Словесность

[ Оглавление ]







КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


   
П
О
И
С
К

Словесность


Литературные пародии



ЛЕЛЬКИНЫ  ЛЮБОВИ

Подражание Людмиле Улицкой


Когда Лелька родилась, ее матери не было дома. По своему обыкновению Зоя Инцестовна отправилась то ли на премьеру, то ли к очередному любовнику. И только снимая перед сном синее креп-жоржеттовое платье, так удачно оттенявшее ее опало-коралловые губы, она вдруг обнаружила вместо пояса пуповину.

Доктор Шуллер, известный в городе акушер, бонвиван и бульвардье, быстро принял у нее хорошенькую девочку. Он хлопнул ее по аппетитной попке и подмигнул:

- Ну-с, мадмуазель, что мы делаем сегодня вечером?

- Все! - пискнула новорожденная.

Старая нянечка Груня перекрестилась на план эвакуации из роддома в случае пожара и сказала:

- Ох и наплачутся с тобой родители!

Но тем было не до Лельки. Мать вскоре сбежала с заезжим таксидермистом то ли в Улан-Удэ, то ли в Сан-Хозе. Лелькин же отец, профессор Морепоколенский, к дочке был равнодушен, ибо хотел сына, продолжателя их старинного рода. Он гордился тем, что его прапрапрадед служил лейб-гастроэнтерологом при дворе самого Ивана Грозного. Однажды он имел неосторожность поставить ему диагноз "Кишка тонка!", за что удостоился чести быть посаженным на кол лично царем. Правда, при Екатерине Великой смельчаку был посмертно пожалован чин столбового профессора.

И вот теперь Лелькин отец, как бы мстя за унижения их славного рода, готовил открытие, которое должно было обессмертить его имя-отчество. Профессор экспериментально почти доказал, что труд может сделать человека не только из обезьяны, а и из любого другого животного. Поэтому его дом был полон экзотических зверей, ставших первыми Лелькиными приятелями. Лишенная родительской ласки, она быстро сдружилась с электрическим скатом Севой, который по утрам заботливо грел ей кашку, и вараном Хасаном, виртуозно вылизывавшим всю посуду. В полном соответствии с теорией профессора, трудолюбивый варан вскоре научился выпивать за обедом рюмку рябиновки, крякать при этом "Эх-ма!" и заигрывать с Лелькой. В процессе их полуигр-полуласк, которые с каждым днем становились все неистовее, ее кожа стонала и плавилась от счастья...

Но бабушка, как на грех приехавшая из деревни Ревекковки, бывшего родового имения Морепоколенских, рьяно взялась за воспитание внучки. Она научила ее готовить из черствой краюхи фаршированную рыбу и черепаховый суп. А главное, бабушка объяснила Лельке, какую молитву для получения пятерки надо прочесть перед диктантом, а какую - перед контрольной по математике.

То ли Лелька в спешке спутала слова, то ли в тот день Николай Угодник был перегружен молитвами других третьеклассников, но по контрольной она схватила "пару". Наскоро поревев, девочка сообразила, что судьба дает ей шанс встретиться наедине с новым учителем математики Сергеем Николаевичем. Росло-надменный, в модной фетровой шляпе, ладно облегавшей его мускулистую голову, он сразу же стал кумиром всех школьниц. Они то и дело норовили заглянуть в его класс, чтобы полюбоваться тем, как Сергей Николаевич, поигрывая тренированными извилинами, хладнокровно извлекает квадратные корни.

Учитель согласился объяснить ей материал после уроков, про себя дивясь Лелькиной недюжинной тупости. Под конец занятия она вперилась ему в глаза своими синими зрачками, которые к вечеру загадочно расширялись и становились почти фиалковыми, сводя с ума даже самых отпетых старшеклассников, включая Кольку Фиксатого, уже имевшего два привода в детскую комнату милиции за распитие спиртных напитков с ее сотрудниками. Чтобы привлечь внимание этой капризной малявки с пышными светлыми волосами, еще больше выгоравшими за лето, которое профессорская семья обычно проводила в Крыму, где так ласково плещет прибой, Колька однажды прыгнул с крыши прямо под ноги комиссии из районо. Но это случилось уже потом, а в тот памятный вечер Лелька невинно спросила учителя:

- Сергей Николаевич, а касательная - это от слова "касаться"?

И, не дожидаясь ответа, потянулась к нему всем своим юным и жарким существом...

Эта встреча имела два последствия.

Во-первых, с той поры Лелька страстно, до беспамятства полюбила математику. Даже много-много лет спустя, стоило ей лишь заслышать слово "биссектриса", как глаза ее тут же вспыхивали, а грудь начинала бурно вздыматься. А во-вторых, ее бабушка вскоре поняла, что станет прабабушкой.

Узнав об этом, варан Хасан, который по-прежнему души не чаял в Лельке, сгоряча хотел загрызть изменницу. Но, подавив в себе животное начало, он благородно предложил взять грех на себя и увезти Лельку в его родную пустыню, где обеспечит ее и наследника сусликами, змеями и прочими деликатесами. Получив отказ, варан с горя напился и попал в вытрезвитель. Профессор ликовал: эксперимент по очеловечиванию блестяще удался! Но все доказательства этого обиженный варан унес с собой - вместе с облигациями трехпроцентного займа, хранившимися в гипюровой наволочке, тоже некогда пожалованной покойной императрицей. И профессор остался ни с чем, если не считать внучки, которую Лелька назло ему родила вместо внука.

Из школы ее, конечно, поперли. Напрасно отец кричал завучу, потрясая томом Линнея, переплетенным в телячью с золотым тиснением кожу:

- Милостивый государь, млекопитающие всегда размножались с младых ногтей! Взять хотя бы самок цератозавра...

Все свободное время Лелька теперь проводила с ребенком на свежем воздухе, в очереди за молоком. Там-то ее и заприметил художник-авангардист Стопуло. Он попросил Лельку позировать для абстрактного портрета "Мадонна с бидоном". (Теперь это знаменитое полотно украшает запасники местного краеведческого музея). Возможно, позирование и послужило толчком для рождения двойни - выполненной, впрочем, в добротной реалистической манере.

Разъяренный профессор выполол в дачном огороде всю капусту и стал дежурить на крыше с большой рогаткой, чтобы отгонять аистов. Близорукий, как все знаменитые ученые, он однажды вместо аиста сбил уругвайский самолет, заходивший на посадку. Разразился международный скандал. Возмущенные уругвайцы свергли своего промарксистского президента Умберто Забодалло. А Лелька неожиданно родила семерню. И опять следствие, учиненное соседями по Черноротскому переулку, ничего не прояснило. Где было им, существовавшим в карме керогазов, догадаться, что виной всему была не любовная связь, а пылкое воображение? Посмотрев накануне фильм "Семеро смелых", Лелька заснула с мыслью: "Родить бы таких боевых мальчишек..." Задумано - сделано. И вот в пятнадцать лет Лелька стала матерью десятерых детей.

Чтобы прокормить эту ораву, она устроилась уборщицей на Монетный Двор. Обычно туда брали только после подметального техникума, да и то с красным дипломом. Но ей повезло. Вообще-то к деньгам Лелька была равнодушна, особенно к мелким. Следуя бабушкиному совету, она поднимала только монетки, упавшие на орла, и это принесло ей удачу. В нее влюбился сам Григорьев, начальник цеха гривенников. Это был огромный мужик, запросто гнувший пятаки - несмотря на протесты отдела технического контроля. Казалось, судьба наконец-то улыбнулась ей. Увы, слишком широко. Ошалевший от любви Григорьев выпустил к их свадьбе юбилейную монету с Лелькиным профилем и надписью "Пролетарии всех стран, присоединяйтесь!". Ему дали пять лет с конфискацией цеха, а ей пришлось срочно уволиться.

После декретного отпуска (на этот раз - всего-навсего тройня) она пошла работать санитаркой в клинику, где некогда ее дед начинал больным. Там-то по-настоящему и раскрылся Лелькин талант излучения любви и доброты. При ее появлении даже учебный скелет Филя радостно клацал суставами. В дни Лелькиных дежурств суммарный пульс в отделении не превышал трех тысяч ударов в минуту, а среднебольничное давление достигало показателей, намеченных в соцобязательствах коллектива лишь на будущую пятилетку.

И все бы ничего, если бы Лелька не продолжала рожать строго по графику: каждого второго и пятнадцатого числа. В конце концов доктор Шуллер, уставший ездить взад-вперед, сделал ей предложение. Она подумала, что это удачный повод для покупки того сладко-розового платья, которое она давно присмотрела в угловой комиссионке, и согласилась. Их брак, который многие считали мезальянсом, оказался на редкость счастливым. Хотя к тому времени Лельке уже перевалило за восемнадцать, золотые руки и зубы мужа придали ее красоте новый блеск. Долгие годы она хранила ему неверность, а он безропотно принимал у нее все новых детей, своих и чужих.

Ее романы начинались так же внезапно, как обрывались. Однажды она исчезла на неделю, тронутая объявлением "Одинокие сиамские близнецы познакомятся..." В другой раз Лелька пригрела Пал Палыча по кличке "Мальчик-с-Пальчик". Вначале она принимала его за кого-то из своих детей, но он оказался запевалой хора лилипутов и на редкость добросовестным любовником. Если неожиданно приходил муж, Пал Палыч мигом прятался в футляр от фагота - в последние годы профессор с горя пристрастился к игре на нем. Но самое захватывающее приключение Лелька пережила, когда инструктор парашютного спорта, видя, что она, как и все новички, нервничает, предложил ей совместный прыжок. Едва они покинули самолет, он сорвал с Лельки одежду и парашют и набросился на нее с такой страстью, что она уже не помнила, приземлились ли они...

С того дня Лелькой овладела тоска по воздушной стихии. Приложив очередного ребенка к груди, где никогда не переводились молоко, кефир, йогурт, а то и джин с тоником, она грезила, будто летит, обгоняя стаи перелетных птиц, следовавших по маршруту Москва-Теплые Края. Наяву же была стирка, у пяти младшеньких резались зубы...

Но однажды ночью на ее подоконнике возник ангел. Бережно, чтобы не повредить его хрупкий организм, она прижала его к груди. Когда же небесный тихоход заснул, изнуренный ее ласками, она простирнула с отбеливателем его крылья и подкрахмалила их. Утром гость на лету махнул Лельке нежной рукой, на которой была различима татуировка в стиле арт-деко "Не забуду архангела Гавриила!" Она долго смотрела ему вслед и гадала: кто же родится на сей раз? Обычно от любовников у нее бывали девочки, а от мужа - мальчики, к вящей радости профессора Морепоколенского.

Тем временем ее соседка по коммуналке Феня Кавардак писала во все инстанции об аморальной жиличке. Она мечтала оттягать у Лельки и ее потомства закуток под лестницей для своей племянницы Нюры из Нарьян-Мара. За жилплощадь та сулила Фене каракулевую шубу из песцов.

- У меня тоже было много мужиков! - орала Феня. - Правда, только раз. Но я же не рожала, как бешеная!

Для выселения Лельки были стянуты ответственные квартиросъемщики под командованием участкового Авдюхина. При виде Лельки у него от вожделения сама собой расстегивалась даже кобура. Она же Авдюхина в упор не замечала, а он, злопамятный, как все конопатые (впервые это подметил, кажется, еще Монтескье), только и ждал подходящего момента для мести. Но тут во двор ворвалась черная "Волга" с обкомовскими номерами, и враги мигом испарились.

Дело в том, что до конца года оставались считанные дни, и городу позарез нужно было перейти в разряд миллионеров - это сулило рост фондов, зарплаты и строительство долгожданного метро. Но рождаемость, как назло, топталась на месте. Положение мог спасти только Лелькин дар. Высокое начальство пообещало ей сказочную квартиру с раздельным санузлом - при сказочном же условии: "Чтоб к исходу декабря родила богатыря!" Точнее, двадцать одного. А поскольку миллионный житель города с давними революционными традициями не мог носить фамилию Шуллер, в номинальные отцы ребенка определили передового сталевара Кузнецова. Или, наоборот, кузнеца Сталеварова - Лелька от волнения не упомнила. Ей вручили фото лжемужа в темно-синем парадном костюме и с переходящим вымпелом в руке. Лелька долго смотрела на его трудолюбивое, чем-то знакомое лицо - ноль эмоций. На ночь она положила фотокарточку под подушку, но привычное желание все не приходило. В голове крутилась фраза "Сталевары стали воры".

Под утро ей явился ангел. Он достал бумагу с печатями и прочел:

- Первое. Дева, имей во чреве сына. Второе. И будешь ты царицей мира, подруга вечная моя. Распишись вот здесь.

Лелька заплакала от счастья и испугалась, что закапает слезами важную бумагу. Но ангел успокоил ее: там, на самом верху, она утверждена внештатной святой с правом бесплатного пролета везде. Тут же над Лелькой возник нимб. Он тихо жужжал, как неоновая вывеска гастронома. Затем у нее выросли большие пушистые крылья ("Это зимний комплект", - пояснил ангел), и душа запросилась в небо.

- Лети, милая, я за детишками присмотрю! - заботливо крикнула ей вдогонку Феня Кавардак. С высоты видно было, какое у нее, в сущности, доброе сердце.

- Счастливого пути!!! - хором напутствовали Лельку участковый Авдюхин, вытиравший сопли раскаяния, бывший учитель математики Сергей Николаевич, давным-давно постригшийся в сталевары, правофланговый лилипут Пал Палыч, заметно выросший в собственных глазах, и даже экс-президент Уругвая, нашедший утешение в браке с Зоей Инцестовной, к которой, впрочем, уже сватался один из Лелькиных сыновей - но это уже совсем другая история.

Лелька поднималась все выше и выше. В небе багровел Марс. Ее неудержимо влекло к нему. Что это было: гравитация или жажда межпланетного соития?

- Марс... Марсик... - шептали ее коралло-опаловые губы.

- Лелька... Лолита ...Аэлита...- басом доносилось из космоса.

Пока длился этот полет, на земле наступила всеобщая благодать.

Водители и пешеходы церемонно уступали друг другу дорогу.

Под аркадами радуг возвышенно гуляли влюбленные.

И пчелы, привлеченные душистым ароматом, летели на страницы новой книжки и жадно пили с них еще не застывший ванильный крем.




Литературные пародии: оглавление




© Семен Лившин, 2002-2024.
© Сетевая Словесность, 2002-2024.






НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Эльдар Ахадов. Баку – Зурбаган. Часть II [Эта книга не-прощания с тобой, мой Баку, мой сказочный Зурбаган, мой город Ветров, город осеннего Бога с голубыми глазами небес.] Яков Каунатор. В своём отечестве пророк печальный... [О жизни, времени и поэзии Никoлая Рубцова. Эссе из цикла "Пророков нет в отечестве своём..." / "Всю жизнь поэт искал свою Пристань, Обрёл он...] Рассказы участников VI Международной литературной премии "ДИАС" [Рассказы участниц казанской литературной премии "ДИАС" 2024 Любови Бакановой, Александры Дворецкой и Лилии Крамер.] Полина Орынянская. Холодная Лета, горячие берега [Следи за птицей и закрой глаза. / Ты чувствуешь, как несговорчив ветер, / как в лёгких закипает бирюза / небесных вод и канувших столетий?..] Александр Оберемок. Между строк [куда теперь? о смерти всуе не говори, мой друг-пиит, / зима, крестьянин торжествует, а мачта гнётся и скрипит, / но надо жить, не надо песен ворью...] Полина Михайлова. Света – Ора [Этот новый мир ничего не весил, и в нём не было усталости, кроме душевной...] Марина Марьяшина. Обживая временные петли (О книге Бориса Кутенкова "память so true") [В попытке высказать себя, дойти до сути ощущений, выговорить невыговариваемое, зная, что изреченное – ложь – заключается главное противоречие всей книги...] Александр Хан. Когда я слушал чтение (о стихах Юлии Закаблуковской) [Когда я слушал чтение Юлии Закаблуковской, я слушал нежное нашептывание, усугубляемое шрифтом, маленькими буквами, пунктуацией, скобками, тире...] Юлия Сафронова. Локализация взаимодействий [Встреча с поэтом и филологом Ириной Кадочниковой в рамках арт-проекта "Бегемот Внутри". Тенденции развития современной поэзии Удмуртии.] Татьяна Мамаева. Игра без правил [Где нет царя, там смута и раздор, – / стрельцы зело серьёзны, даже слишком, – / Наш царь пропал, его похитил вор / немецкий мушкетер Лефорт Франтишка...]
Читайте также: Эльдар Ахадов. Баку – Зурбаган. Часть I | Галина Бурденко. Неудобный Воннегут | Владимир Буев. Две рецензии | Ольга Зюкина. Умение бояться и удивляться (о сборнике рассказов Алексея Небыкова "Чёрный хлеб дорóг") | Александр Карпенко. Крестословица | Андрей Коровин. Из книги "Пролитое солнце" (Из стихов 2004-2008) – (2010) Часть II | Елена Севрюгина. "Я – за многообразие форм, в том числе и способов продвижения произведений большой литературы" | Виктория Смагина. На паутинке вечер замер | Елена Сомова. Это просто музыка в переводе на детский смех | Анастасия Фомичёва. Непереводимость переводится непереводимостью | Владимир Алейников. Моление в начале ноября | Ренат Гильфанов. Повод (для иронии) | Татьяна Горохова. Живое впечатление от Живого искусства (Духовное в живописи Александра Копейко) | Наталья Захарцева. Сны сторожа Алексеева | Надежда Жандр. "Чусовая" и другие рассказы
Словесность