Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность




ТОТАЛЬНАЯ  КЛОУНАДА,
или  Асисяй  и  другие  "Лицедеи"



Глава 4. Мир-Караван



Самым необычайным способом существования для театра "Лицедеи" на все времена останется акция, которая подробно описана в следующих письмах к родным очевидца, вашей покорной слуги.



10 мая 1989 года.

Москва. Марьина Роща.

Я сижу на венском стуле из театрального реквизита в эпицентре событий. Вот она реализация мега-мечты Славы Полунина: "Мир-Караван"!

Прошло два года с того времени, когда в воздухе пронеслась идея: взять на прокат парочку платформ от ракет СС-20, погрузиться туда со своим реквизитом и покататься полгода по миру в хорошей компании европейских уличных театров, уговаривая всех жить дружно. Ну и себя показать.

Полунин сочинил ударную формулировку, расцветил проект радужными перспективами, придал идее масштабность и забегал с этой писаной торбой по всем необходимым инстанциям. В первый год эти планы благополучно провалились. Причем западные партнеры вполне серьезно подписались участвовать, а вот в СССР сначала все просто криво усмехнулись и скептически покачали головами туда-сюда. А напрасно.

На следующий год советские чиновники были поставлены перед как бы свершившимся фактом, что уже все готовы выезжать, труба трубит. Полунин этаким спецом привел спонсоров: "Вот наши благодетели, познакомьтесь; а вот западный директорат проекта, который решит все тамошние проблемы; вот главный режиссер (тс-с-с, да не делай такого удивленного лица), вот и транспорт нашли, выгляните из окна, да-да, эти "Таврии" и чудесные прицепные домики со всем необходимым."

Ничего не оставалось, как благословить. Впрочем, на самом деле я не знаю, чего все это ему стоило. Только с этой поры стало заметно, как он подозрительно быстро стареет...



Сейчас перед моими глазами предстает прекрасный парк, весь в яблоневом и сиреневом цвету, с прудом и лебедями. Центральный вход и аллеи обвешаны флуоресцентными транспарантами с рекламой участников Каравана, а свободные площадки превратились в городки диких переселенцев.

Самое живописное становище у театра из Англии "Футсборн". Эти ребята странствуют уже много лет, народившихся детей обучают своими силами в автобусе-школе. У них есть шикарное шапито, стадо фургонов, рыдванов и домиков на колесах, а в каждом зашторенном кружевами окне надежно зафиксированы цветы в горшочках. Их дети передвигаются исключительно на роликах или ходулях и выглядят потарзаньи.

Вчера приехала экзотическая толпа театр "Дю Азар". Полсостава негры с там-тамами из Буркина-Фасо, а половина французы с француженками оперного вида. По этому поводу ночью была устроена шикарная дискотека под залихватские африканские барабаны и пение у жаркого костра, с вином и почему-то мантами. Общение походило на глухонемом и ужасающем английском языках. Новые друзья из Африки рассказали, что у них в деревне полно ручных крокодилов, дети играют с ними, как с собаками. На змей никто внимания не обращает, так как к их укусам местные жители не восприимчивы. Единственное, чего они боятся это диких пчел...

Мы (Лицедеи) обретаемся рядом с коллективом "Уфа-Фабрик" из ФРГ, располагающим какой-то невероятной автотехникой. А у нас семь нежно-бежевых югославских караванов (так называют прицепные дома на колесах, в которых есть все для жизни нескольких человек, вплоть до шифоньера с зеркалом и газовой плиты). По началу все ахали как уютно, емко и комфортно! Короче, живи словно последний раз. Каждый день загорания, "тусовки", клоунские проходки по Арбату, спектакли коллег, гости до пяти ночи... Тут же в ресторане накормят в дружеской творческой обстановке. Вот оно счастье!



Отдельный разговор - выступления. Футсбарновская "Леди Макбет" положена на эстетику диких австралийских аборигенов. Размалеванные полуголые актеры просто топят публику в крови и страстях.

Итальянский театр "Нуклео" ежевечерне в полном составе изрыгает из себя огонь, взрывает петарды, делая при этом пассы толпой, и загадочно бьет в барабаны, зовя умереть за святое дело.

Московская кантри-группа "Своя игра" славится своей скрипачкой, "этой сексуальной шаровой молнией по имени Тамара".

Мне лично больше всего нравится голландский "Шусаку и Дорму Данс". Эти люди вытворяют такой модерн-танец, что наша публика сидит с выпученными глазами, впадая по их мановению то в транс, то в хохот, то в ужас. Я подозреваю, что по своей темности еще не до конца проникаю в их эротический и философский подтекст. Но красоту и силу профессионализма оценили все.

Еще много всяких диковинных компаний, особенно "Дог-Труп" с их похоронно-сновиденческими процессиями и полетами над пламенем, ну да всего не рассказать.

Что же такое этот "Караван Мира"? Новая форма жизни в современном искусстве? Веление времени ознаменованного поднятием железного занавеса? Тигель для сплава менталитетов разноплеменных артистов? Или синтез жанров, как в цыганском таборе: тут тебе и русская клоунада, и португальский цирк, и чехословацкая комедия, и все такое прочее (смотри выше), триста человек каков букет!



* * *

Продолжать надо бы о стоянке в родном Ленинграде, но для нашей семьи все заслонил переезд на новую квартиру. Вот именно в этот самый период.

Помню только, что приехал из Амстердама клоун Джанго Эдвардс. Легендарная личность, гипоманьяк. Мне рассказывали, что он был лишен родного американского гражданства за скандальную репутацию, переехал со своими миллионами в Голландию и продолжает бузить. Например, сажает полный "Боинг" клоунов, летит с ними в какие-нибудь Афины и устраивает в городе парад Дураков. В среде неформалов имеет дикий успех со своими спектаклями. Ну мы, конечно, ради этого бросили на полдороге свой скарб, пришли в театр подивиться. Да, было на что. Его густая биомасса с еще более густым биополем наполняла собой сцену, переливаясь в зал, как каша из волшебного горшка. Это человек-клип с убыстренной сменой кадров. Он заразительно и азартно суетится, безостановочно разбрасывая облака дурацкого конфетти, разбрызгивая баночное пиво, пугая зрителей застывающей на лету пеной из пульверизатора. Все делаются смешливыми, как малые дети. Джанго горланит песни, дразниться, пародирует все на свете и вообще ведет себя расковано, будто у себя в ванне. Кстати, тут же, никто не успевает опомниться, он, лопоча и пританцовывая, скидывает с себя все, продемонстрировав каскад фантасмагорического белья , и ныряет со стула ласточкой в стакан с водой... В конце представления покорил всех окончательно. Прикрыв наготу махровым халатом, сел этаким душкой на край сцены и доверчиво раскрыл нам свое доброе сердце здесь и сейчас, и навсегда. "Пиратская рожа и улыбается, как роза." Мы еле ушли.



Далее. Продолжаю некоторое время спустя.

Наш Караван, насчитывающий около несколько десятков единиц разнокалиберной автотехники, устремился за границу СССР. Чу! Контрольно-пропускной пункт. Жара. Томительная очередь на таможенном досмотре. Всех разморило, как мух на солнцепеке. Наш сожитель по домику, клоун, звать Князем, говорит водителю, мол я пойду, лягу в койку, сил нету. Закрывает за собой дверь домика, испаряясь из нашего поля зрения. Долгая процедура оформления была закончена взмахом начальственной руки: "Поехали!" Вся когорта тут же весело рванула с места. Наш водитель, руля мимо польских дорожных указателей все время спрашивал меня, мол, ну как, чувствуешь, что впервые по загранице едешь? А что ты чувствуешь? Сердце замирает?" На спидометре 120 км/ч, я пялюсь во все окна и вдруг сердце мое бубухнуло и остановилось.

Как это у Маяковского: "... людям страшно, у меня изо рта шевелит ногами непрожеванный крик..." . Я вспомнила про Князюшку, которого бьет и мотает в прицепе, не дай божок, оторвется. Мы резко тормознули, аж занесло на обочину, выпрыгнули из машины, отперли замки и распахнули дверь: мертвая тишина... На широком ложе, растопырившись, как на знаменитом рисунке Леонардо да Винчи, вцепившись ногтями в матрас, лежал наш белый, как полотно, товарищ. Не отводя очков от потолка, он загробным голосом поведал нам, что когда набрали скорость, и он понял, что его не услышат. Кроме родимчика и кондрашки его прохватил еще и понос. А оказавшийся под рукой детский горшочек при такой болтанке только усугубил трагизм его положения.

Получилось, что из России по спискам таможни человек убыл, а в Польшу как бы не прибыл. За что и получил кличку "Фантом".



* * *

Дорога до становища в Варшаве была первой проверкой на выживание. В машине - страшное пекло, все время хотелось есть. То теряем своих, то ждем кого-то из отстающих. А эти заправки! Чтобы без привычки запарковаться с домиком-мастодонтом на хвосте надо иметь спокойствие сфинкса. Один водитель, не вписавшись в поворот, на наших глазах не спеша смазывает об столб габаритки со своего каравана. Наш рулевой сигналит тому, высунувшись из окна, кричит, машет и переживает, болезный. Тут первый вылезает из машины, подходит к нашему, открывает пасть и начинает реветь, мол, что ты, дурак, меня сбиваешь? Вон что из-за тебя, гада, случилось! Вот ты и будешь чинить...



Фу. Короче, выдохнули только на третий день, вылезя на зеленую травку в парке культуры посреди Варшавы. Встрепенувшись, побежали на "Старо Място". Сидим за столиками прелестного уличного кафе, изнемогаем от счастья, жуя бананы и глазея на элегантных варшавянок ("О, сколько шарма!"). Мимо по булыжной мостовой шагает небольшая демонстрация, предводительствуемая модным Валенсой, все улыбаются. За соседним столиком тут же стали ругать Ярузельского. А мы вскочили и рванули на черный рынок. Это целый городок со своими улицами, жителями и законами. Пестрота и изобилие плохо подействовали на женскую половину русской делегации, вспыхнул массовый психоз со скупкой резиновых джинсов.



К вечеру на старинной площади с высоченной ратушей была развернута арена предстоящей "Катастрофы". Лицедеи давали свой лучший уличный перфоманс. Концептуальный и беспрецедентный. Подзаголовок: "Тачко-планерный полет в стратосферу". Главная идея - показ тотального героизма.

Клоунский космодром. Ночь. Тысячная толпа с тревогой вслушивается в драматичные звуки музыки и громовые слова комментаторов, несущих ахинею о нашествии темных сил и ведущих отсчет "долей секунды", оставшихся до старта героев. Трое клоунов в грязном тряпье, портупеях и горнолыжных шлемах патетически прощаются с землей, зрителями и жизнью. Затем они хватаются за ручки обугленных размалеванных тачек и по взлетным полосам, озаренным горящими веревками, устремляются на борьбу в стратосферу по замысловатым траекториям. Вдруг - бабах!! Взрывается пиротехнический заряд. Из всех дыр телогрейки раненного героя валит кроваво-красный дым. Он героически мечется, шатаясь, моля о помощи. В непроглядных клубах дыма и нестерпимом пламени фальшвееров космонавты повергают зрителей в паническое смятение. Истошно воя, в толпу въезжает пожарная машина, разматывается рукав с огромным, как ведро, жерлом и оттуда начинает хлестать густейшая пена.

Мгновенно вся площадь по пояс заливается белоснежным суфле. Тачкопланеристы, переодетые санитарами, эвакуируют через поле хорошеньких девчонок. В самом глубоком белом водовороте возникает живая пирамида - памятник героям, чтобы через секунду залившись фонтаном пены до самого верха, рухнуть, тут же погрузиться в автобус и умчаться в темень.

Обычно зрители, поняв, что артисты закончили, как по команде, бросаются в соблазнительные упругие облака - петь и плясать, схватившись за руки, длинными цепями носясь в лабиринте хоровода. В Варшаве я видела пронзительную сцену: девушка-инвалид без одной ноги, хохоча подпрыгивала и подкидывала в воздух сверкающие клочки пены, бросив костыли в трясину - пусть они там сгинут.

Наутро коллеги-конкуренты хлопали исполнителей по плечам и говорили: "Фантастик! Это про вашу революцию, да?"



* * *

Потом снова переброска сквозь пространство, во время которого мы попеременно совершенствовали свое аховое умение водить машину. (Лицедеи получили водительские права, сдав экстерном все экзамены после пяти учебных тренировок).

Прага действительно не зря называется "Золотая". Средневековые островерхие соборы до неба, жуткие узкие улочки, роскошной красоты площади, сказочные мосты над широченной Влтавой, ампирные дома с ломящимися магазинами... Ах как там было жарко! И как приятно в синие сумерки оседлать велосипед и помчаться по висячим садам и улицам с нежно-золотой подсветкой.

Не помню точно, в какой момент, где-то тех краях были сделаны самые массовые фотосъемки. Все, кто оказались в лагере на ту минуту, были призваны одеться во все сценическое или чистое и собраться возле шапито, живописно развернутого на зеленой травке. Наверное, человек сто явили лицо Каравана Мира. Но улыбаются относительно немногие. Знаете почему?

Пытка скученностью и принудительным общением. В наших избушках, норовящих развернуться ко всем задом, уже чувствуется некое вырождение отношений. Пока до стадии саркастического "ну-ну". Уже как-то перестали стесняться вульгарных выражений. Уже все про всех знают. Поговаривают, что обратный путь будет ужасающ. Это, знаешь, как если бы тебе, сластене, предложили поесть сладенького, но с условием, что будешь есть только одно сладкое и полгода подряд. Это и есть наш Праздник-Каждый-День.



* * *

Вот уже и Западный Берлин прожит. Местные устроители широким жестом предложили располагаться на одной из центральных аллей города. Раскурочили все - будьте нате. С высоты колонны с золотым ангелом открывалась живописная панорама лагеря. Вот голова становища с вывеской, вот тулово: пяток циклопических шатров, вот хвост: костровища делегатов фестиваля, окруженные синими будками пластиковых сортиров. Народа в лагере нет. Все куда-то разбежались.

Я, кстати, за время пребывания в Западном Берлине посетила:

1) Музей Египта с мумиями, похожими на копченых зайцев, и оригиналом Нифертити (она нежная и мягкая, словно живой персик);

2) Паноптикум с восковыми фигурами всяких Кайзеров, а так же Сталина, и Троцкого, все в идиотских механических позах, у каждого своя вертикаль;

3) Аквариум с морскими гадами (идеальный уход от реальности).

4) Восточный Берлин два раза. До чего силен контраст со сверкающей, возбужденной западной половиной!

На демаркационной линии с социалистической стороны простреливаемая зона, оцепленная колючей проволокой и сторожевыми вышками, а с обратной можно спокойно подойти к разрисованной Стене и написать свое признание в любви. Мне очень понравился каменный Петрарка, сложивший ладони рупором с сторону застенных соседей.

На своих велосипедах мы заезжали в районы "неформальной молодежи", где на руинах домов висят транспаранты: "Мы не хотим жить в квартирах". А рядом самодельные жилища из поломанных суперэкскаваторов, старых драндулетов и т.д. В квартале художников сильное впечатление производит здание, расписанное фресками по всем плоскостям на тему: онанирующий человек возносится на своей реактивной струе в небо, проламывая каменный панцирь города. Народ там одевается в короткие лаковые рейтузы, сверху громадная кожаная куртка с ярким платком на шее. Плюс килограмм побрякушек на шее и руках, особый шик - серьга в ноздре.

Из событий на фестивале, кроме нормально проходящих спектаклей помню приезд амстердамской "Хот Баллун Компани". Меня поразили их облик, и манеры, и вся жизнь. Что-то с ними не так. Они даже на фоне бывалых западных скитальцев явно выделяются не-от-мира-сегошностью. Невообразимые расцветки и формы одежд, причесок, но главная странность в глазах и движениях. Проживают в своем разноцветном автобусе-кафе, чем промышляют непонятно. Я ужасно заинтриговалась Амстердамом. Там, говорят, все такие.

Уезжали мы из Берлина с сожалением. Больно уж культурная была жизнь и вкусно кормили. Забегая вперед, скажу, что на обратном пути здесь разразился массовый психоз среди русских мужчин: все, даже те, кто не хотел, накупили себе дешевых автомобилей. О приключениях в связи с этим читайте ниже.



В Данию весь наш "Джаз" отплывал на чудовищно огромном пароме. Запомнился изумительный видеоряд: вот ты плавно проносишься на стометровой вышине над пестрым портовым городком. Вот вылезаешь на верхнюю палубу, захлебываясь ветром, и смотришь, как Солнце-Король сияет под свинцово-багровой тучей, а напротив двойная радуга на фиолетовых облаках. В это же время в фешенебельных салонах под вкрадчивую классическую музыку торгуют снедью, французской косметикой и прочими необходимыми товарами. Наши мужики прилипли к одноруким бандитам и дьявольски хохотали всю дорогу. Думаю, что друг над другом.



* * *

Копенгаген, пишется латинскими буквами как "Kobengavn". Страна Андерсена. Дании плевать на собственные дороги и чистоту каждого закутка. Тут антикварный мир. Шкатулка с диковинками. На первый взгляд все дома мрачные, давящие, под тяжкими черными крышами в два этажа высотой. Но везде и всюду какие-то вензеля, изюминки, барельефы и башенки. Дома из темно-красного кирпича перемежаются с белыми ажурными, как сахарные торты, дворцами. На сияющих набережных в безоблачное небо как густой лес торчат яхтовые мачты. Наша Копенгагенская стоянка на отгороженном пустыре больше всего напоминала Зону из фильма Тарковского "Сталкер", заросшую травой и березками в человеческий рост. От какой-то не такой местной воды половина караванцев маялась животами. Здоровые не разумели болезных и злорадно объясняли, что так не бывает.

Я ничего не могу поделать со своим лицом в магазинах, оно просто сведено судорогой от вожделения. Иногда я, обессилев, сажусь на пол там, где стою, и "сплю, отдыхаю". Увы! Это удел половины всех русских, впервые попавших на Запад. Вторая половина, напротив, ведет себя в супермаркетах крайне спесиво, с презрительной миной давая понять, что надоело уже им все это барахло сто лет. Особенно ярко это выражается в секс-шопах, там ну просто же все фуфло и притом морально устаревшее в прошлом веке.



В Копенгагене, был сыгран фантастический уличный спектакль, в котором участвовал весь "Караван Мира". История такая.

Был среди всех этих одержимых один режиссер, инвалид в коляске. Толстый месье, весь заросший черной шевелюрой, несколько инопланетного вида. Он собрал всех других режиссеров и предложил явить миру творческий продукт совместного Каравано-мирного производства, спектакль про Одиссея. Театры выбрали себе по одному приключению для команды, которая будет проплывать на корабле-телеге по площадям города. В результате, забегая вперед, скажу, что с первоисточником этот спектакль имел мало общего, но не это важно. Каждый коллектив выпукло продемонстрировал свою творческую суть.

Лицедеи придумали Божественный Олимп, посылающий испытания на головы путешественников. Долго рядились и возились, короче: Олимп являл собой конструкцию из строительных лесов высотой в два этажа на набережной канала. Стойки были обвязаны имитациями пальм. На верхней площадке зарядили: брандспойт, мешки с бумажными обрезками и воздушную турбину (какие в кино бывают). Выбор образов был основан на несколько узком, на мой взгляд, представлении о мужестве и мощи. Каждый приделал к символически-минимальному облачению уникальные чресла в своем исполнении. Один художественно набил соломой полутораметровую дубину из мешковины. Другой остроумно соединил две оранжевые клизмы и от них шланг, подвешенный на удочку с бубенцом. Третий скатал из елочной пушистой гирлянды два ослепительных шарика, со вкусом пристегнув их к черному лаковому трико в обтяжку. А кто-то очень долго возился, выстригая ножницами из поролона анатомически точную копию мужских гениталий, потом обтянул это тонкой резиной от рваного метеозонда и пригласил полюбоваться своим изделием. Присутствующие были повергнуты в шоковое замешательство циническим натурализмом. "А где поэзия?, -сказали ему. - Стоило ли стараться? Никакой ведь разницы..." А он говорит: "Я это сделал в знак протеста. Мне не нравится вся эта идея". Потом напялил здоровенный солдатский пояс и заткнул за него самоделку, на манер нагана.

А в это время наш Князенька трудился над созданием механического динозавра из старого экскаватора. Эффект удался. Чудовище вытягивало шею, клацкало челюстями, светило бельмами фар и фыркало из ноздрей-огнетушителей паром. По бокам простирались трехметровые перепончатые крылья (из того же метеозонда). Седок в виде питекантропа балансировал перед кабиной водителя, натягивая махательные веревки, хлеща окрест себя кнутом и во всю глотку дико ругаясь на "Савраску". Все сказали, "Колоссально... Князь, ты молоток!"

Ну вот. Приготовления сделаны. Все по местам.

Я бреду в сумерках с толпой датчан на спектакль, вытягивая шею: где тут будет начало? И вот раздаются тревожные завывания музыки. В гуще народа возвышается нечто кораблеобразное с парусами, напоминающее первомайский моторизованный транспарант. В нем Одиссей с группой товарищей во всем белом и в моряцких шапочках. Они медленно перемещаются туда, куда направлены их подзорные трубы, мимо постамента, должного изображать скалу, где пляшет под там-тамы африканская братия, мимо каких-то ужасающих черных существ в масках-черепах, кружащихся на ходулях... И вот на пути - Олимп!

"Боги" врубают иерихонские мегафоны, пиротехнические взрывы и брандспойты, которые разметывают матросов и зрителей во все стороны. Тут же начинается совершенно апокалиптический ураган из нарезанных бумажек. Народ шарахается врассыпную. И вовремя, т. к. из за укрытия в диком свете фальшвееров лихо выезжает Князь на динозавре. Только было дыхнул дымом, только развернулся хорошенько, как ковш экскаватора перевешивает вперед и машина клюет мордой так, что колеса отрываются от земли. Никто ахнуть не успевает, как баланс возвращается, седок по-прежнему стоит в стременах, не переставая крутить хлыстом с молодецким посвистом. Почтенная публика на безопасном расстоянии переводит дух и, утираясь, двигает вслед за кораблем с истерзанными героями. Все шествие перетекает с набережной на площадь, чтобы посмотреть еще на другие диковины, типа острова сирен. Это постарались чехи из театра "На провазку". Все их десять микроавтобусов оседланы фантастическими сиренами в сюрреалистических масках: одна демонически хохочущая ведьмища с зеленой рожей, другая с белым лицом смерти и в перьях, третья не помню в чем, но с голой грудью изумительной красоты. Эта извивающаяся когорта угрожающе крутилась вокруг корабля, исполняя дьявольские рулады на клаксонах. Так протяжно и тоскливо, аж душу вынимали. Настоящий уличный театральный шедевр.

Были там еще какие-то шествия обезумевших матерей, сценки появления Сатаны из огненной могилы и все такое прочее. Закончилось все тем, что Одиссей прорвался к пирсу, куда издалека-долго подплыла огромная яхта с высоченными мачтами, с коих свешивались неподвижные белые фигуры. (Это были снова Лицедеи). Под веселую музыку все как бы мертвые как бы воскресли, слезли вниз и пустились в пляс вместе с Одиссеем и всеми, кто случился поблизости. Ну, в общем, вот так, отплясывая на палубе гопака, весь коллектив выступающих уплыл в ночь. А оставшиеся по-броуновски задвигались в сторону выхода.

Полное зрительское удовлетворение.



Там, в Дании произошло весьма знаменательное для двух человек событие. В каком-то баре вечерком случайно повстречались молодой талантливый русский клоун и очаровательная датская киноактриса. Ни бельмеса не понимая в родных языках друг друга, они с первого взгляда уразумели самое главное. Он взял ее за руку и привел на лицедеевский спектакль. Увидев этакое, походив по Каравану, девушка помутилось разумом и, забыв о друзьях и карьере, решилась бежать с проезжими обитателями шапито. Так в лагере оказалась ангелоподобная красавица, а наш товарищ обрел свое счастье.



* * *

При слове "Базель" я вижу струящееся марево над каменистым двориком, стиснутым мрачным школьным зданием прошлого века. Весь табор "Каравана Мира" запихнули туда вповалку, будто в коробку для игрушек. В нашем окне фигурировали сушащиеся на веревке чьи-то трусы-носки и такое же окно соседнего домика. Выглядывая в окно, надо было просто помнить, что вокруг Швейцария, и что это - счастье. (А-а-а! Третий месяц счастья!... уй-уй-уй... Спокойствие, спокойствие.)



Первый день был потрачен на ошивание по воскресному рынку. Князь за несколько заходов приволок к нашему домику: огромный плешивый ковер, радиолу-саркофаг, весом в 20 кг и модерновую кофеварку. Мы сразу сели за стол, залили в емкость воды, и засыпав кофе, воткнули штепсель в розетку. Сидим за культурной беседой, смотрим, как вода явно убывает, но божественного напитка при этом не образуется. Силясь уразуметь сей феномен, я хотела приподнять агрегат, но тут кто-то как взвизгнет! Кипяток незаметно вытекал нам под ноги. Лужу мы вытерли, и спрашиваем Князя: "Ты за сколько фраников приобрел этот фокус?" Он признался, что вся добыча из кучи бесплатной рухляди. Кончился этот день тем, что мы все-таки "напоролись кофе и ломанулись в Цюрих". Кто-то из наших сказал, что там выставка Сальвадора Дали. Срочно выклянчили машину, набились в нее битком и жахнули со всей прыти вдоль да по над Леманом. Попали в музей за сорок минут до закрытия, наорали на кассиршу, закрывшую уже свое окно, что мы мол, только затем сюда и явились из России, и прорвались к вечным ценностям.

Тринадцать залов живописи и скульптуры. Эх! Стоишь перед каждой картиной, чувствуя, как горит лицо и бьет мандраж. Как будто дует на тебя ветер мистической энергии, аж парусит одежду. Кожурки и свисающая с подпорок сочная плоть вызывают неконтролируемое слюнотечение. А переливы цвета, сверкание и звон колоколов, чешуек, часов, ножей, мурашек заставляют против воли смеяться... Наша русская бухгалтерша все качала головой: "Я только одного не могу понять, почему же он Ленина так нарисовал?" Но вот уже и дежурная со свистком, растопырив руки, погнала публику к выходу (явно хворостинки в руке не хватало). Мы увиливали мелкими перебежками из зала в зал, по-партизански прячась за стендами. К конце концов, тетка позвала на подмогу двух жандармов и они выковыряли нас, оцепляя каждого поодиночке.

Ехали домой тихохонько и все вздыхали. У меня потом три дня душа бередила, просилась назад, к Мастеру.



В другой раз сижу это я в самое пекло на берегу подозрительного мутного и дурно пахнущего Рейна. Фу, думаю, ни за что не полезу купаться. Мимо с бешенной скоростью проносятся головы купальщиков (каждая в связке с ярким герметичным мешком для одежды). У них тут хобби такое: броситься в реку, промчаться вниз по течению до нужной точки города и, тут же переодевшись в культурное, идти по делам. Вот мимо плывут три старушечьи головы, которые задорно покрикивая, кивают мне, мол, айда за нами! Не знаю, как это случилось, меня словно сдернуло с парапета в воду и тут же понесло и завертело. Одна паническая мысль: как же мне теперь выкарабкаться? Вижу впереди длинные сходни. Растопыренными руками я судорожно вцепилась в поручни и подняла взгляд. По мосткам ко мне приближался супермен, намеревавшийся искупаться, абсолютно нагой. Челюсть моя сама собой отвисла, пальцы разжались и я со своим советским воспитанием без звука унеслась вдаль...

Однажды вечерком нас повели в "интересное место" Банк Идей. Неоновая вывеска над стеклянной витриной во всю стену. Внутренний интерьер представляет собой нечто среднее между библиотекой, сберкассой и баром. Сидят молодые люди, едят-пьют то, что принесено с собой из соседнего магазинчика. Блюз, цветомузыка, табачная завеса. Все что-то горячо обсуждают. Оказывается, местная компания обожает все русское. "О, у вас, русских, такая загадочная душа! А какая у вас душа? О, Достоевский! Давайте споем "Дубинушку"...

Мы говорим, сперва расскажите по ваш банк. Они а, да-да... Значит приходите, регистрируетесь и пишете на карточке интересующую вас тему. А потом излагаете свою идею по улучшению жизни на этом свете. Можно даже самую бредовую. Из любой области. И все. Здесь вы можете встретиться с людьми для дискуссии по интересующим вас вопросам, приобрести друзей. Это богоугодно и так далее.

Всем гостям вручили чистые карточки и я написала: "А у нас в Питере в белые ночи молодежь собирается на ступенях Биржи и обменивается написанными на листках данными: имя, телефон, что у тебя есть (например, все записи "Queen") и что тебе надо (например, роликовые коньки, любые). Вот вам и способ отыскания единомышленников. Рекомендую."

Потом были танцы до упаду. И когда, наконец, мы пришли в свой караван-сарай и легли в постель, то стали свидетелями громкого монолога, раздававшегося в соседней палатке. Чей-то пьяный женский голос снова и снова произносил лишь одну фразу: "Я же танцевала с внуком самого Марка Шагалова, а ты мне нажралась!" С каждым повторением в течение двух часов предложение приобретало все больший нажим и красочность интонаций. "А ты! НА-ЖРА-ЛАСЬ! А я с самим ВНУКОМ! ШАГАЛО-ВА!! А ТЫ -Ы-Ы!.." В заключение, как в радиопередаче мы прослушали: дикий женский вопль, впрочем резко смолкнувший. Потом издалека чей-то мужской голос спросил: "Там что, кого-то убивают, что ли?" Из другого домика ответили: "Да нет, просто кому-то плохо стало." "Вот и я смотрю, с чего бы это ему было хорошо..."

Конец трудового дня.



* * *

Лозанна. Прекрасная, как средневековая принцесса. Перед ней голубой Леман в высоком бокале засахаренных сверху скал. Город висит на крутом склоне. Это магия какая-то: стоишь посреди улочки, словно на гравюре Эшера, за спиной возвышается грандиозный костел невероятной высоты, вправо (пять ступенек вверх) на уровне глаз отходит переулок, влево (две ступеньки вверх) на уровне пояса заворачивается улиткой какой-то узкий лаз, а на уровне коленок проезд, петляющий между древними постройками. Ну а спереди крутой скат вниз, в сторону озера. С транспортом, наверно, мучаются, а в остальном уютно живут, ничего не скажешь.

Поселены мы были на этот раз на набережной, возле фешенебельного пляжа. Красота вокруг неописуемая. Мы просто впали в восторг. Один на роликах побежал вдаль, другой под деревом отрешенно занялся тай-цзы, третий под свист зевак пытался винд-серфингом овладеть. Но большинство, разумеется, полегло загорать. На вопросы о помывке было сказано: душевые на пляже.

Ну прихожу я в эту душевую со своим мылом-мочалкой, и вижу в мраморной кабинке тугую толстую кнопку, при нажатии на которую, сверху начинает хлестать холодная вода. Если держать долго, то вода вроде немного теплеет. Но. Одной рукой рукой давишь, что есть сил, а в другой же мыло с мочалкой. А если не нажимать, вода тут же прекращается, возвращаясь к исходной студености. Надраившись до покраснения, опять напираешь на неподатливую кнопку, вжавшись в уголок, ждешь сносной температуры, ополаскиваешься и думаешь: вот сейчас налью шампунь на голову (крышку свинчу зубами, чтобы не отрывать руку от пульта управления) и брошу все на пол. Или попробую давить на кнопку спиной (нет, больно), лучше коленкой. Но все очень скользкое. Ну вот, опять отпустилась, зараза. Глаза жжет... Холод дикий. Бесполезно. Бессмысленно. За что мне такие страдания? О, мамочка, посмотри, как я обижена судьбой! Я домой хочу!... Выпустите меня! Я домой хочу, к маме...

Нет, вы только не подумайте, что весь этот "Караван Мира" сплошное испытание нервной системы. Белое оттеняется черным. "Без контрастов понять суть вещей невозможно." На самом деле эта оборотная сторона медали очень быстро стирается. В памяти остаются сыгранные спектакли и сияющие глаза публики. Увиденные этносы и природа. Друзья, как будто из разных галактик. (Чего стоит один только Сули с африканскими байками и заговоренными подарками на память!) Иностранные актеры, с которыми нашими мужиками крепко выпито и поговорено после смертельных напряжений в дорогах и на сцене. Разнообразные местные обыватели, которые, может быть, впервые увидели новую форму жизни "Караван Мира" и возрадовались. Они уходили от своих скучных забот к нашим кострам, как "в пампасы" (Не забуду берлинскую Старуху Ингрид, улыбавшуюся у нас в домике денно и нощно.) История с датской актрисой и нашим клоуном - тоже яркий тому пример. Эта парочка сияющих влюбленных вскоре стала символом всей нашей Акции. Он и она, как "Театр и Публика". Одним из самых замечательных событий в личной жизни Каравана надо признать их грандиозно отпразднованную помолвку. Невеста была в васильковом венке и в синих шелках. Жених в венке из ромашек, в эполетах и фраке (его костюм завершали разноцветные клоунские трусы). Столы ломилось от яств. Души распирало от радости. Для пущей страсти украли невесту, а видеооператор Каравана до тех пор жужжал камерой над ухом растерянного жениха, пока не получил от него тумака. Кстати, дело происходило уже во Франции.



* * *

Местечко Блуа. Посреди унылого ландшафта лунное плато из белого известняка. Солнце слепит глаза до рези. В центре колыхается шатер-столовая, вокруг похабно развалились наши домики. Невдалеке течет мелкая Луара, обсаженная деревьями. Поздними вечерами наши благоверные мужи превращались в пацанов и забирались в деревенские сады за грушами, словно у себя в Патрикеево где-нибудь на Свияге. Целыми днями мы валялись, загорали, ленясь до умопомрачения. Совсем уж не было желания суетиться, выступать, смотреть. Публики на спектаклях не было по причине отсутствия таковой в природе данной местности. Зато приключения были. Например, поездка в Шамбор, загородную резиденцию королей. Дворец в форме белого параллепипеда, украшенного сверху городком из башенок, куполков, пирамидок, шпилей, и т.д. и т.п. Там на крыше можно заблудиться и вдруг оказаться у потайной кованной дверцы, соблазняющей постучаться. Сказочное место. А войдя в замок снизу, видишь в центре озаренного пролета многоэтажной высоты закрученные спиралью две лестницы, не пересекающиеся ни на одном уровне. Начав подниматься по разным лестничным маршам, мы с моим "рыцарем" романтически долго не могли встретиться.

А в другой раз сидим, грызя неспелые персики, на завалинке, любуемся закатом. Вдруг видим, летят мимо по небу два огромных монгольфьера. В корзинах люди копошатся. И вроде как намереваются спуститься неподалеку. Я говорю:" "Давайте быстренько доедем до них на велосипедах и попросимся покататься, что им жалко, что ли?" Мы моментально доезжаем до ложбинки, где приземлились оба шара. Там уже все вылезли, валят купола на землю, сматывают стропила, покрикивая по-английски. Мы подбежали, тоже немножко помогли и спрашиваем: "Вы откуда?" "Мы туристы из Лос Анжелеса, отдыхаем здесь , а вы?" "А мы клоуны из России..." "Что?!! Откуда?! Как?!! На чем?!" "Да вот, - скромно так говорим, - на велосипедах, а вообще-то, тут у нас "Караван Мира". Уэлкам ту ауа перфоманс."

Ничего себе, встреча на Луаре! Тем временем американцы достали столы, свечи, шампанское с закуской. Нам сунули в руки по фужеру, говорят: "Как вы по-английски мило спикаете. Позвольте мы вас представим нашей старейшей туристке, ей 84 года", и подводят к совершенно дряхлой миссис в лихой спортивной амуниции. Мы пошаркали ножками и осведомились, не страшно ли там, наверху. "О, нет, говорит она, показывая ослепительные зубы. Очень увлекательно, вокруг птички порхают. Кроме того, безопасность гарантируют пилоты фирмы". И впрямь, в каждом авиасудне - по пилоту со стюардессой при погонах и в фуражках с кокардами. Но вот вся компания по свистку гида загружается в автобусы (специально поданные к конечной точке полета), машет руками, поминутно гудбайкая и скрывается как мираж, а мы поворачиваем в свой табор.

На другой день нас зачем-то понесло в Орлеан. Да, красиво-красиво. А вот и Жанна д'Арк на коне. Так-так. Центральная площадь тоже на месте... Да, но где же у них тут туалет? Ах вот оно! Похожее на голубую космическую станцию сооружение. На панели с кнопочками и разноцветными индикаторами написано: "50 с." Бросаю какую-то монетку, загорается зеленая лампочка. А где дверь-то? Как мне в 50 секунд уложиться, если еще входа не найти? Ах, вот эта раздвинувшаяся сбоку щель! Боже, сколько у меня осталось времени? Вдруг эта штука сама распахнется, как в трамвае? В самом центре площади... Ага, не распахнулась. Ну хорошо, задача номер два. Если нет ни ручки, ни кнопки, ни рычажка, значит, ха-ха, здесь фотоэлемент и для смывания надо помахать перед унитазом рукой. Ноль результатов. Так. Без паники. Может помахать надо перед каким-нибудь потайным реле? Хм, где же оно? Вот дурдом! Может ногой топнуть? А дай-ка свистну...Представляю, если бы снять меня сейчас скрытой камерой... Ну не обучались мы в парижском колледже, ну темные, надо работать над собой. Высовываю голову из щели, тихо-спокойно спрашиваю совета у старших. Старшие велели выйти и погромче хлопнуть дверью. Ура! "Конец моим страданиям и разочарованиям, и сразу наступает хорошая погода". Кстати, старшие по секрету сказали, что "50 с.", оказывается, означает 50 сантимов.



* * *

В преддверии Парижа у меня проявились странные симптомы.

Знакомо ли вам чувство потери реальности? Будто сидишь в неком магическом кристалле и как сквозь мутную воду созерцаешь происходящие события. И все как-то забавно, нелепо и потусторонне.

Едем это мы уж не помню который день по французской стороне. Дорожный рай. Развязки кружат голову, как американские горки. Но на аттракционе можно расслабить шею и нечленораздельно поорать. А тут все, кто есть в машине, выпучив "глазные луковицы" (по выражению клоуна Л. Лейкина), пялятся на проносящиеся указатели и, кто кого переорет, советуют водителю куда надо ехать. Дикое напряжение. Карта, мама родная, хуже китайской грамоты. У них во Франции одних Сен-Жоржей четыре штуки. (Спросите, откуда я это знаю. Да-да, нам надо было в один из них). А указатели! После целого дня очумелого кружения мы разгадали одну тайну: если на перекрестке знак с указанием нужного города имеет стрелку "налево" и стоит на правой стороне дороги, то ехать надо прямо. Да, прямо, вы не ослышались. Речь идет о стране с названием "Франция". А вот если такая стрелка на левой стороне дороги, то и впрямь можно повернуть влево. Но отмерьте еще семь раз. Надавите на веко, проверьте себя и каждого.

Вот вам прелестная картинка на память. Тихий безмятежный закат, словно малиновый сироп пролился на золотой горизонт. Бетонный мост над авторутом. У нас в машине, потерявшей направление после скандала и паники, наступила штилевая прострация. Мы остановились посреди моста, благо, окрест ни души. Видим, внизу под нами по диагональному направлению тихо ползет еще одна заблудшая лицедеевская машина. Те горемычные, увидав нас, затормозили, вылезли из машины и кричат: "Братцы, куды ж дальше-то?" Мы, свесившись с перил, отвечаем: "А бог его знает. Давайте состыкуемся и двинем на запад. Вы как там очутились?" Тут обнаруживается, что все дороги изолированы и ведут в разные стороны за горизонт. Так и разъехались, уныло распрощавшись навеки.

Через некоторое время подъезжаем к Парижу. На европейской карте меленько обозначены крупнейшие автомагистрали с перепутанными номерами. Ближе к кольцевой дороге картинка больше всего напоминает заворот кишок. В масштабе покрупнее нейронные соединения в чьих-то шизофренических мозгах. Самое неприятное, что ваше авто со всех сторон постепенно стискивает возмутительное количество машин. Их потоки лезут откуда-то, как фарш из мясорубки. Все эти "Пежо" и "Рено" (как правило, с мелкими вмятинами) настырно влезают в двадцать сантиметров перед вами, роятся и прыгают, словно саранча. Трижды мы пытались въехать с кольцевой (куда нас как-то усосало общим потоком) на нужное направление, потом махнули рукой, расслабились и, поболтавшись часик-другой черт его знает где, оказались в центральном парке Тюильри, где расположилось место стоянки нашего "Каравана". Побросав свои хоругви, мы побежали на Елисейские поля. У меня ушло на прогулку пять часов. Улица эта имеет по четыре полосы в каждую сторону, потом симметрично ряды деревьев, опять проезд, и наконец, дома. Вернее не дома, а гигантские поглотители человеческой биомассы. Неоновые вывески гласят: "Мировой видео-аудио центр" (три этажа, заваленных кассетами и дисками.); "Пари-парфюм" (обитель запахов, теней и полутеней); рестораны ("молчание, молчание..."); варьете "Лидо" (огромная витрина, где сияют рекламные фотографии с танцовщицами, облаченными в бриллиантовые нити и белые перья. Из тарифа: 500 франков за стоячее место у стойки бара), и так далее. Вот шоумен в цветном трико вертится возле лежащей на мостовой шляпы. На английском, который в Париже не проходит, он кричит: "Добавьте, пожалуйста, еще 20 франков и я начну. Невероятный аттракцион! Спасибо, мсье, но вы положили 15, придется ждать до округления. О, ну теперь чересчур много, и опять не круглая сумма..." Так гнусаво причитая, он тянул время и деньги еще пять минут. Я ушла в досаде, догадываясь, что не первая не дождалась начала. Вот араб торгует каштанами с грязной жаровни. Вот пьет пиво компания молодых, буйноволосых парней, таких беззаботно хохочущих и красивых, что не отвести глаз. Вот витрина с надменно усталыми манекенами. Ах, просто богемнее всей богемы. Не запомнилось, что было на них надето, но их лица и позы вызвали какое-то нехорошее чувство. Ну не дано нам не только так одеться, но и скроить такой же визаж. Лицевой материал попроще, что ли. Вообще вид манекенов выдает натуру местных.

А знаете, почему они напустили столько легенд о шарме парижанок? По-моему, чтобы скрыть тот факт, что большей частью бедняжки обладают от природы внешностью неказистой, чернявой и носатой. Ну не встречались мне приятные женские лица. Вот шелковые черные чулочки над тонким каблучком бликуют у всех. И духи овевают каждую элегантно причесанную головку. И шарфик витает над каждой прямой спинкой, а макияж создает эффект сияющей свежести и чистоты. Ножки выписывают филигрань, ручки, унизанные кольцами, играют сумочками и сигаретками. Вот и все. Ну еще мимика эта манекенная.

Да, наверно, красивые девушки там тоже есть. Но, очевидно, они все разобраны и перемещаются исключительно в дорогих лимузинах. Лишь однажды вечером мы окаменели посреди тротуара: навстречу шла потрясающая проститутка. Не шла, а струилась. В России такие по улицам не ходят. Она так одухотворенно, так изысканно выглядела в своем декоративном туалете с очень интимным декольте. Грустно опущенные огромные глаза, томно наклоненная шейка... Трое мужчин перед нами тормознули и, взглядывая на нее, засовещались: идти за ней или по делам. Но решили сначала по делам. Я вслух пожалела, что у меня нет с собой фотоаппарата, но мне сказали, что без разрешения на то объекта, снимать нельзя, ни-ни.

В Париже Караван не без успеха давал свою "Одиссею". После чего последовали приемы у мэра, гулянки с прощаниями-братаниями. Ничего не помню. Я то ли отключилась, то ли надулась на что-то. Не люблю и не умею расставаться.

А затем все развернули свои оглобли восвояси.



* * *

По пути на Родину, Лицедеи отоварились кто чем мог. Мой удалой молодец (как и вся компания) купил свою первую в жизни машину: красный "Форд-пикап", огромный, аки сарай на колесах. Мы загрузили в него свое барахло до потолка, еле захлопнули. Едем в колонне возвращенцев. У одного из наших в первый же дождь на "Мерседесе" отключилась вся электропроводка, а через люк над головой в кабину натекла лужа воды. Когда машину прицепили к КамАЗу, у нее от рывка распахнулся капот и хлобыстнул по ветровому стеклу, вдребезги. Потерпевшего обмотали чем попало, и он ехал сквозь дождь и враждебные вихри, как герой.

Мечтая о домашнем тепле и покое некоторые просто засыпали за рулем. К примеру такая картина: едем мы уже по Ленинградской области вслед за голубой "Хондой" нашего Князя. Навстречу по тропиночке крутит педали деревенская почтальонша. Князь, поравнявшись с ней, делает резкое угрожающее сближение. Тетенька мгновенно спрыгивает в кювет. Мы тихонько проезжаем мимо, наблюдая, как она, ругаясь, вылезает и снова взгромождается на велосипед. В зеркало заднего обзора я вижу, как Роберт, едущий позади нас с прицепным домиком, производит такое же опасное вихляние в сторону почтальонши, она опять вынуждена улетучиться в канаву. Долго потом оттуда виднелась потрясающая кулаком фигура женщины, но вылезать она не вылезала, пока не проехала вся колонна.

Уже при въезде в милый сердцу Ленинград у нас в машине вдруг начало что-то сильно скрипеть. Мой шеф тормознул, вывесился из кабинки, заглянул под днище, ничего. Ну и нехай скрипит. Водители как-то странно смотрят, так это небось от зависти. Подъехали к дому. С трудом вылезаем, скрюченные и грязные, как корни. Ух ты! Крышка открывшегося багажника торчит в небо, это она и скрипела на ухабах. Как ни странно, ничего из горы барахла не вывалилось.

По-моему, очень символический финал. Я больше скажу. Все, кто побывал на этом "Караване Мира", подвергались очень многим опасностям и соблазнам, и все обошлось, никто не выпал. Я не думаю, что кто-нибудь из участников, несмотря на тяготы и испытания, о чем-то жалеет. Во всяком случае, не в каждой жизни такое случается. А если и посчастливится, то нечасто. И тогда можно вспомнить все хорошее, "чтобы не было мучительно больно..."

Полунин же, скептически покачав головой, зарекся: "Я никогда больше в этой стране не буду устраивать ничего подобного. Теперь я мечтаю только о пенсии". Все, кто слышали, с сомнением усмехнулись.

На этом пока все. Целую, обнимаю.

Конец.


Продолжение
Оглавление




© Ирина Терентьева, 1987-2024.
© Сетевая Словесность, 2001-2024.




Словесность