|
МЕЖДУ ДЫХАНЬЕМ РЕБЁНКА И БОГА...
ЛИЦЕЙСКИЙ ДЕНЬ В СУХУМЕ
Закат над башенкой отшельницы в Сухуме,
приют нашедшей у любимейших друзей...
Плеск волн... И звук цикады... Ну, а в сумме –
прогноз всё тот же: ночью быть грозе!
Лицейский день почти что на исходе,
но всё ж союз поэтов и стихий
восторжествует при любой погоде.
И море надиктует нам стихи,
где звук цикады, и закат, и запах кофе,
как детское дыхание легки.
_^_
* * *
... Меж душою моею и телом
спал младенчески чистый огонь.
Я его разбудить посмела.
Вот рука моя... Только тронь –
и охватит не страсть, не сила,
оставляющая ожог... –
тихий шёпот внутри горнила:
хорошо нам с тобою, милый,
хорошо...
_^_
* * *
Сердце осени дышит весной лучезарной –
вот и всё, что осталось пропеть мне в итоге.
Мокрый зонтик в углу... Чёрный кофе на завтрак...
Лист кленовый, ещё не упавший под ноги.
Повстречались не зря мы в забытой кофейне.
Мокрый зонтик в углу и чехол от гитары
прикоснулись друг к другу всего на мгновенье...
Отчего ж до сих пор не развеялись чары?
Этот дивный мотив и романс неизвестный
все ходы перепутал, смешал наши карты.
Сердце осени дышит весною в предместье –
повторяешь аккордами ты многократно.
Это нежность хрустальной поры листопада,
словно кистью ведёт по холсту Боттичелли.
Это смотрит душа – ничего ей не надо.
Лишь замеченной быть в этом дивном свеченье.
В этом зонтике старом, аккорде гитарном,
в листопаде, зависшем над синей верандой...
Всё к лицу ей – во всём ей светиться отрадно.
Сердце осени дышит весной лучезарной...
_^_
* * *
Приручи меня к миру и добрым приметам,
к этой жизни, в которой ты царь и невольник,
чтобы я ревновала к твоим сигаретам
и окурки тайком собирала, как школьник,
ради только единой затяжки украдкой
там, где губы твои задержались и длились.
Как же мне надоело быть вечной загадкой
и улыбкой, сбежавшей с лица Моны Лизы.
Как же мне надоело дышать миражами,
строить замки из пепла на всех пепелищах.
В детстве ангел меня потерял на пожаре –
до сих пор ещё ищет...
Это в детстве мне злая цыганка сказала,
бросив куклу мою на горячие рельсы.
И с тех пор я всемирное братство познала
обездоленных беженцев и погорельцев.
И прошло уж полвека... Себя исчерпало
на пожарах войны это злое проклятье.
Этим летом, окликнув меня из подвала,
из руин вышла девочка в ситцевом платье –
том же самом, что было на кукле погибшей.
Не по росту одёжка – с плеча пятилетней.
Вот кому я писала сгоревшие книжки –
чудом выжившей Музе, наивной, последней.
Пусть смещается всё – полюса и планеты,
Ось любви развернётся – дитя рассмеётся.
Приручи меня к миру и к добрым приметам –
я тебя приручу к восстающему солнцу.
_^_
* * *
И ангел музыки сожжён уже не раз,
но не отводит он тишайших глаз,
и называет пепел свой отчизной,
и на меня взирает с укоризной.
Ну, как понять, скажи, Экклезиаст,
что музыка, взыскующая нас,
уж не похожа более на песни,
но метит лбы своим чеканным перстнем
по красной глине смерти и любви.
И шлёт в огонь, любимейших явив
и ангелов своих, и тварей Божьих,
как будто глину в свой чудесный обжиг.
И за сосудом бьёт сосуд и бьёт,
на волю выпуская этот мёд,
который пел под ложечкой и сердцем,
и явлен в Вифлееме был младенцем,
под музыки лазурный кровоток
светила повернувшей на Восток.
_^_
* * *
Чтобы меня это эхо
не утащило камнем
в небо,
ты привязал к ноге моей
маленькую флейту,
и посадил играть на ней
маленького мальчика.
И вот я парю нелепо
между дыханьем
ребёнка
и Бога...
И поэтому мне
не страшна
эпоха.
_^_
* * *
Записка от Бога,
сложенная бутоном –
роза.
_^_
* * *
Солнечный зайчик
на острие ножа –
мы с тобой одной крови!
_^_
* * *
Последние цветы в саду
сжали кулачки
перед первыми морозами:
продержимся...
морозным узором на стёклах...
_^_
* * *
Золотое сечение снежинки –
детская фотография души
в семейном альбоме.
_^_
СУХУМСКИЕ КОФЕЙНИ
1
В коридоре затмений,
на балкончике, увитом виноградом,
пью кофе одна – за неимением
никого рядом.
Но море и любовь заполняют пространство,
и поэтому я говорю: "Здравствуй,
мой друг далёкий и близкий!
Ни к чему нам просчитывать риски –
всё равно мы с тобой ошибёмся,
записывая себя в персонажи Брейгеля или Босха,
или – не дай Бог! – Сальвадора Дали.
Но море всё же синеет вдали
на уровне моей кофейной чашки...
Не отчаивайся, – говорю, – и отвечай мне,
отвечай мне..."
2
Не говори словами,
говори молчанием,
когда ты наполняешь чашку чая,
и в каждом жесте – Бог...
И в каждой крупинке сахара –
Сахара твоего желания...
3
Кафе, зависшее в четвёртом измеренье,
то к одному причалит веку, то к другому.
Там вечный дух монмартровской сирени,
там кто-то подливает ром Ван-Гогу.
По логике вещей – Моне с Гогеном
должны мелькнуть за дружеским плечом,
чтоб Паганини джаз сыграл на венах
своим полуобугленным смычком!
4
Мистерия плода земного!
В нём всё поёт – и цвет, и сок.
Как будто бы в ковчеге Ноя,
в нём жизнь кипит и ровно в срок
взрывается всей полнотою,
чтоб вылиться в совсем иное –
в спираль галактики Ван-Гога,
что посидел со мной немного
за чашкой кофе и беседой
о свойствах разума и света.
_^_
ВОЗГЛАС
О, Кто Ты?! – поющий везде – огнеуст, огнепуст?!..
О, Кто Ты?! – растущий в звезде, как рождественский куст.
И садом восставший, и садом проросший в судьбу,
и садом терновым прижатый к горящему лбу.
О, как же я пела про этот немыслимый сад,
объятая пеплом, объятая светом до пят,
и в красном, и в белом, и корни пуская и взгляд
в пустые пределы ветвей, и огней, и оград.
И все зеркала разбивала – и каждая грань
меня возвращала в простынную детскую рань
и в белую комнату, всех выводящую в сад,
где Феникса перья по белой бумаге скрипят,
как будто песок на зубах и как будто в костре
упругие ветви... и дверь на ветру,
открытая в город, что полон летающих рыб
и птиц шестикрылых, поющих по-детски навзрыд,
и певчих зверей, чей тоскующий полуприкрыт
таинственный взор полумшистыми веками плит,
стоглинных, старинных, разбитых на всех площадях,
где певчие звери поют, никого не щадя,
где певчие звери на веках весь город несут,
как будто слезу, отразившую бездну внизу,
как будто слезу, отразившую бездну вверху...
А между... а между... – как сладостно спится во мху
предвечного сада – в сплетенье ветвей и оград,
где вечные перья по вечной бумаге скрипят.
_^_
* * *
Не отзывайся... Смейся... Безответствуй...
Мне всё равно, как это отзовётся...
Ведь я люблю таким глубинным детством,
Какими были на Руси колодцы,
Где в темноте – не вздохи и не всхлипы,
А над водою сохнущие губы.
И дальний всплеск слепой подземной рыбы,
Что телом бьёт в колодезные срубы.
Я детством говорю таким глубоким,
Таким глухим, где девочки похожи
На маленьких старушек синеоких,
И так глядят порой, что дрожь по коже, –
С такою тайной – горестной и строгой,
Когда – "Ступай!" – и ничего не надо...
Но и звезда, и птица над дорогой
Не вдаль поманят, а вернут обратно.
И всякая дорога станет гиблой,
И ты очнёшься вновь под этой кровлей,
Где прошлое в колодце бьётся рыбой,
И под платок девчонка прячет брови.
_^_
* * *
Сквозь детскую тетрадь – наклонным небом,
Сквозь первую строку – утиной лапкой...
Ты был мне тем, кем ты на свете не был,
Кем по ночам в мои ладони плакал.
Ты разрешал мне говорить по-детски,
Ты разрешал мне всё на свете, чтобы
Я не боялась этой занавески,
Дрожащей в полночь, словно гость недобрый.
Там никого... Там никого – лишь ветер.
И в пустоту втыкать ножи – пустое.
Пусть волокут сквозь нас чужие сети,
Пусть ловят нас на чувство на шестое.
Нас не ловили разве только птицы...
Да нет, ловили вещие, ловили,
Когда мы им за чудо-небылицы
Свои сердца из рук чужих скормили.
Так в добрый час и доброго улова.
Пусть этот мир порадуется снеди,
Покуда едет всадник безголовый
Навстречу солнцу
по наклонной
тверди.
_^_
|
© Светлана Максимова, 2024-2025.
© Сетевая Словесность, публикация, 2024-2025.
| НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" |
|
 |
| Так возвышает родина, поверь... [Стихи лакских поэтов Руслана Башаева, Миясат Шурпаевой, Патимат Рамазановой, Мирзы Давыдова и Патимат Штанчаевой в переводах на русский язык.] Виктория Орлова. "Увидеть Париж" и другие рассказы [Ох, как же дружно жили они! Небогато, даже на море никогда не были, всех сокровищ – библиотека, хрущёвка двухкомнатная да дача-сарайчик на шести сотках...] Александр Карпенко. "И, взявшись за руки, шли двое..." (О романе Бориса Гриненко "Признание в любви") [Эта книга стала для автора смыслом жизни. Написать и издать её – подвиг. Это книга-долг – живого перед ушедшей...] Наталья Захарцева. Улица Троллейбусных Скворцов [Ведь всё, что воздаётся, всё – добро. Мы лучшие конструкторы миров. Вы просто не пытайтесь их разрушить...] Владислав Китик. Я весны моей всё ещё пленный [Пробуждённую ночь я приму, / Помогая атлантам, на плечи. / У неё я на память возьму / Трудный дар человеческой речи...] Ольга Гурилёва. Всё то, что случилось с нами [Так тут и было веками, / Как в самом начале всего: / Только любовь и бог – / Всё то, что случилось с нами.] Михаил Ковсан. Гроб некому вынести, или Улыбка Гагарина [Улыбка Гагарина стала не такой широкой и белозубой, как раньше. Поговаривали, что его и вовсе одноцветно закрасят, только деньги найдут. Но пока деньги...] Ольга Самарина. Внучка Ава [Ава, крошечная, но настоящая Ава, уже умудрилась захватить нас в свой плен. Навсегда. Она не путалась в ролях и оказалась самым адекватным человеком в...] Николай Хрипков. Любовь с первого слова [Ну, мир! И что мир? Что же, интересно, о нем наразмышлять можно? Мир – он и есть мир. А Бог? А что Бог? Бог – он и есть Бог. А человек? Две руки, две...] Юлия Великанова. Будь его Солнцем, или Мы просто об этом не думаем (О романе Андрея Кошелева "Валери") [Наше бытие во многом рассчитано на глаза и зрение, на зрительное восприятие. Процентов 70 информации мы получаем и воспринимаем глазами. Зачем задумываться...] Дом вынимает пламя (О книге Веры Полозковой* "Lost and found") [Новая книга Веры Полозковой – собрание стихов, короткой прозы и фотографий – сильный эстетический опыт противостояния смерти...] Владимир Ив. Максимов. Ничего не требуя взамен... [Любой календарь – не без вычета, / Но тёплая осень – особенна: / Она, словно гречка, рассыпчата, / И солнечным маслицем сдобрена...] |
| X | Титульная страница
Публикации: | Специальные проекты:Авторские проекты: |
|
