывается панорамный вид на город, зато виден чудесный старинный фасад с эркером дома напротив, видны деревья соседнего скверика и нечастные пешеходы. Ей нравится это место.

На вид ей не дают больше двадцати четырех. Когда она в джинсах и куртке, ее принимают за школьницу. Но она знает, что что-то изменилось. Она знает, что она старая тридцатилетняя женщина. И что мир это знает.

Мир в данном случае означает молоденьких созревающих мальчиков, которых она давным-давно накушалась вдоволь и всегда гнала от себя и которые теперь перестали обращать на нее внимание. А ей вдруг захотелось глупых, бесцельных прогулок под луной, пива на бордюре, а главное, широко открытых безумно влюбленных глаз, от которых зажглись бы и ее. Пожалуй, она согласилась бы даже на эти юношеские бесконечные разговоры, квазифилософию... Но в умеренных дозах. Например, вечер-два в неделю. И больше чтоб не докучал. Ночные звонки, стихи в ее честь под ее окнами? На них она реагировала бы устало, снисходительно улыбаясь, жаловалась бы на них всем и каждому, но без них ей бы чего-то не хватало.

И она мысленно перебирает виденных недавно персонажей. Р. на первый взгляд ничего, на второй и правда оказался ничего. Совершенно ничего. Даже разговор отсутствует. Только поза. А. в разговоре оказался старше ее, в смысле нуднее. И никакого полета. Вот Л. Он действительно заинтересовал. Возможно, и заинтересовался. Пусть немногословен. Даже лучше. Но взгляд - взгляд спокойный и проникающий. И очень глубоко. Можно подумать, что он чуткий. Заботливый и нежный. Ах, какой Л.! Но выяснилось, что у него девушка, хотя это-то не беда, и что он эпилептик. Вот напасть! Нет, от Л. - подальше... Но какой Л.!.. Хотя нет, теперь никакой Л.

В. - голубой. Ж. - лох. М. - некрасивый, просто урод. Еще один М. Думает, что гений. Но он не гений, и это слишком заметно. Вот К., тот гений, но гений настолько ослепительный, что его глаза обращены только на него самого. А ей сейчас нужно не этого.

Ах, как мил С. И глаза горят. И разговор осмысленный. И на мордашку хорош. И внимателен. К тому ж спортивен. Одно но: горение это какое-то нездешнее, попросту говоря, асексуальное.

Симпатичный О. Но у него как-то все слишком серьезно.

Ей становится все грустнее и грустнее. Да собственно, все эти мальчики уже созрели, в смысле, оформились. Пора, когда нальются соками, еще впереди. Сейчас небольшая пауза - передышка между сексуальными баталиями. Что касается мужчин в самом соку, то с этими-то у нее все более-менее в порядке. С этими все понятно. Они дозируют свои бьющие через край соки и подают их в добротной упаковке. Никаких душевных струн. Как правило, либо эти струны когда-то были задеты и теперь хранятся под чехлом, нет, в кофре, либо они растянуты в каком-то немыслимом аккорде. Все так. Захотелось чего-то свеженького.

В очередной раз не придя ни к чему, не отходя от окна, просто развалясь в кресле, она погружается в это мягкое, звездное. Она ловит свое мерцание. Поймала. Мерцание становится все чаще и ярче. Ах, как сладко! Сладко-щекотно! Они так не умеют. Ни один. Хотя... Нет, ТАК они не умеют.

Она играет, то приближая, то отдаляя мерцание. Порою это даже приторно, но она не останавливается и продолжает. И вот волна звездности разливается по всему телу. Она высоко, она везде, она всё. Это ее ослепительный свет повсюду. Это она легче воздуха. Это она...

Выныривает и ощущает себя рыбой, выброшенной на берег. Она начинает задыхаться, жадно вдыхает запах мокрого пальца и решает, не нырнуть ли ей опять. Но она знает, что потом будет еще тяжелее. Будет тяжелее и дышать, и отказаться от желания повторить. Необходимо какое-то время посуществовать здесь, снаружи. Как обязательное условие ее внутренних звездных озарений. На миг в который раз вырисовывается невозможность, но она спешно гонит от себя эту мысль. Надо как-то отвлечься. Она начинает думать о том, какой подарок получит на Новый год от своего солидного друга: перед глазами встает виденное накануне бриллиантовое колечко авторской работы. И она безысходно-неизбежно радуется скорому приходу своего гостя. Она сидит у окна, старая тридцатилетняя женщина.


2000-2001, Москва.



© Марина С.Ан., 2000-2024.
© Сетевая Словесность, 2001-2024.





Словесность