ПОГОВОРИМ О НЕЙ
Ня, пока
Из соцсетей
Четверг, 18 ноября 1948 года
США, штат Нью-Мексико, округ Сокорро
"Тсе на рельсах в долине Ла-Дженсия"
Иллюстрация Ника Пола
|
– Детектив, я всего лишь машинист тепловоза. Я знаю свои обязанности. Веду состав с цинковой рудой из Магдалены, на перегоне между Адским каньоном и Клемоу вижу, что впереди человек на рельсах. Лобовой прожектор у меня включён, как полагается, поэтому фигуру я заметил примерно в полумиле от себя. А скорость сорок миль в час. Тут даже экстренное торможение не выручит – и человека собьёшь, и состав с рельсов сойдёт. Поэтому я даю длинные гудки и молюсь, чтоб он успел отпрыгнуть. Меньше минуты мы сближались, а перед столкновением я и глаза закрыл. Невозможно это видеть. После связался по рации с диспетчером и сообщил о наезде, а он вызвал вас. Рапорт составил сразу по прибытии.
– Да, я читал ваш рапорт. Вы уверены, что это была девочка?
– Именно так. По-моему, краснокожая. С непокрытой головой, кофта и юбка длинные, а на плечах одеяло – как навахо ходят в холода. Ноябрь всё-таки. Она не шла, а стояла, словно ждала поезд. Небольшая, лет двенадцати. Я только запомнил, что она руку вперёд протянула и в руке держала что-то круглое, вроде обруча. Так лампу-переноску держат за кольцо.
– Вот этот предмет? – Детектив выложил на стол кольцо – в палец толщиной, диаметром с полфута, вперемежку оплетённое толстыми нитями, бирюзовой и алой.
– Может быть... не разглядел. А... как она, сразу или...
– Трудно сказать. Я нашёл следы крови, кольцо – и всё. Тело не обнаружено.
– Это как же?.. Быть того не может! Я своими глазами...
– В ваших показаниях я не сомневаюсь. Но пострадавшая исчезла. Поверьте, я тоже озадачен. Есть факт наезда, есть вещественное доказательство, а тела нет. Правда, в долине Ла-Дженсия, где это случилось, водятся койоты, но за время, пока мы прибыли, они вряд ли могли растащить останки. Осмотрели всё вокруг – ни клочка одежды, ничего. Так что даже установить, кто пострадал – невозможно. А вам – спасибо за помощь следствию.
– Сколько лет вожу составы по линии Мэгги – ни разу человека не задел, – упавшим голосом проговорил машинист, сквозь пыльное окно глядя на синее небо над вагонами. – И вдруг такой случай... Может, она таки отпрыгнула? Или её только зацепило, и она смогла сама уйти оттуда?.. Поверьте, детектив – места себе не нахожу. Она стоит передо мной, как наваждение... Даже назад ехать не смог. Так и кажется – выйду на ту прямую и опять её увижу.
– Наш врач оказал ему помощь, – заговорил молчавший до сих пор сержант, шеф местной полиции. – Думаю, всё обойдётся. Отдохнуть денёк, ночью выспаться, потом обратно в Магдалену. Дружище, я готов письменно заверить железнодорожную компанию, что твоей вины тут нет.
* * *
Из одноэтажного здания депо они вышли на утренний холод. Рассвело, но было по-прежнему зябко. Вдалеке вдоль состава медленно шли колёсник со смазчиком – первый на ходу постукивал по бандажам молоточком на длинной ручке, второй нёс маслёнку величиной с садовую лейку. Дак-так, дак-так – далеко разносились звуки.
Детектив закурил. На душе – усталость и раздражение. Спал всего пару часов, потом в машину, по ночной дороге из Санта-Фе в Сокорро, дальше с сержантом вдоль линии Мэгги – и всё впустую. А ещё это полнолуние... Луна багровая, тяжёлая, словно дурное знамение.
– Дрянь дело, настоящее cold case 1 , – молвил сержант, поправив форменную шляпу. – Труп сбежал, хуже не выдумаешь. Смерть без покойника – как свадьба без невесты... Сочувствую, приятель. Держи бумаги, теперь они твои, – протянул он детективу тощую картонную папку, где были подшиты рапорт машиниста, сержантский отчёт и протокол осмотра места происшествия. – Если что понадобится – знаешь, где меня найти.
– В рапорте он не упоминал, что девочка индейская.
– Да он ещё с неделю будет вспоминать подробности. При дорожных авариях всегда так – сперва назовут главное, а детали всплывают позже.
– Здесь живут индейцы?
– К западу, за Магдаленой и Медвежьими горами – резервация Аламо, там земли навахо. Больше нет, все остальные далеко. До Аламо... – Сержант поднял голову, прищурился, – ...миль шестьдесят. От городка шахтёров есть дорога через лес и горы.
– А тут, в Сокорро, краснокожих много?
– Ты готов бодаться с федералами?
– При чём тут... Какие федералы?
– От железки к городу – улица Мансанарес, – указал рукой сержант. – Третий поворот направо – Калифорния-стрит. И до конца. Слева увидишь дом вроде казармы, огороженный забором. Это школа-интернат для детей краснокожих. Принадлежит он федеральному Бюро по делам индейцев. Там из маленьких охотников и сопливых скво делают как бы белых людей. Или считают, что делают. Я не суюсь туда. У Бюро своя полиция, свои порядки – всё своё. Побывай у них. Если захочешь, потом расскажешь, как и что; тогда с меня причитается.
– Они не заявляли о пропаже девочки? – Детектив поглядел в ту сторону.
– Лучше спроси – а они заметили пропажу?.. Есть мнение, что там получают деньги по числу голов. Сколько деток, столько долларов. Да и времени мало прошло. Наезд был ночью, на рассвете приехали мы, а сейчас ещё и полдень не настал.
– Раньше побеги оттуда были?
– Хороший вопрос. Случались. И бегут на север – к пуэбло или к большой земле навахо. Дорога туда одна – Камино Реаль, ещё испанцами натоптана. Поэтому ловить беглых легко. Но уж если доберутся, отрастят гриву и нарядятся в своё дикарское тряпьё... Бывает, и полиция Бюро пасует.
Как старший, сержант братски хлопнул детектива по плечу:
– Надеюсь, я сказал тебе достаточно. А вот удачи дать не могу – тут уж ты сам.
Смазчик с колёсником приблизились, и детектив расслышал, что напевает последний:
Твой поезд уходит в туманную даль.
Оставь на перроне тоску и печаль.
|
Песня заставила его улыбнуться. Словно она прилетела из прошлого... Всего шесть лет прошло, а ощущение такое, что полжизни. Военный транспорт, Атлантика и хор молодых солдатских глоток, ревущих назло волнам. Будто морской круиз для скаутов, а не путь на войну с нацистами.
"Мы могли жить в одном учебном лагере, даже плыть на одном корабле..."
В другое время детектив окликнул бы колёсника, чтобы спросить – где тот служил, в каких делах бывал. Война братает парней и превращает в мужчин – тех, кто выжил.
Но не сейчас. Сначала надо разобраться с исчезнувшей девочкой из долины Ла-Дженсия.
* * *
Едва отец Мартин вышел из школьных ворот, он заметил, как чёрный "форд-энглиа" сворачивает с Калифорния-стрит к интернату. Машина не здешняя. Приехавший – молодой мужчина в модной серой шляпе и расстёгнутом плаще поверх костюма, – быстро вышел и направился ему навстречу. С пары ярдов, на ходу открыв чехол-держатель, показал свой серебряный значок:
– Добрый день, святой отец. Детектив Кен Рассел, полиция штата. Можете уделить мне пару минут?
– Хосе Мартин. Если можно, недолго. Я тороплюсь в церковь.
– Вы сотрудничаете с интернатом?
– Учу детей слову Божию.
– Но ведь вы идёте не с урока, верно? Что-то срочное, раз вам приходится так быстро возвращаться?
Отцу Мартину было неловко. Детектив действовал ему на нервы – напористый, с цепким взглядом. Казалось, он видит священника насквозь – сутулого, худого, в чистой, но поношенной сутане. Бордовый румянец выдавал в отце Мартине старого друга бутылки, а его довоенный вишнёвый пикап, приличный скорее фермеру, чем патеру, ясно обозначал, что паства в Сокорро скуповата.
– Заболел ребёнок, девочка. Мой долг – утешить, ободрить. Об остальном позаботится врач.
– Она получила травму?
– По... почему вы так считаете?
– Ну, мало ли. Ушиблась, вывихнула ногу – дети непоседливы, чего только не случается.
– Детектив, что вам от меня нужно? – спросил отец Мартин, стараясь сохранять терпение.
Приезжий коп не спешил от него отвязаться. Достал из кармана плаща пачку сигарет, зажигалку.
– В школе произошло что-то необычное?
– Простуда. У девочки жар, ей тяжело, она напугана. Попросила вызвать меня.
– Всё настолько плохо?
– Школьный врач заверил, что Лусита вне опасности. Обошлось без исповеди и причастия.
– Вот как, она хотела исповедаться?.. Это обязательно?
– Нет. Но дети в интернате очень религиозны. Многие были крещены миссионерами ещё в резервациях.
– В чём же она собиралась покаяться?
– Канон воспрещает разглашать тайну исповеди.
– Так ведь таинство не состоялось.
С незажжённой сигаретой в углу рта, чиркая зубчатым колёсиком о кремень так вяло, что искры не высекались, Рассел стоял перед священником, словно нарочно не давая ему подойти к пикапу. Глаз с отца Мартина не сводил, от чего патеру стало не по себе. Он уже горько пожалел о том, что успел сказать детективу.
– Детские ссоры. Обидные слова, сказанные кому-то. Это тяготит душу чувством вины. В замкнутом коллективе между детьми часто бывают конфликты...
– А конкретно?
– Они из разных племён. Пуэбло, навахо... От взрослых дети наследуют старые распри – кто на кого напал сто лет назад... и тому подобное. Пока они не станут частью культурной цивилизации, не отринут язычество – это неизбежно.
– Я понял. Спасибо. Не смею дольше вас задерживать. Где ваша церковь?
У отца Мартина посветлело на душе. О, наконец-то.
– С Калифорния-стрит, как ехать к центру, повернуть направо, потом на Камино Реаль – тоже вправо. Там увидите храм. Он очень старый; возможно, самый старый католический храм в штате. Я живу рядом с ним.
– Как интересно, надо заглянуть.
Отец Мартин взялся за ручку дверцы, когда в спину ему донеслось:
– Последний вопрос. Знакома ли вам эта штука?
Обернувшись на голос Рассела, священник обмер.
Где он прятал такое большое кольцо? Должно быть, в боковом кармане плаща. Враспор, но поместится. И держал оплетённый обруч на указательном пальце, как игроки в серсо держат его на палочке, прежде чем раскрутить.
– Откуда у вас... – сорвалось с губ патера прежде, чем он спохватился.
– Знакома, – слегка кивнул детектив. – Что это, чьё и когда вы видели это раньше?
– Вы верующий? – заговорив неожиданно твёрдо, отец Мартин двинулся к нему так, будто хотел ударить или отнять вещь. Рассел даже отступил и перехватил кольцо всеми пальцами.
– Методист.
– Если вам дорого спасение души, поезжайте к Рио-Гранде и бросьте это с моста в реку. Вот самое лучшее, что я могу вам посоветовать. Где вы его нашли, как оно вам досталось – я знать не желаю, и рассказывать о нём не собираюсь.
– Даже на официальном допросе?
– ...и никто другой вам не расскажет. И чем дольше вы это носите, тем хуже для вас. Одному Богу известно, чем оно может грозить.
– Кому оно принадлежало?
В ответ священник молча поклонился, сел в свою машину и уехал.
* * *
Сержант как в воду глядел – персонал в интернате знал свои права, и постоять за них умел.
Кена принял директор – невысокий, плотный человек с замкнутым выражением лица. На вопрос "Все ли ваши питомцы на месте?" он ответил ледяным тоном:
– Детектив, у вас нет полномочий, чтобы вникать в дела нашей школы. Мы отчитываемся лишь перед Бюро по делам индейцев. Если вас что-то интересует, обращайтесь письменно через отдел в Санта-Фе.
Однако Кен на фронте не голубей гонял, да и в детективы быстро вышел не за красивый цвет волос.
– Мистер Гриффин, у меня есть серьёзные основания полагать, что кто-то из вашей детворы решил погулять без присмотра и попал в неприятную историю. Не далее как к обеду привезут свежие газеты, где в разделе "Происшествия и преступления" вы прочтёте нечто занятное. Конечно, репортёры захотят узнать больше и обратятся ко мне. А я охотно поделюсь с ними своими соображениями. Как вам понравится заголовок "Трагедия по недосмотру школы-интерната"? Или – "Суровое обращение вынудило несчастного ребёнка бежать из школы"?.. Или всё-таки будем сотрудничать?
В лице Гриффина ничего не изменилось, но он таки уступил:
– Спрашивайте.
– Все дети на месте?
– Да.
– Что стряслось с Луситой?
– Видимо, воспаление лёгких. Она получает необходимое лечение.
– Я хотел бы расспросить её.
– Недолго. В присутствии врача.
– ...а также других ваших питомцев.
– Нет. Это встревожит детей и внесёт беспорядок в режим дня; установленный у нас регламент будет нарушен. Кроме того, воспитанников больше гросса 2 , не все хорошо понимают английский. Допрашивая их по одному, вы до Рождества провозитесь. Сделайте то, о чём мы договорились – и прощайте.
– Больше гросса... а точную цифру вы знаете?
Только глаза выдали злость Гриффина. Кен понял, что намёк сержанта близок к истине.
– Сто пятьдесят шесть. Вам что, построить их в спортзале?
– Излишне. Пусть врач проводит меня к Лусите.
Слово "гросс" покоробило его – на гроссы считают яйца, канцтовары, пуговицы... но людей?
Явился врач, унылый, с вытянутым лицом, с обвисшими плечами. Вялые руки его шевелились как-то сами по себе, будто искали незримые пушинки на платье. Провожая Кена, он влачился сзади, тихо указывая: "Пожалуйста, прямо... пожалуйста, налево..."
Внутри школа была мрачнее, чем снаружи. Её строгая казарменная внешность скрывала тюремное нутро. Как человек, знавший и казармы, и тюряги, Кен мог судить об этом. Но столько одинаково и уныло одетых детей сразу он видел лишь однажды – в Бухенвальде. Правда, там всё было гораздо хуже.
Стремясь избавиться от детектива, директор выпроводил его из кабинета сразу, как только смог – и Кен оказался в коридорах интерната во время перемены между занятиями. Он шёл среди коротко стриженых мальчиков, обряженных в куцые однобортные куртки, топорно сшитые брюки и тяжёлые ботинки, среди гладко, по-старушечьи, причёсанных девочек в длинных мешковатых платьях и кургузых башмачках. Всё это скопище сливалось в массу светло-коричневого цвета – должно быть, Бюро экономило, закупая на форму воспитанникам только один вид ткани.
И лица. Круглые, курносые, с чуть раскосыми тёмными глазами, под шапочками лаково-чёрных волос. Толпа близнецов с общим выражением испуга, недоверия и настороженности. Они расступались перед ним, прижимаясь к стенам или ныряя в двери, словно боялись не только прикоснуться к нему, но даже сблизиться.
Он остро ощущал себя чуждым, неуместным – куда сильнее, чем в кабинете директора.
Вспомнилось изречение деятеля прошлого века: "Убить индейца, чтобы спасти в нём человека". Святое дерьмо, откуда ты такой умник взялся?!..
В концлагере было иначе. Там истощённые, с огромными глазами человечки обступали и тянули тощие руки с лепетом "Brot, Brot" – "Хлеба!" Они ели и глотали жвачку, а конфеты совали в рот, не разворачивая, потому что выросли в аду и не знали, что такое фантик. Он роздал всё, что было в карманах, даже сигареты, и кто-то из тощих детишек по-взрослому закурил в стороне.
Там Кен на миг примерил тогу ангела.
* * *
Шорох десятков подошв, сдавленное сопение и подчёркнутое, твёрдое молчание – всё это схлынуло, едва он вдохнул воздух лазарета. Словно нашатыря нюхнул – ааах! Наваждение тёмных коридоров рассеялось.
Здесь, в школьной больничке, царили белый и голубой цвета. Тепло – работал напольный грельник. Над изголовьем кровати – распятие. На столе миска с бежевым месивом. В кровати таился кто-то мелкий, натянув одеяло до носа.
– Это Лусита, – проговорил врач без выражения. – Лусита, покажись. Офицер должен спросить тебя.
– Вы... спецагент? – Чернявая чуть приоткрыла лицо.
– Он просто коп. Из полиции штата. Не бойся.
– Здравствуй, детка. Я офицер Рассел, – с деланным радушием бодро начал Кен. С детьми он не умел работать, но куда деваться. – Ты в порядке?
По виду, у неё был жар. Блестящие глаза, воспалённые веки, лицо раскраснелось.
– Да, всё хорошо, – ответил врач.
– Пусть отвечает она. Тебя никто не обидел?
Лусита торопливо помотала головой.
– А может, ты обидела кого-то?.. расскажи, что тебя угнетает.
Он пробирался на ощупь, руководствуясь неясными обмолвками отца Мартина.
"Видел ли кто-нибудь из интерната, как мы говорили с падре?.."
-...Бывает, люди болеют от стыда, чувствуя за собой вину...
Чтобы рассредоточить её внимание, заставить зрение и слух работать вразнобой, путая мысли, он достал пачку сигарет и принялся поворачивать её на столе рядом с миской – на нижнюю грань, на боковую, плашмя, вновь на нижнюю.
– Какая-нибудь ссора. Случаются же ссоры, верно?.. Из-за пустяков или всерьёз. Кто расстроил тебя? Что вы не поделили? шоколад? место в классной комнате? Да? нет?
– Нет. Нет. – Она вздрагивала, словно стряхивала воду с волос.
– Так что же? Как её зовут?
– Тсе.
– Какое странное имя. Что оно значит?
– Камешек. Это на языке...
– Здесь нет никаких Тсе, – ожил и поспешил вмешаться врач. Оказалось, не такой уж он и снулый. – Она выдумывает. Иногда дети развлекаются, воображая себе друзей.
– Да, с развлечениями здесь не густо, – согласился Кен. – Кто же такая Тсе?
– Языческие племенные имена запрещены. Никакой Тсе не существует.
– Вот я и задаюсь вопросом – куда она делась? – продолжал Кен, достав из кармана плаща и положив на стол кольцо, обвитое красным и синим. Потом вновь принялся вертеть в руке сигаретную пачку, так и эдак постукивая ею о столешницу внутри кольца. – Где она? где?..
Подняв глаза, он увидел, что Лусита оцепенела от ужаса. Потом – что врач попятился. И наконец – мельком, в какой-то неуловимый миг, – внутри кольца вспыхнула радужная мембрана, вроде плёнки газолина на воде. Пачка сигарет прошла сквозь неё и исчезла, а машинально потянувшиеся следом пальцы обдало жгучим холодом – Кен отдёрнул руку.
– Убирайтесь отсюда, – неожиданно резко заговорил врач. – Уходите, с чем пришли. Вам здесь не рады. Вон, я сказал, иначе вызову охрану.
– Мои сигареты... – пробормотал Кен, заглядывая под стол. – Куда ж они...
– Что вы с ней сделали?! – заголосила Лусита, сев рывком и сжав кулачки. – Куда вы её дели?.. Вы сказали, что только посадите её в карцер!.. Где она?.. а я? что теперь я?.. я как Иуда! тьма заберёт меня! – и дальше она принялась взахлёб кричать по-индейски.
Кен сгрёб со стола кольцо – и бочком, бочком подался из лазарета. Врач вывернулся следом, сразу плотно прикрыв дверь и прижав её спиной, словно так можно заглушить крики. Лицо врача перекосилось в гримасе.
– Если правда всё, что сочиняют эти детки, – прошипел он, – то вам не позавидуешь. Ступайте, и пусть Бог смилуется над вами.
* * *
Интернат Кен покинул сам не свой и второпях. При попытке закурить, уже в машине, он тотчас вспомнил о странной (не сказать, страшной) судьбе пачки и поспешно выложил кольцо из кармана на соседнее сиденье. Кольцо выглядело обычно, буднично, как вещица из сувенирной лавочки.
"Бред какой-то. Но я же в своём уме!.. Как это получилось?.. Я спросил... и стучал пачкой внутри кольца... может, повторить?"
Повторять опыт почему-то не захотелось. Вспомнилось, что из-за разъездов и следственных действий он сегодня ещё не ел, заглушая голод куревом. Свернул к закусочной, взял стейк с яйцом и жареной картошкой, молочный коктейль. Из ума не шла дрожащая плёнка с цветными разводьями, затянувшая пустоту кольца. И холод, впившийся в кончики пальцев. Бррр. Что там Лусита вопила?.. "Тьма заберёт меня". Почему – "как Иуда"? кого должны были посадить в карцер?
Елось без всякого аппетита. Он поглощал еду, словно заливал в бак горючее. Думал в это время о другом.
Кольцо лежало рядом на столике – так за ним удобнее следить.
Официантка при расчёте демонстративно положила сдачу так, чтобы держаться от него подальше.
– Я забыл – ещё пачку сигарет. Вон те – пачка как японский флаг.
– Вам не продадут. Хозяин просит вас уйти.
– С какой стати?..
– Мы имеем право не объяснять причин.
Он перевёл глаза с официантки на хозяина, молчавшего поодаль за стойкой. Оба смуглые, слегка раскосые; волосы чёрные, прямые.
– Слушайте, кто-нибудь мне скажет, почему...
Девушка заколебалась – всё-таки чаевые были щедрыми, – и быстро начеркала на салфетке карандашиком, которым записывала заказы:
"В ТЕКУЧУЮ ВОДУ"
И прибавила:
"С МОЛИТВОЙ".
– Не приходите к нам больше. Вас не обслужат.
Скомкала салфетку. Убрала прибор. Равнодушно, технично, заученно.
* * *
– Вижу, вы пренебрегли моим добрым советом, – приветствовал детектива отец Мартин. Судя по некоторой развязности тона, он уже принял на грудь.
– Вы догадливы, – буркнул Кен.
– Тут не надо быть шибко умным. У вас такой вид, словно вы споткнулись о свою могилу.
– Я могу войти?
– Входите, раз явились. Отказ в гостеприимстве – тяжкий грех. Тем более, вы в беде.
В доме священника было чисто и опрятно. Вернее, голо и просто. Чувствовалась женская рука и сердобольная душа. Кто-то приходил сюда, чтобы устроить его быт.
– Насчёт беды – это серьёзно?
– Думаю, вам хватило, чтобы понять, – открыв шкафчик с наклеенной литографической иконой апостола Матфея, священник достал четырёхгранную бутылку и пару стаканчиков. – Или ещё недостаточно?..
Он не предлагал. Просто налил на двоих.
– Честно говоря, мне безразлично, что именно случилось. Главное, что вы живы, целы и не лишились рассудка. Но мой прежний совет уже не годится, а чем помочь – ума не приложу.
– Я хочу понять, что происходит.
– Мы из разных миров, вот в чём проблема. Боюсь, не поверите. Я мексиканец, вы гринго. Без обид, просто так оно и есть.
Отец Мартин сделал ещё глоток.
– Родом я из Халиско. Бежал в Штаты двадцать лет назад, в пору войны кристерос 3 ... Там индейцы делают особые предметы, чтобы заглянуть... по ту сторону, в иной мир. Здесь этим тоже занимаются, особенно навахо. "Ловец снов", видели такие кольца, будто затканные паутиной? их продают туристам.
– Чушь. Дикарские побрякушки, – вырвалось у Кена.
Падре скептически скосился:
– Да-а?.. Хотел бы я съязвить, да сан мешает. Короче, один такой предмет у вас, и вы с ним связаны.
– В каком смысле?
– Попросили о чём-то, спросили, принесли жертву, а он внял вам. Ну а далее всё по Ницше – "Чем дольше ты смотришь в бездну..."
– Жерт... что может быть жертвой?
– Что угодно, обладающее ценностью. Еда, монета, лента, ключ... главное – предложить.
– Сигареты?
– Весьма. Хоть солёная рыба, хоть бобы какао. А вот шелуха, объедки приняты не будут. Они – мусор, утративший смысл. Высшая жертва – человеческая жизнь. Особенно своя. С этим, надеюсь, ясно – Голгофа, крест. Тут можно просить что угодно. Полагаю, вплоть до воскрешения мёртвых или возврата в прошлое.
– А в... текучую воду?
– Поздно. Только передать. Но предмет должен быть принят сознательно, иначе он вновь найдёт вас.
Пришла пора Кена задуматься, делая долгий глоток.
– Две девчонки из разных племён, так?
– Да. Навахо и пуэбло. Не друзья, хотя пытались подружиться. Не вышло.
– Тсе – та, что ушла?
– Камешек. Навахо. Что с ней случилось, кстати?
– Исчезла. Буквально растворилась в воздухе. Здесь, неподалёку, на линии Мэгги. Остались только капли крови... к слову – а кровь....
– А как же? Сок жизни. Древних можно упрекать во многом, но знания у них были. И со своими богами они общались уверенно. Напрямую, без посредников.
– Надо осмотреть карцер в интернате.
– Там уже всё вымыли с мылом.
– Для криминалистов это не помеха. Следы крови въедливы. Но она же пропала из запертой комнаты!.. и они полагают, что это нормально?
– Да ничего они не полагают, – легко отозвался священник, наливая себе по новой. – Они, дай Бог, только сейчас в карцер заглянули. Там завтрака не дают, один обед – хлеб и воду. Ваше здоровье! оно вам понадобится.
– Вы знали, что Тсе отправили в карцер?
– Лусита рассказала.
– Она выдала подругу?
– Примерно так. Та предлагала бежать вместе.
– Понимаю, в резервацию.
– Нет, народы разные. В Санта-Фе есть художественная школа-студия, где учат индейцев. Тсе неплохо рисовала, хоть и самоучка; здесь это не поощряют. Вообще мастерица, рукодельница... вот и смастерила.
Кен недоумевал:
– Если девчонка с её рисованием мешала Гриффину, проще сбыть её с рук и забыть, чем устраивать в интернате гестапо с доносами.
– Деньги. Больше воспитанников – больше денег. Таланты и желания здесь никому не нужны. Гриффину важно одно – выпустить из своих стен вместо Тсе дрессированную Джейн Смит. Живую или мёртвую. По окончании учёбы за воспитанницу перестают платить.
– Спасибо, падре, что с вами в интернат приходит Бог, – проговорил Кен, поднимаясь. – Его там сильно не хватает. Не хотите ли взять обруч себе? Бросите в реку...
– Не могу. Рано или поздно я вскрою себе жилу и буду просить, чтобы меня вернули в Халиско, в двадцать восьмой год. Тогда все семинаристы моего выпуска погибли как мученики, а я сбежал. Понимаете?.. они на небесах, а я тут спиваюсь и убеждаю индейских детей потерпеть. Простите, не могу. Это выше моих сил – иметь обруч и не воспользоваться им.
– Ладно. Да, ещё одно – что такое спецагент?
– Должность в Бюро, вроде офицера внутренней полиции. Вооружён, ловит в резервациях преступников и самогонщиков. Разбирает всякие запутанные казусы. В общем, такой человек в штатском, который имеет право задавать вопросы и применять оружие.
* * *
Пока они беседовали, наступили сумерки. Погода испортилась. С востока, из-за Рио-Гранде, подул пронизывающий ветер. Бледное небо заволокло серой пеленой, а над рекой возникло мутное пыльное марево.
Водить под хмельком – последнее дело для копа. Значок на стол, и всё. Кен пешком добрался до ближайшего мотеля и дал ключи белому парню на рецепции:
– Моя машина у церкви Сан-Мигель, пусть её пригонят сюда. Чёрный "форд".
– Без проблем, офицер. В газетах пишут, тело так и не нашли?..
Времена Дикого Запада и перегонов скота давно миновали; кроме выборов, дорожных аварий, свадеб и похорон в округе Сокорро редко случалось что-то значительное.
– Как только будут новости, мы сообщим репортёрам.
"Картина, нарисованная Тсе Тииссох"
Иллюстрация Ника Пола
|
На стене позади парня Кен увидел картину – небольшую, два на полтора фута, в простой рамке. Красноватый мрак фона, багрово пылающая луна, как круглое жерло топки, к ней лучами сходятся пряди облаков и трещины земли. Кто-то стоял там, во мраке, вроде фигуры в тяжёлом плаще, держа в руке на отлёте нечто вроде обруча.
– Занятная картинка.
– Похоже на ядерный взрыв ночью, да? Нынче это модно.
– Кто рисовал?
– Без понятия. Директор интерната на днях продал нашему боссу за десятку. Деньги пойдут деткам на сласти к Рождеству, как водится. Вроде благотворительной лотереи.
– Там внизу, справа, написано что-то. Мелко, не разобрать.
– А взгляните поближе. – Парень любезно снял картину со стены.
– Тсе Тииссох. Это не наш язык.
– Само собой, сэр.
– ...и фамилия странная.
– Конечно. Оно и не фамилия вовсе. Тииссох – так зовётся резервация Аламо. Краснокожие всегда зовут себя по резервации, кто откуда.
– Я бы купил эту картину.
– Ну, это надо говорить с хозяином. Тут не мне решать.
– За двенадцать баксов. А ещё есть?
– Я спрошу.
До какого-то момента Кен надеялся, что всё вернётся на круги своя. Надо только уехать из Сокорро. Составить рапорт и свалить как можно быстрее. Луситу выпустят из лазарета, отец Мартин продолжит вещать детям о чудесах Господних и внушать надежду... только Тсе не будет.
"Я ведь даже не знаю, как она выглядела. И что пожелала... Чёрт, зачем она не забрала кольцо?.."
– Да-да, спросите. Я куплю оптом, если их много. Можно заказать ужин в номер?..
* * *
Больше всего его тревожило онемение в кончиках пальцев – тех, что погрузились в радужную пелену, возникшую в кольце. Плёнка выглядела так невинно, была так тонка и податлива... а теперь кончики пальцев время от времени становились будто деревянные, бесчувственные. Было проблемно взять сигарету, чиркнуть колёсиком зажигалки, писать авторучкой. У маминой подруги была такая болезнь – название забылось, – и её лечили никотиновой кислотой. Почему сразу не табаком? Потому что никотин даёт спазм.
Из мотеля он позвонил жене, чтобы успокоить её – всё в порядке, я скоро вернусь, куплю тебе украшение из цинкового шпата, – потом лейтенанту, отчитался о делах. Во всех звонках он не говорил главного – того, что боится вещи, найденной в долине Ла-Дженсия, и того, что испытывает к этой вещи болезненный интерес.
Угощение отца Мартина придало ему смелости. Уединившись в номере, Кен расстелил на столе салфетку, осторожно положил на неё кольцо, справа поставил пепельницу, слева блюдце с дарами – конфеты, жареные орешки, имбирные тянучки и пара долларов мелочью.
Иметь такую возможность и не воспользоваться – действительно, сил не хватит. Хотя гложут сомнения – вдруг не получится?.. Как приготовиться к обряду: погасить свет? снять шляпу? натянуть перчатки? дождаться полуночи? Какими словами разбудить кольцо?.. на ум лезло только заклинание из сказки: "Зеркало, зеркало на стене – кто всех прекраснее в этой стране?"
О чём спрашивать?.. узнать, где сто лет назад зарыли золото грабители дилижансов?
"Я не для этого сюда приехал".
Он взялся за кольцо указательными и большими пальцами с двух сторон и негромко сказал:
– Где находится Тсе из Тииссоха? Я хочу увидеть то место.
Возникла и замерцала знакомая радужная плёнка, а по коже поползли мурашки. Ох, рукодельница! ох, мастерица!.. Взяв конфет и орехов, Кен легко бросил их в центр кольца, держа руку подальше от грани миров. Тьма, притаившаяся по ту сторону, поглотила его дар без звука. Потом плёнка открылась, и он увидел.
* * *
Всего он задал три вопроса, и в скважину между мирами отправилось всё, что было под руками – и запасённое, и блюдце, и пепельница, и перчатки.
Один вопрос – о будущем, – остался без ответа. Кольцо требовало платы, властно тянуло к себе; пришлось откупаться. На этом смелость Кена закончилась.
Заснуть после сеанса не удалось. Сигарет едва хватило до рассвета, когда сон таки одолел его. Окна номера выходили на запад, и хорошо видна была ядерная луна, точь-в-точь как на картине.
"Ненасытная пропасть... Господи, прямо по псалму – "Бездна бездну призывает"... А если она раз за разом будет повышать цену?.. Похоже, так и будет. Просто бедняга Тсе сразу подняла планку на максимум... а ты? что бы ты попросил в её положении, дружок?.. Ты и представить не можешь, каково оно, если тебя вырвут из семьи и велят во всём стать другим – сменить язык, платье, причёску, мысли, богов, и вместо привычной пищи есть тошнотный суп Рамфорда 4 ... А тут отец Мартин с вестями о прекрасном горнем мире. Чем назад в резервацию, лучше сразу туда, верно?.. там федералы не достанут. Но погоди, погоди – выходит, добрый мир есть? Не могло же кольцо создать его для одной Тсе?.. так и свихнуться недолго!"
Огромная красная луна ползла по мутному пепельному небу, указывая путь усталым и отчаявшимся, и вновь Кену послышался старый мотив, созвучный его мыслям:
Твой поезд уходит в туманную даль,
Оставь на перроне тоску и печаль.
|
"Пропади всё пропадом. Как ты приобщишь к делу сведения, полученные колдовским путём?.. Гадание и ясновидение, сэр. Честно оплачено посудой из мотеля. Я отправил перчатки в тьму над бездною – да-да, в ту самую, из книги Бытие. Я смотрел туда сверху, как наблюдатель с самолёта. Жгучий, режущий ветер, воздух прямо ледяной. Внизу были тонкие белые облака, а под ними, в дальней глубине – улицы, огромные зелёные сады, блестящая река – целый мир. Она там. Это совсем не похоже на Нью-Мексико... больше на Францию. Всё так пышно и сочно, эти купы деревьев, вода".
Правая рука немела приступами – то нахлынет, то отпустит. Деревянное бесчувствие захватило пальцы уже наполовину, но кожа не бледнела. В другой раз, наверное, дойдёт до запястья.
* * *
На следующий день он из мотеля сразу отправился к сержанту.
– Я был в интернате.
– Наслышан. Вчера звонили, просили за тобой присмотреть... и поскорее выпроводить.
– Вы так и сделаете?
– Нет. Сперва я выслушаю тебя.
– У меня серьёзное подозрение, что в интернате нарушается закон.
– Представь себе – у меня тоже. Но чтобы подступиться, нужны веские доказательства.
– Хватило бы их архива. Я... полагаю, что я точно знаю имя и происхождение пострадавшей.
Сержант покивал с одобрением:
– А вот это уже кое-что. Дай мне зацепку, приятель, и всё завертится. То, что происходит в их стенах и в резервации – дело Бюро, но здесь – мой округ и закон штата. Что у тебя есть? Образец крови, показания машиниста... надо пополнить багаж.
– Я попытаюсь. – Кен встал. Правую кисть свело судорогой – ого! нечто новенькое.
* * *
В мотеле он честно рассчитался за блюдце и пепельницу ("Я их потерял, это непредвиденная случайность, форс-мажор"), после чего приступил к торгу за картину. В конце концов жадность победила – хозяин продал изделие Тсе за дюжину долларов и обещал найти остальные картоны, лежавшие где-то в чулане.
С этим Кен и поехал в Тииссох. По трассе 60 вдоль линии Мэгги, а от Магдалены направо штатной дорогой 169. Тут не ошибёшься – тупиковая дорога вела прямо в резервацию.
* * *
В Магдалене, шахтёрском местечке, он задержался, чтобы присмотреть жене кулон или брошь из смитсонита – здесь были дёшевы эти вещицы, похожие на зелёно-голубые розы, сжатые между каменных страниц земли. Местная жизнерадостная деревенщина и рассказала ему всё, что он хотел узнать о резервации Аламо.
– Самое гиблое место на свете, сэр. Хуже города-призрака. Там ничего нет – ни магазина, ни телефона, ни почты, ни заправки, ни полиции, ни света, ни воды. Чем живут?.. пасут овец, огородничают, в сезон подрабатывают на ранчо, ткут одеяла на продажу, мелочёвку для туристов мастерят. Броши тоже они полируют. Тёмный народишко. В старину туда всякие бежали – рабы из Сокорро, мескалеро, чирикауа... может, и родня Джеронимо есть! Так что берегите свой скальп, сэр, хе-хе. Неровен час...
Безлюдье. Грунтовка 169 оказалась каменистой, ровной и твёрдой, но пейзаж вокруг угнетал видом извечно пустой земли. Лысые сумрачные горы, обрывистые и уступчатые склоны, редкие кустистые сосёнки и кривые можжевельники. Камень и щебень, щебень и камень... Какие овцы? тут только ящериц и змей пасти...
Ни встречных машин, ни попутных, а ведь день на дворе. Вдобавок на середине пути небо стемнело, снизилось к вершинам гор, и пошёл мелкий сухой снег, первый в году. Сразу упала видимость; Кен включил противотуманные фары. Хотя – кого тут опасаться, кого предупреждать?.. разве что фургон Харона. Здесь старик явно разъезжает на ржавом дребезжащем фургоне – рек-то нет, одни сухие балки-арройо.
Всё чаще немела правая кисть; это уже не раздражало, а тревожило. Рычаг переключения передач-то – под правую руку.
* * *
Тииссох возник в снежной пелене внезапно – появились тёмные бугры, в которых Кен не сразу опознал жилища. Низкие, угловатые, с бревенчатыми скошенными стенами и глиняными куполами, они походили на хатки бобров. Над крышами беззвучно поднимались дымки. Когда он вышел из машины, появились и жители – сутулые, приземистые, закутанные в цветастые одеяла.
– Приветствую всех. Я Кен Рассел, из полиции штата. Мне нужно видеть родичей девочки по имени Тсе, которая училась в Сокорро.
Поодаль кто-то крикнул – невнятный голос со словом "Тсе" ушёл в снежную завесу и заглох; чуть погодя ему едва слышно ответили. Приближались всё новые фигуры, со всех сторон.
– Здесь кто-нибудь понимает по-английски?.. Я – полицейский детектив.
– Ты можешь убрать свой значок, – заговорила старуха, стоявшая ближе других. – Почему Тсе перестала учиться в Сокорро?.. Ты назвал её в прошлом времени, как мёртвую.
– Она... – Кен замялся, подыскивая слова. – Пропала без вести на пути от Сокорро к Магдалене. Шла пешком и исчезла...
"Почему я говорю, как с лейтенантом?"
– ... она ушла в другой мир с помощью вот этой штуки. Я видел её по ту сторону. Она стала вроде птицы, пёстрой птицы, но осталась человеком. В интернате с ней плохо обращались, унижали, презирали её умение. Думаю, она не вернётся.
Из вновь подошедших кто-то тихо заплакал, а другие стали вполголоса переговариваться.
– Зачем ты говоришь нам это?
– Вы должны знать. Чтобы виновные ответили перед законом. Такова моя работа.
– У него рука... – прошептал старухе стоявший рядом.
– Вижу. Может, ещё не поздно. Готовьте обряд. Хорошо, что нынче пятница, наши голоса дойдут. – Далее она продолжила для белого: – Сегодня ты наш гость, ты проведёшь с нами ночь моления.
– Спасибо, но я хотел бы вернуться.
– Если ты не будешь ночью с нами, то скоро увидишься с Тсе и тоже станешь похож на птицу. Она сотворила путевод, дала тебе тропу луны. Ты уже шагнул по ней. Разве ты хочешь сделать жену вдовой?
От таких слов на Кена нашла оторопь, мысли мгновенно покинули голову, и он как под гипнозом тотчас принял приглашение старухи.
Когда в жарко натопленном священном хогане раздали пейот, а ведущие обряд приготовили молитвенный посох, водяной барабан, погремушку из горлянки и свистульку из кости орла, обнажённый по пояс Кен поспешил оговорить ещё одно условие:
– Замолвите слово и за Луситу. Боюсь, что Тсе внесла её здоровье в уплату путеводу. Вроде как прокляла в отместку. Это надо отменить.
– Что тебе эта Лусита, Кен Рассел?.. Для нас она – меньше, чем никто. Пуэбло, подлая предательница.
– Нет ни белых, ни пуэбло, ни навахо – есть только люди, которых надо защищать, наказывать... или прощать. Так вы заступитесь за неё? или нет?...
Ведущие переглянулись. Этих белых порой не поймёшь! Вроде, нелюди, а иной раз и человек из них проглянет.
– Ладно, хватит болтать, жуй кактус. Час богов близится. Сейчас Христос, сын Великого Духа, сойдёт в хоган, а ты всё никак не замолкнешь.
Понедельник, 3 января 1949 года
Кончились рождественские каникулы. Убраны еловые венки с дверей, молодёжь перестала целоваться в открытую под ветвями омелы. Питомцы интерната в Сокорро бойко распевали под окнами "Господь пребудет с вами, весёлые друзья", и им надарили кучу вкусняшек. Как здорово было хрустеть печеньками и карамельными тросточками, запивая их горячим какао! а теперь опять постылый суп.
Когда Кен ступил в кабинет Гриффина, директор неприятно удивился и немедля выговорил охраннику, пришедшему с детективом:
– Я же велел – не пускать сюда этого типа.
– Но, мистер Гриффин, он...
– Оставьте нас, – не столько попросил, сколько приказал Кен, а потом обратился к директору: – Добрый день! Хотя кому как. К хорошим детям приходит Санта-Клаус со сластями, а к плохим – Крампус с розгами...
– Что вы тут забыли, Рассел? убирайтесь вон!
– У меня для вас подарок. Копия жалобы племенного совета Аламо Навахо на плохое обращение с их девочкой. А вот мой новый значок. Нравится? Да, специальный агент федерального Бюро по делам индейцев.
Гриффин начал съёживаться, в глазах его тлела бессильная и безысходная злость.
– Я пришёл к ним и предложил свои услуги. – Кен без приглашения сел напротив директора. – У меня хорошие рекомендации.
Его правая рука странно выглядела – ногти стали чёрно-синими, как после сильного ушиба.
– Меня охотно приняли на должность спецагента. Я воевал, имею награды. Я убивал нацистов, мистер Гриффин, и мне очень неприятно было обнаружить выродков, похожих на них, в моей собственной стране. Как будто я не доделал на войне свою работу... Так вот – мне поручено расследовать исчезновение Джейн Смит, или как там вы её назвали. А заодно истории других воспитанников, которые числятся живыми... такие есть, да? И о картинах, которые вы присвоили и продали. Сейчас вы распорядитесь принести из архива документы Тсе, и мы обстоятельно, предметно и безжалостно поговорим о ней.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 сold case ("холодное дело") – в полиции США: незавершённое расследование, которое остаётся открытым до выявления новых обстоятельств дела.
2 от нем. Groß, большой – мера счёта, равная 12 дюжинам, то есть 144 штукам.
3 гражданская война на религиозной почве в Мексике в 1926-1929 гг.
4 т.н. "экономный суп" для бедняков из перловки и гороха, изобретён около 1800 г.
© Людмила и Александр Белаш, 2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2024.
Орфография и пунктуация авторские.
| НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" |
|
 |
| Эльдар Ахадов. Баку – Зурбаган. Часть I [Однажды мне приснился сон... На железнодорожной станции города Баку стоит огромный пассажирский поезд, на каждом вагоне которого имеется табличка с удивительной...] Галина Бурденко. Неудобный Воннегут [Воннегут для меня тот редкий прозаик, который чем удивил, тому и научил. Чаще всего писатели удивляют тем, чему учиться совершенно не хочется. А хочется...] Андрей Коровин. Из книги "Пролитое солнце" (Из стихов 2004-2008) – (2010) Часть II [у тебя сегодня смс / у меня сегодня листопад / хочется бежать в осенний лес / целоваться в листьях невпопад] Виктория Смагина. На паутинке вечер замер [я отпускаю громкие слова. / пускай летят растрёпанною стаей / в края, где зеленеет трын-трава / и трын-травист инструкцию листает...] Александр Карпенко. Крестословица [Собираю Бога из богатств, / Кладезей души, безумств дороги; / Не боясь невольных святотатств, / Прямо в сердце – собираю Бога...] Елена Севрюгина. "Я – за многообразие форм, в том числе и способов продвижения произведений большой литературы" [Главный редактор журнала "Гостиная" Вера Зубарева отвечает на вопросы о новой международной литературной премии "Лукоморье".] Владимир Буев. Две рецензии. [О повести Дениса Осокина "Уключина" и книге Елены Долгопят "Хроники забытых сновидений...] Ольга Зюкина. Умение бояться и удивляться (о сборнике рассказов Алексея Небыкова "Чёрный хлеб дорóг") [Сборник рассказов Алексея Небыкова обращается к одному из чувств человека, принятых не выставлять напоказ, – к чувству страха – искреннего детского испуга...] Анастасия Фомичёва. Непереводимость переводится непереводимостью [20 июня 2024 года в библиотеке "над оврагом" в Малаховке прошла встреча с Владимиром Борисовичем Микушевичем: поэтом, прозаиком, переводчиком – одним...] Елена Сомова. Это просто музыка в переводе на детский смех [Выдержи боль, как вино в подвале веков. / Видишь – в эпоху света открылась дверь, – / Это твоя возможность добыть улов / детского света в птице...] |
| X |
Титульная страница
Публикации: | Специальные проекты:Авторские проекты: |
