Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность



ШАГРЕНЕВОЕ ЗНАМЯ


 


      ТОПОЛЬ

      Сквозь летящий снег пробираясь вплавь,
      опираясь о скаты крыш,
      погружаясь в сон, прорастая в явь,
      сколько помню себя, стоишь.
      Шелестишь листвой или, как сейчас,
      в серебристом плену ветвей
      тишины хранишь золотой запас
      до скончанья морозных дней.

      Старожил, пришедшийся ко двору,
      в окруженье бетонных стен,
      задубевший на ледяном ветру,
      от усталости давший крен,
      сколько вёсен, лет, с места не сходя,
      набирал исполинский рост,
      пил горячий свет, слушал шум дождя,
      ораторию птичьих гнёзд?

      Неисповедимы вокруг пути,
      утрамбованная земля.
      Не успел при встрече сказать: прости
      за безумные вензеля,
      что когда-то на молодой коре
      перочинный оставил нож.
      Тёмный шрам, как память о той поре.
      Остальное не разберёшь.

      Боль давно утихла, в душе покой.
      Зимний сад или тихий ад
      с душно-ватно-марлевой пеленой
      родовых июньских палат?
      Долгожданная грозовая тень
      упадёт проливной стеной.
      Властелин колец, коренастый пень
      обрамлён молодой листвой.

      _^_




      * * *

      Июльских облаков скульптурная лепнина,
      небесные клубы, белейшее руно,
      сквозная бирюза, песок горячий, глина,
      под радужной дугой земли глазное дно.

      Ветхозаветный прах тридцатого колена,
      как солнечная пыль единственного дня.
      Ахейские мужи, прекрасная Елена...
      Чуть-чуть бы и застал Троянского коня

      у городской стены. В плену палеозоя
      остаться мог навек, как муха в янтаре, –
      в немыслимых слоях известняка и зноя...
      Ну что ещё сказать о том календаре?

      Всё то, что вне его, недолговечней блица.
      Из саблезубой тьмы – глухой протяжный рык.
      Ракушка под рукой – та самая крупица,
      невиданных эпох невероятный стык.

      Качнулась колыбель... век бронзовый, железный,
      век золотой... Держись! – вот библия, вот миф.
      И облака вверху вне времени, над бездной.
      Увидишь их, в любой момент глаза открыв.

      _^_




      * * *

      По российским весям, как никогда,
      ритуальный бизнес шагает прытко,
      инвалидам детства, войны, труда
      обалденные предлагает скидки.
      Прочь гони, поэт, безотчётный страх,
      умирай, как все, как простые люди –
      без надежды глупой на жизнь в веках,
      но по-детски веря, что Бог рассудит.

      Так не раз случалось... Игнат, Иван,
      точно корни в почве родной равнины,
      где дождями залитый котлован –
      место выемки первородной глины.
      Словно зрячей памяти алфавит –
      те следы мальчишеские босые
      вперемешку с лапчатыми, хранит
      белокрылый берег твоей России.

      Просто с лёгким сердцем приди туда,
      где всё тот же ветер на те же "круги"
      возвращается и горит звезда.
      И совсем не важно почём услуги
      предлагает фирма "Харон и К"
      как в одной из книг "Безенчук" и "Нимфы".
      Впереди таинственная река,
      за душой ни цента, ни пятака –
      только эти бедные рифмы, рифмы...

      _^_




      ШИПОВНИК

      Зачем такие грозные шипы?
      Ведь мы одни, тебя никто не тронет.
      Прохладный сумрак вьющейся тропы,
      скрывающий присутствие ладони
      которую легко пробить насквозь
      оружием, разящим словно шпага.

      Куда нести слабеющую горсть
      с дымящейся пульсирующей влагой,
      когда не знаешь, ранен иль убит,
      погаснет или разгорится пламя?
      Над головой чуть слышно шелестит
      осенних дней шагреневое знамя.

      _^_




      * * *

      Узнаёшь случайно, что нет в живых
      одного, второго... Уже привычно
      в суете житейской меж дел земных
      проводить посмертную перекличку.

      Извлекая прежние имена,
      вызываешь тех, кого знал когда-то,
      умолкаешь, словно твоя вина,
      словно долг, оставленный без оплаты,

      погасить который нельзя ничем,
      как последней в жизни не вспомнить встречи.
      Вновь как в первый раз – "навсегда", "совсем" –
      на пороге смысла простых наречий

      замираешь, глядя на лик луны
      с тёмной пастью Хроноса посредине.
      И как будто слышишь со стороны,
      как звучит твоё среди прочих имя.

      _^_




      * * *

      Ты, если честно, умерла...
      В один из декабрей,
      как будто выгорев дотла,
      меж сказочных ветвей,

      обшитых белой бахромой,
      прошла, как лёгкий дым,
      поднявшись в купол ледяной
      к созвездиям седым.

      Небесная, земная твердь –
      слепые жернова.
      Меж них любовь, разлука, смерть –
      слова, слова, слова –

      приходят после, как фантом.
      Ни часа, ни числа
      не угадаешь. За окном
      снег серый, как зола.

      В морозном тереме зимы
      лишь пепел жизни той,
      в которой вместе были мы,
      когда я был живой...

      _^_




      * * *

      Пропела жалобно и ржаво
      калитка. А теперь куда?
      Налево повернём, направо...
      Гори, гори, моя звезда! –
      Слова любимого романса
      доносит Штоколова бас.
      Душе созвучное пространство
      когда-нибудь обнимет нас.

      Не отменяя циферблата,
      фосфоресцирующий круг
      созвездий обозначит дату.
      Среди вселенских бурь и вьюг,
      любимая, дорогой млечной
      и мы когда-нибудь с тобой
      пойдём, неслышно нашу вечность
      вращая против часовой.

      _^_




      * * *

      Мы зыряне – в красной книге
      прописавшийся народ.
      Путеводные кичиги,
      первобытной жизни ход.

      Юрты, нарты, гурт олений,
      чёрной проруби проём.
      Не отбрасывая тени,
      в ночь полярную идём.

      По снегам, через торосы
      сквозь несметные года,
      чтоб увидеть лик раскосый
      в бирюзовой глыбе льда,

      что хранится, как преданье
      рода – вне календаря,
      в белом северном сиянье
      словно чистый спирт горя.

      Там нас ждёт, оберегаем
      синим светом вечных звёзд,
      пегий пёс, бегущий краем
      моря, мокрого от слёз.

      _^_




      * * *
        В тёмных лаврах гигант на скале, –
        Завтра станет ребячьей забавой...
            Иннокентий Анненский

      Арапчонка завёз и табак,
      ввёл в одежде немецкую моду,
      "ассамблеи", андреевский флаг.
      Чёртов корень, не виданный сроду,

      потеснил золотистую рожь.
      Чуя тайное "Слово и Дело",
      раздобревшие ляжки вельмож
      мелкой дрожью дрожали. Терпела

      Русь Святая державную блажь.
      Высока корабельная рея.
      Словно бритва заточен палаш –
      инструмент палача – брадобрея.

      На расправу привычен и скор.
      Между делом – "Содом и Гоморра",
      "всепьянейший разгульный собор",
      расплодившихся ряженых свора.

      Шкипер, плотник – на все руки спец.
      На военной дуде под Полтавой
      так сыграл! "Тут-то мне и... конец", –
      швед решил, двоеперстие правой

      поднося к побелевшему лбу.
      жилы рвали до смертного пота
      мужики, проклиная судьбу,
      чтобы Санкт-Петербург из болота,

      словно призрак, пугая наяд,
      появился, страдая одышкой,
      ихтиандр, двоедышащий гад...
      Чтобы после со шляпой под мышкой

      Медный всадник, покинув коня,
      перебрался на Заячий остров,
      сел, устало вздохнул. Ребятня
      ни царей не боится, ни монстров,

      за рукав ухватить норовит,
      то за нос, то за ухо потрогать,
      несмотря на болезненный вид
      истукана, запреты и строгость,

      на колени взобраться... Привык
      к смеху правнуков, к шуму... А если
      только этим и счастлив старик
      в инвалидном шемякинском кресле?

      _^_




      * * *

      Неспроста эта паперть у перехода,
      этот нищий, облепленный голубями,
      поменяв время жизни на время года,
      доброту, проявленную рублями,
      превращает, как сказано, в хлеб насущный,
      разделённый поровну с сизарями.

      Поднимаясь по лестнице, вниз ведущей,
      на мгновенье ангельскими крылами
      осенённый, спросишь: не для того ли
      мы здесь вместе воздухом общим дышим,
      чтоб на миг от чужой задохнуться боли,
      и... забыть, оказавшись ступенькой выше?

      _^_




      * * *

      Не вы ли мой?.. Не я ли ваша?.. –
      собачьих глаз вопрос немой.
      Бродяжья жизнь бела, как сажа,
      как снег, обугленный весной.
      Дворняжка, сучка, течка, случка...
      Словарь не мальчиков – мужей,
      употребляющих с получки
      в каком-нибудь из гаражей.

      Ты среди них – в казарме дева.
      Куда ни кинь, со всех сторон:
      Джульетта, Мася, Белка, Ева.
      Как много ласковых имён!
      Жаль, ни одно из них не стало
      одним единственным – твоим.
      Простую закусь – лук да сало
      зашторивает сизый дым.

      За косточку, за корку хлеба
      выслушиваешь пьяный бред.
      А ночью под открытым небом
      сквозь пар дыханья звёздный свет
      сочится, тут же застывая
      за кромкой горя ледяной,
      где ты во сне бежишь по краю
      огромной радуги цветной.

      _^_




      * * *

      Вдруг вспомнишь, что год високосный,
      что жизнь нам даётся одна.
      Кометой в светящихся космах
      в открытый заброшена космос
      каким-то макаром она.

      Какой-то пылинкой, частицей,
      сгорающей в плотных слоях
      земной атмосферы, жар-птицей,
      которая любит гнездится,
      как правило, в тёплых краях.

      А может быть, вроде окурка,
      который мелькнул и погас,
      ударившись о штукатурку.
      Конёк-горбунок, Сивка Бурка –
      проворный российский Пегас

      рванёт, что есть силы и страсти,
      во тьме окрыляя строку...
      Вот-вот разорвётся на части
      душа. И за что это счастье
      досталось тебе – дураку!?

      _^_




      * * *

      Быть поэтом – счастье... на час, на два.
      Если дольше, пиши – пропал.
      Лихорадочные слова, слова
      большей частью уйдут в отвал.

      Терриконы шлака, пустых пород
      по-стахановски на гора
      не от мира сего выдаёт народ.
      Только стоит ли свеч игра?

      Ни куста кривого на склоне том,
      ни травы сухой. От вершин
      до подножий хоть покати шаром.
      Первородных смотритель глин

      да простит невольные нам грехи
      за нелепый сизифов труд,
      за привычку воспринимать стихи
      не иначе, как самосуд.

      Что в итоге кроме кротовых нор
      в результате возни слепой?
      Лишь надежда на световой зазор
      в лабиринтах, залитых тьмой.

      Там, где плавный делает поворот
      обмелевшая Потудань,
      чёрным зеркалом антрацит блеснёт,
      много реже – алмаза грань.

      Из глубокой штольни виднее свет
      путеводной ночной звезды,
      чей на влажной глине простынет след
      до прихода большой воды.

      _^_




      * * *

      Словно скрипка дальняя, звук которой
      тонет в белом шуме тщеты земной,
      духовым оркестром, победным хором,
      площадным базаром, хмельным раздором
      накрывается, как взрывной волной.

      Только нить тончайшая звуковая –
      путеводная, как во мраке луч.
      По примеру выдворенных из рая
      за неё лишь держимся, подбирая
      к потаённой дверце скрипичный ключ.

      _^_




      * * *

      Всего лишь молекул ничтожных собранье,
      частиц невесомых летучая взвесь.
      Из них грандиозные те изваянья
      громад белоснежных, клубящихся... Здесь

      вчера и сегодня, и завтра, и присно –
      так было, так будет. Из тёмных глубин
      как зритель случайный сюда ты был призван
      увидеть, как мрамор античных руин

      сменяют отар кучевые кочевья,
      в реке отражаясь, плывут острова
      сквозь жабры царь-рыбы, что против теченья
      стоит, шевеля плавниками едва...

      _^_




      БАБОЧКА

      За давностью пройдут все сроки
      бед и обид.
      Бери беспамятства уроки
      у той, чей вид

      так безалаберно-беспечен,
      чьи письмена,
      не расшифрованные речью,
      к истокам сна

      влекут очередную душу.
      Из года в год
      так легкомысленно-воздушен
      её полёт,

      сквозь тьму былых существований
      туда, где свет,
      где нет бессмысленных страданий
      и горя нет.

      Синоним чудного мгновенья –
      нарядный взмах.
      Благословенное забвенье
      в живых цветах.

      Покой в древесном саркофаге
      сухого пня.
      И вновь бессмертные зигзаги
      средь бела дня.

      _^_




© Олег Клишин, 2023-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2023-2024.





НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Андрей Бычков. Я же здесь [Все это было как-то неправильно и ужасно. И так никогда не было раньше. А теперь было. Как вдруг проступает утро и с этим ничего нельзя поделать. Потому...] Ольга Суханова. Софьина башня [Софьина башня мелькнула и тут же скрылась из вида, и она подумала, что народная примета работает: башня исполнила её желание, загаданное искренне, и не...] Изяслав Винтерман. Стихи из книги "Счастливый конец реки" [Сутки через трое коротких суток / переходим в пар и почти не помним: / сколько чувств, невысказанных по сути, – / сколько слов – от светлых до самых...] Надежда Жандр. Театр бессонниц [На том стоим, тем дышим, тем играем, / что в просторечье музыкой зовётся, / чьи струны – седина, смычок пугливый / лобзает душу, но ломает пальцы...] Никита Пирогов. Песни солнца [Расти, расти, любовь / Расти, расти, мир / Расти, расти, вырастай большой / Пусть уходит боль твоя, мать-земля...] Ольга Андреева. Свято место [Господи, благослови нас здесь благочестиво трудиться, чтобы между нами была любовь, вера, терпение, сострадание друг к другу, единодушие и единомыслие...] Игорь Муханов. Тениада [Существует лирическая философия, отличная от обычной философии тем, что песней, а не предупреждающим выстрелом из ружья заставляет замолчать всё отжившее...] Елена Севрюгина. Когда приходит речь [Поэзия Алексея Прохорова видится мне как процесс развивающийся, становящийся, ещё не до конца сформированный в плане формы и стиля. И едва ли это можно...] Елена Генерозова. Литургия в стихах - от игрушечного к метафизике [Авторский вечер филолога, академического преподавателя и поэта Елены Ванеян в рамках арт-проекта "Бегемот Внутри" 18 января 2024 года в московской библиотеке...] Наталия Кравченко. Жизни простая пьеса... [У жизни новая глава. / Простим погрешности. / Ко мне слетаются слова / на крошки нежности...] Лана Юрина. С изнанки сна [Подхватит ветер на излёте дня, / готовый унести в чужие страны. / Но если ты поможешь, я останусь – / держи меня...]
Словесность