Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность




ВОЗДУШНЫЕ  ИЛЛЮЗИИ


Жила-была на улице имени Правды девочка. Звали ее Аня Мрачнова. Нашла Аня на детской площадке ничейный воздушный шарик, оранжевый как марокканский мандарин. Шарик висел под грибом, виляя голубой ниточкой. Девочка восхитилась и привела его домой.

- Что это? - испугалась мама, оторвавшись от плиты с плюющейся сковородкой.

- Ничей шарик. Можно у нас поживет?

- Ну, не знаю, - мама огляделась по сторонам, - если это бесплатно...

Анина бабушка, здоровенная и гулкая, как главный там-там африканского племени На-га-то, ворвалась в кухню:

- Шарик - вредная иллюзия! Зачем ребенку голову забивать глупостями! Ей надо школу поскорей закончить и работу приличную найти!

- Да, да! - впервые за много лет согласилась с ней соседка Аида Игоревна, Вы совершенно правы! Иллюзии ребенку ни к чему, тем более Вашей Анечке. Она и так не семи пядей во лбу!

В бабушке взыграл дух противоречия:

- Нечего считать пяди во лбу моей внучки! Свою заведите и считайте, сколько влезет!

- Играй, деточка, я разрешаю, - улыбнулась она так ласково, что Аня зажмурилась.

Предложение завести свою внучку ударило по больному месту Аиды Игоревны.

- Ах, вот Вы как, Ирина Харлампиевна! Ну, смотрите, чтобы я этого рыжего свинства на кухне не видела, а в местах общего пользования тем паче!

Вдвоем бабушка с соседкой занимали слишком много места и вдыхали столько кислорода, что больше уже никому не доставалось. Анечка пригласила шарик в комнату, запустила его под потолок над письменным столом и села за уроки. Назавтра ожидалась контрольная по математике. Математичку Анечка уважала. Учительница была умная, а Анечка - нет. Поэтому учительница ругалась, обзывала ее тупицей и Дауном. Что такое Дауны, Аня знала. В их парадной жил один. Тихий Леня никогда не дрался, угощал ее конфетами и пускал слюни.

Прабабушка, с которой Аня делила комнату, тоже пускала слюни, но Дауном не считалась. Увидев шарик, прабабушка радостно забормотала, размахивая тоненькими ручками. И вся она была такая крохотная. Как только у нее могла родиться могучая Ирина Харлампевна?! Может, с возрастом люди уменьшаются, стараясь к смерти стать такими, какими появились на свет, с мягкой головой и слюнявыми? Анечка подвинула шарик поближе к прабабушке, та довольно заворковала.

Обычно Анечка долго сидела за уроками, хотя, сколько ни старалась, за всю жизнь ей не удалось поймать ни одной четверки, а тем более пятерки. Она даже подозревала, что где-то в голове наверняка есть малюсенькая дырочка, через которую улетучиваются знания. Пару раз она брала мамино круглое зеркальце, подходила к большому, и, заглядывая через одно зеркало в другое, пыталась эту дырочку обнаружить. В тот вечер уроки сделались сами, и Аня размечталась: "Вот если бы прилетели сердитые инопланетяне и забрали бабушку с папашей и соседку в придачу на самую далекую планету... А еще лучше, началась бы нестрашная война и одна совсем маленькая бомба... Нет..." - Она посмотрела на яркое, круглое, воздушное и мечты стали яркими и воздушными. "Вот хорошо бы, если она была не Аня Мрачнова, а Изольда Яснова, жила во дворце и получала одни пятерки!"

Вечером явился папаша, перелил, мутный, как позавчерашний бульон, взгляд с шарика на дочь. Спросил: "Что за хрень?" и пал на диван. Мама безуспешно пыталась стащить с него ботинки, а бабушка нависала и бубнила: "Бог мой! Довела мужика, до алкоголизма! А ведь Борюсик подавал такие надежды!" " Нет, если бы Бог захотел быть чьим-нибудь, то уж точно, не бабушкиным, потому что это совсем не весело", - подумалось Ане.

Шарик тоже нависал, но не бубнил, не храпел, не подавал надежд, а радовал и занимал мало места. Бабушка с мамой оторвали папашу от Аниного дивана, но родитель мигом приклеился к коврику на полу. Попытка транспортировать его на коврике в другую комнату, как всегда, потерпела неудачу. Пьяный папаша ругался и в пути ко всему прилипал. Его завернули в коврик и оставили на диване. Спать пришлось рядом с мамой. "Так вот почему воздушные шары такие легкие и летучие! Потому что не пьют!" - заключила Анечка, пристраивая шарик над родительской кроватью. Ей не спалось. Сначала она пыталась согреть мамины ноги своими, а потом - разглядеть сквозь темноту оранжевый мандарин.

Утром, опаздывая в школу, Аня обнаружила, что на серых в полосочку обоях появились оранжевые крапинки. Ясно, чьих рук дело! Водворив шарик на прежнее место над письменным столом, Анечка пригрозила пальцем, раздумывая, где у шарика могут быть руки?

Написав контрольную, она целых пять уроков, переживала, не лопнет ли оранжевый. Но шарик не лопнул, а, наоборот повеселел. Теперь по потолку от него разбегались еле заметные лучи. Аня засмеялась.

- Чего ржешь? - недовольно заворочался все еще прилипший к дивану папаша. Он злился на работу, которую проспал. Анечка остановила радость и стала прилежно кормить прабабушку манной кашей.

- Что за хрень у нас завелась? - из широких карманов папашиных ноздрей выглядывали черные волосы. Когда родитель возмущался, волосы неприятно шевелились.

- Ой, это Анюта с улицы притащила. Пусть себе висит. Никому ведь не мешает, - уговаривала мама.

Прабабушка раскрывала рот, как птенец клюв. Голова плавала на хрупкой шее, из розовой лысины торчал белый пух. Она быстро-быстро махала крылышками, пытаясь взлететь, чтобы оказаться рядом с шариком.

- А на фиг нам эта дурь! В глазах рябит, - не унимался папаша, шевеля носовыми.

Прабабушка пукнула и весело засмеялась. "Ш-ш-ш!" - умоляюще зашикала Анечка на прабабушку. Та вдруг перестала смеяться и осмысленно подмигнула.

- Да, пусть будет, Боречка! Вот и мама твоя не против...

Успокоенный столь весомым аргументом, папаша захрапел. Анечка решила, что, когда вырастет, обязательно удочерит прабабушку, если та еще не умрет.

Чтобы Оранжевый никому не мозолил глаза, Аня брала его с собой на прогулки. Они шлялись по дрожащим улицам. Птицы принимали шарик за маленькое солнце и чирикали, будто пришла весна. Мальчишки из соседнего двора больше не бросались в нее пробками от пивных бутылок. Шарик научился разговаривать и даже пел, шепотом. Он улыбался ей с потолка, желал доброго утра и спокойной ночи. Жалко, поделиться радостью Анечке было не с кем. Радость копилась-копилась, заполняя ее всю, как воздухом шарик. Казалось, еще немного и она взлетит.

Наконец-то Анечке удалось поймать четверку по математике! Прискакав домой, она обнаружила, что Оранжевый загрустил, а, может, и вовсе заболел. Шарик ни за что не хотел признаваться, что с ним случилось, но Анечка все же догадалась. Осторожно подвинула спящую прабабушку, достала из-под нее свой кошелек. Мелочь приветствовала ее приятным звоном. У метро купила еще один шар, Зеленый-зеленый. Оранжевый так обрадовался, что громко запел. В комнату грозовой тучей с трудом просочилась бабушка:

- Что ты орешь?! Доктор прописал мне ПОЛНЫЙ покой. У меня гипертонический криз случится из-за твоих воплей! - схватившись за поясницу, туча умчалась на кухню, чтобы продолжить поединок с Аидой Игоревной. Воздух стал влажным (воздух ожил, как после грозы). Шарики молча приплясывали. Аня любовалась и думала, что от ПОЛНОГО покоя бабушка располнеет еще больше и, пожалуй, никогда уже не просочится в комнату.

Утром она с ужасом обнаружила, что по всему потолку расползлись ловкие оранжевые кляксы. На ее счастье, папаша ушел на работу, а маме просто некогда было глядеть в потолок. Только прабабушка от души веселилась, пытаясь хлопать в ладоши. Ладоши категорически не желали соединяться. Аня сунула ей в рот леденец и погладила по мягкой голове.

То ли Зеленый оказался противоположного пола, то ли еще какое чудо случилось, но, вернувшись из школы, Аня обнаружила уже пять шариков: оранжевый, зеленый, синий в горошек, розовый в полоску и махонький - фиолетовый.

- Я встаю ни свет, ни заря, вкалываю от зари до зари. Домой прихожу, хочу культурно у телевизора расслабиться, а тут... Мало того, что весь потолок изгажен, так еще эти круглые висят, паясничают! - вопил трезвым голосом злой папаша. В прилипшем виде он был не так опасен.

- Совсем Анька от рук отбилась. Шариков натаскала в дом. А вот интересно, откуда у нее деньги. Это ты балуешь?! - нависала над мамой бабушка.

- Что Вы, Ирина Харлампиевна!

- Значит, она их ворует! Еще лучше! Яблочко от яблони недалеко растет. Где мать шлюха, там и дочь воровка...

Мама побледнела и задрожала, как холодильник. Положение спасла Аида Игоревна. Она продудела в замочную скважину: "Бу, бу! Я же говорила, эта оранжевая летучая резинка до добра не доведет! Вы погодите. Завтра Ваша Анька кошельки пойдет воровать, а через год - на панель!" Бабушка ловко выскочила в коридор, чтобы грудью столкнуться с врагом. Мама зарыдала в углу. Папаша уткнулся носом в справочник садовода. Прабабушка, разволновавшись, принялась плеваться. Аня с минуту поплакала, задрала голову, чтобы слезы потекли внутрь глаз, успокоила прабабушку и маму. О шариках на время забыли.

Ночью она думала, как сделать их незаметными, а на утро их было уже не пять, а все двенадцать. Потолок покрылся цветами, и стены, и диван, и даже прабабушкина рубашка. С перепугу Аня побежала в туалет. А там, в небесно-голубом унитазе беззаботно плескалась пучеглазая золотая рыбка. Аня на цыпочках прокралась в комнату. Сосчитала шарики. Пятнадцать! Не успела она ужаснуться, как отчаянный визг, прорвавшись из кухни в утро, разбудил весь дом.

По ярко оранжевым стенам плыли синие птицы. Кастрюли в горошек, сковородки желтые, шкафчики дерзко-полосатые. Пестрые как леденцы тараканы в панике метались по кухне, шарахаясь друг от друга. И как венец этого красочного безобразия - Аида Игоревна. Вместо привычно-бурого халата на ней красовалось огненное, с золотистыми цветами, платье, а волосы неожиданно окрасились в бессовестно-синий. Аида Игоревна, захлебываясь валерьянкой, грозила, что сегодня же вызовет участкового, и никогда-никогда не продаст жестоким соседям комнату. Это было самое страшное. Разбивалась хрустальная мечта Аниных родителей об отдельной квартире.

Аня молча связала все двадцать три, теперь уже, шарика, надела розовые, теперь уже джинсы и красную куртку. Прабабушка, увидев ее, улыбнулась, обнажив голые десны. " Интересно, когда же у нее появится первый зуб?"

В коридоре Аню поджидало все семейство.

- Чтоб глаза мои больше их не видели! - нависала Ирина Харлампиевна.

- Выбирай или я, или они!.. - срывался на визг папаша.

"Лучше бы, конечно они, но как к этому отнесется мама?"

- Ань, пойми, мы живем в коммуналке. Нельзя ссориться с соседями! - шептала мама.

Во дворе на ветру шарики задышали. Анечка побрела, куда глаза глядят. Но глаза глядеть отказывались, потому что до верху были заполнены слезами, и она сразу же налетела на математичку.

- Ты думаешь, четверки стала получать, так тебе все можно? Людей на улицах сбивать, с шариками среди бела дня разгуливать. Нет уж, голубушка. Просто это тема сейчас идет легкая, но, подожди, как начнем изучать уравнения с тремя неизвестными, сразу станет видно, кто у нас в классе Даун!

Учительница гордо повернулась и двинула по направлению к магазину.

"Хорошо бы привязать ей сзади на пояс шарики, чтоб она улетела. И нет проблем..."

- Ага! Давай-давай! Цепляй, - обрадовались шарики.

Но Анечка подумала: "Все проблемы не улетят с учительницей. Есть еще бабушка и соседка. Их шарики не утащат!"

- Эй, девочка! - окликнул ее дядька с зонтом, - Почем шарики?

"Хорошо бы продать все шарики, заработать денег. Наверняка хватило бы на ТЕ сережки?!" Те сережки Анечка давно облюбовала в киоске. Сверкающие и почти бриллиантовые они обещали украсить на только Анины уши, но и всю ее жизнь

- Да, да! Продавай нас скорее! - зашептали шарики.

- Но ведь тогда вам придется расстаться. Как же вы друг без друга?

Круглое семейство дергало за ниточки, тянуло ее вверх, в облака.

"Хорошо бы улететь вместе с ними. Может, я приземлюсь на каком-нибудь чудном острове. Там меня никто еще не знает. Они решат, что я Изольда Яснова, будут меня любить. И никакой математики!"

- Да, да! - засмеялись шарики, - Летим скорее. Мы знаем один такой остров! Тебе понравится!

"А как же мама? Как она без меня? И кто будет кормить прабабушку. Вдруг она совсем усохнет и превратится в младенца. И какой-нибудь бестолковый аист, перепутав, унесет прабабушку в другую семью".

Шарики дружно рвались в небо. Тучи разошлись, открывая для них клочок небесного пространства. Копошившиеся в помойке серые чайки ринулись туда, раскрашивая крылами, как кисточками, дома, деревья и облака. Взмах - алый, взмах - бирюзовый, еще взмах - серебристый....

- Какая ты! - услышала Аня за левым плечом и узнала мальчишку, который учился в ее школе и был на год старше, - какая ты красивая!

- Я? - удивилась Анечка и подумала: "Это, наверное, потому что джинсы розовые".

- Никогда не видел таких клевых девчонок. Тебя как зовут.

- Аня.

- А я Толик Яснов. Пошли завтра в кино?

- Завтра не могу, я по прабабушке дежурю.

- Тогда сегодня. Еще успеем на 12. 30. Не бойся, деньги есть. Ну. Пойдем?

- А как же шарики?

- Да отпусти ты их. Че ты, как маленькая?

Аня еще с минутку подумала, посмотрела на Толика, на шарики. А те притихли. Высвободив руку, она дернула на прощанье всю связку за веревку и... отпустила. Шарики немного повисели, словно ожидая чего-то, и устремились в раскрытое небесное окно.

"Зачем мне эти наполненные спертым воздухом, кусочки крашеной резины? Все! Пора взрослеть. И больше никаких иллюзий!" - подумала Аня, и, постарев сразу, лет на пять, отправилась в кино.



Следующий рассказ...
Зачем ангелам тапочки? - Оглавление




© Светлана Щелкунова, 2010-2024.
© Сетевая Словесность, 2010-2024.





НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
Словесность