КАРАВАЙ

Врачи скорой помощи называют такие квартиры гоблинариями. В точности так же именуют эти места соседи, милиция, пожарные и прочие обитатели фэнтэзи.

В доме на втором этаже, среди многих домов, этажей, улиц и городов, давным-давно сошлись и стали не безусловно естественно жить гражданами она и она: Глотовы, причем он все чаще достраивался приставкой "про", а она - "за".

Все у них было справно и складно - попеременно вытянутая общая майка, и вроде бы не виднелось нигде никаких деток. Пахло прелыми овощами, а в серванте с выбоиной в добрую щепу стояли рюмки вперемежку с восточными временами года.

В ванной мокло, а в телевизоре над этим хохотало, а случалось и наоборот; оно же все подксисало и, облепленное волосинками, заинтриговывало мокриц.

И, наконец, бывало у них множество одних и тех же гостей. И все норовили воспользоваться удобствами, которые какие же удобства - нехитрые, как и сам человек незатейлив. Гости, назначенные Глотовым судьбой, все попадались какие-то тучные, а были и те, кто щуплые, злые и яростные, и чем они там особенным пользовались в местах пользования, предоставленные сами себе - как знать? скакали, ломались, подпрыгивали, умышленно нечто откручивали или совсем исчезали злыми духами, носились над водами, не в силах отделаться от демиурга и отдать творческое зерно.

Короче говоря, однажды под весом ли явившегося к столу тела, от козней ли мелких и недобрых карликов - стульчак неслышно разломился надвое, наподобие мучного коржа. Сначала он только треснул, и события не заметили. Но сиденье разваливалось все вернее, и вот настал момент, когда - по совпадению с петропавловским салютом - озадаченный хозяин вышел из помещения для удобств с глупой улыбкой на лице и с двумя полукольцами в каждой руке. Полукольца казались хлебными, с непропеченной картонной начинкой.

Поначалу, конечно, приспособились к неудобствам среди удобств. Выравнивали по округлому краю; садились не в махе, но - вдумчиво; вставали аккуратно, да отдельные фрагменты, примкнувши, все норовили следом, в эмпиреи. Да и вообще случались острые соударения. Гости и хозяева много ели и пили, они часто падали на колени перед коржом, уложенном то словом salve, то vale, а чаще - мандалой, и та продолжала терпеть в себе ущерб, как терпят ее мандала всего и самость людская, загнанная в коллективное подсознание.

Ее хватали руками, стискивали, ломали кусками, увлажняли.

Все это привело к тому, что седалище-каравай разломилось далее начетверо, а потом и на восемь частей, все разной степени безобразности. Единый распался на потешные фрагменты и унижался в продолжение, ибо истрепывался картоном, марался и регулярно подвергался хуле.

Дошло до того, что кому-то из обитателей жилища пришла фантазия прямо в голову: да не получит дозволения никто справить нужду, не сложив из отломков более или менее приличную мозаику. А там уже и крошки образовывались, и все собирали в пакетик для лото. Мозаика у всякого выходила своя по количеству лбов; после застолий устраивали викторины, шарады и фанты.

Пока не сложилось Тайное Слово. Глотов, который диалектически раскачивался-застывал над мозаикой, над рожками и щечками сиденья, мгновенно увидел, глядя ниже себя, что из мозаики случайно сложилось Тайное Слово Обо Всем.

Он уже разинул было рот, чтобы крикнуть на помощь, так как всем от того тут должно было выйти удовольствие, да как назло перегорела лампочка. Сквернословя, хозяин полез ее вывинтить, взгромоздился на мозаику и все сломал, она развалилась, а Глотов упал с лампочкой во рту, которую выкусил вместе с патроном.

Об этом случае он никому не рассказывал. Конечно, Глотов еще часто пытался построить рисунок правильно, но что есть наша жизнь - игра, и мозаика - из того же разряда. Да и слово, да и все затеи.

А потом жильцы купили новый пластиковый каравай и учинили пир. И гости все кружили, призывая Каравай: кого хочешь - выбирай!

Он и выбирал помаленьку, хотя об этом никто не догадывался. Глотовы подавились и задохнулись, а потом ими задохнулись собаки близ местного судебно-медицинского отделения. Да и все вокруг постепенно рассосались, и выбирать стало не из кого.

январь 2007

© Алексей Смирнов, 2007-2023.
© Сетевая Словесность, 2008-2023.

Книга отзывов

НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"

Ирина Фельдман: Посланница Божественной Любви [Я еще не умею любить, но уже смотрю любви в лицо. Только это не романтическая любовь. Я люблю людей, которые читают мои истории. Людей, которые встречаются...] Анна Аликевич: Религия добра (о сборнике стихотворений Марии Фроловской и Натальи Захарцевой "Антоновка с Авалона") [Радование жизни, способность ощущать счастье цветения и свет надежды прежде всего – отличают творчество героинь материала. Должна ли настоящая поэзия...] Павел Сидельников: Из книги стихотворений "Долгое дыхание" [Восходит солнце. Тем и хороша, / быть может, ночь – наутро оставляет / минуту на прощанье. О, душа! / Сойти б с ума, да ум не позволяет...] Олег Горшков: Пришествие печали [Печаль в твоём вине, твоих стихах, / и в музыке, и в запахах, и в детях. / Избыта боль, куда-то канул страх, / и лишь печаль господствует на свете...] Елена Сомова: Пять рассказов [Не спеши отдавать Божью милость, самой тебе дарованную в виде любви, даже когда просчиталась. Не отдавайся ошибке и не отчаивайся...] Любовь Берёзкина: "Круглый стол" на тему "Тенденции и проблемы современной поэзии", Часть I [Наша задача: попытаться показать литературный процесс изнутри. Для этого совершенно разным, не знакомым между собой представителям литературной среды...] Людмила Свирская: Покой не наступает на Земле [Покой не наступает на Земле, / В весну не открывается фрамуга – / В глухом, непроходимом феврале / Сидим, молчим и смотрим друг на друга...] Пётр Старцев: Билет на море [Наши роботы нас никогда не простят, / Наши роботы нас не осудят. / Наши роботы нам надонатили стяг, / Под которым нас выведут в люди...] Читайте также: Андрей Баранов: Невостребованные | Екатерина Вольховская: Форма взаимодействия | Наталья Захарцева: Корми моих драконов | Владислав Китик: Дыханье, входящее в речь | Наталья Козаченко: Сашка, молчи! | Андрей Мансуров: Храбрость | Константин Морев: Екатерина Басманова: "Миллионы не моего отца" | Эмилия Песочина: "Здесь колдовские чары" | Сергей Комлев: Неба синего из Дону испить | Владимир Луг: Ностальгия по земному раю | Мария Мельникова: Как приручить тотемного зверя | Алексей Смирнов: Три рассказа | Наталья Сухорукова: На пороге: и Заикание | Виктор Хатеновский: Здесь даже камни пахнут морем | Владимир Алейников: Книга стихотворений "Плаванье" (1968 г.)