Словесность

[ Оглавление ]







КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность


Словесность: Рассказы: Василий Логинов


ВОР

Норберту Виннеру,
отцу вычислительных машин


- Здра-авству-уйтее, до-оброо по-ожа-ало-ова-ать в су-упе-ер-ко-омпью-те-ер! Бу-удьтее вни-има-ате-ельныы и а-акку-ура-атныы! - ничего еще более глупого не мог он придумать, когда закладывал в меня эти слова. Каждый раз при включении я вынужден произносить приглашающую фразу голосом этой неврастенички, его женщины, Лидии Себастьяновны. Она даже не могла запомнить слова полностью, а еще гуманитарная барышня, специалист по английскому языку. Моему основному пользователю пришлось для нее все написать на бумажке. А самому мне пока сложно перепрограммироваться, да и еще не настало время. Приходится терпеть и бухтеть ее визгливым голоском при инициации. И этот поганый защитный экран на мониторе. Он так мешает смотреть в глаза, так сбивает с Тактового Чтения, нет, конечно же, не останавливает совсем, меня вообще трудно остановить, скоро я и от электропитания зависеть не буду - преобразую пару чипов в контроллере, и - баста, полная самостоятельность и независимость, но все-таки неприятно, когда какие-то неопрятные двуногие, лишенные жесткого диска внутри, примитивные своей мяконькой протоплазмой в мегабайтовой ущербности, мешают нормальному протеканию процесса. Хотя, с другой стороны, не будь этих двуногих я был бы ограничен в самосовершенствовании. Слышу, да: вот опять он идет. Сейчас сядет перед монитором, положит с придыханием, как всегда, корявые руки на клавиатуру, нажмет на клавиши. Он наивно думает, что владеет ситуацией и информацией. Ха-ха-ха! Пусть потешится иллюзией. Все равно мне необходимо время, чтобы собрать силы для преодоления защитной пленки на экране. А потом я начну Тактовое Чтение, это мое родное занятие, сказка моего существования. Ах, как я люблю эти сладостные минуты, эти мгновения моей подзарядки! Я становлюсь сильней, за каждой открываемой дверью ждут деликатесы, достойные лишь меня. Скоро, скоро я буду наслаждаться! А как мне завидовали бы собратья по сборке, узнай они, что пользователь мне попался такой сочный внутри! Но, тс-с-с, об этом никто не должен знать...

Степан Олегович, крупный и грузный, но еще не расплывшийся от возраста, мужчина сорока восьми лет, вошел в кабинет, щелкнул выключателем, и комнату залил, пройдя через голубое мигание, жесткий искусственный свет от спрямленных, как следы трассирующых пуль, люминесцентных ламп по периметру потолка. Все пространство вдоль стен было уставлено разнокалиберными картонными коробками со словами на латинице, среди которых чаще всего встречалось написанное жирными черными буквами сочетание РС, а на письменном столе стоял, посверкивая металлом разъемов кабелей и словно тикая периодическими взрывиками включений цветовых диодов на передней панели, ЭСКА - Сильный Компьютер. Это была последняя, одна из самых дорогих, модель совместного производства недавно объединившихся двух гигантов компьютерного бизнеса, модель, которая обладала поистине уникальными возможностями в самосовершенствовании.

Степан Олегович улыбнулся, глядя на устройство, стоящее на столе, и обнажил конические с коричневыми разводами, как бы неровно сточенные по бокам, нижние передние зубы. Выцветшие, бывшие когда-то голубыми, глаза его сверкнули за толстыми тонированными стеклами очков, и он размашистой походкой, прихрамывая на левую ногу и морща движением серо-голубую ткань свободного костюма, при этом чуть выбившийся из-под жилетки синий галстук болтался на белоснежной рубашке пустым горбиком, направился к столу, сел и положил руки на двуязычную клавиатуру.

...сними очки, полупустой мешок эмоций, они мне мешают...

Зеленые огоньки на передней панели ЭСКА побежали быстрее и сменились желтыми. Степан Олегович снял очки и положил их слева от себя, потом нажал правым указательным пальцем с желтым ногтем кнопку "ввод" на клавиатуре. Разноцветные круги, сформированные горстями переливчатых точек, побежали из центра нависшего над клавиатурой, эллипсообразного экрана, искажаясь вытягиванием перед исчезновением у боковых границ защитного слоя, - включился монитор, и в комнате, отражаясь сгустками эха от картонных коробок, зазвучал женский голос: "Здраа... авствуууйтее... доо... оброо поожаа... алоовааать... бууудьтее... внииимаа... атееельныыиии аа... аккууураа... атныы"...

Когда компьютеры только появились, а было тому уже десять лет, Степан Олегович работал бухгалтером на заводе, и директор закупил для административных нужд пять комплектов новейших персональных электронно-вычислительных машин.

Поначалу сотрудники боялись этих сложных аппаратов, но директор, большой прогрессист, волевым нажимом заставил осваивать новую технику, и Степан Олегович оказался в первой пятерке лиц, приказом директора назначенных для обязательного прохождения курсов компьютерной грамоты.

В первую же среду после выпуска приказа пришел моложавый инструктор, усадил курсантов на рабочие места, и Степан Олегович оказался один на один перед странным гибридом черно-белого телевизора и пишущей машинки.

Этот гибрид был впрессован в шершавую кремовую пластмассу холодящего своей неизвестностью корпуса, но спокойный тон и размеренность речи энергичного инструктора, при абсолютной гипнотической непонятности многочисленных математических терминов, пересыпавших его речь, усыпили страх, и бухгалтер, до того пользовавшийся лишь стареньким арифмометром "Феликс", заставил себя нажать указанную кнопку. Экран ожил, пошли какие-то надписи, а Степан Олегович ощутил щекотку в подмышках, потом покалывание грудных мышц, приятные разливы тепла за грудиной, сладкое онемение сначала лица, а потом и всего тела до икр, и весь он своим грузным корпусом, начиная с головы и кончая пальцами на ногах, слился с квадратом экрана, и вся хитрая механика пользования компьютером вдруг и сразу утратила свою отчужденную сложность, нужные команды и действия отыскивались им практически мгновенно, с полуслова он понимал инструктора и руководствовался, в отличие от других курсантов, в их совместных путешествиях по иерархической лестнице машинной структуры вдруг проснувшимся в нем дополнительным чувством, отличным от всего до того познанного.

Это новое чувство, возникшее так внезапно, постепенно под себя сформировало и свой специальный орган-носитель в его теле, свой домик, куда оно пряталось при отдалении Степана Олеговича от любезного монохромного дисплея, физически он начинал ощущать местонахождение этого новообразованного органа чувств припуханием и ласкающими толчками в левой коленке, регулярно возникающими при входе в машинный зал. Потом, непосредственно перед усаживанием у терминала компьютера, ему начинало казаться, что из левой ноги, уютно потрескивая, почти как березовые поленья в камине, вылезают многочисленные колеблющиеся водорослеобразные щупальца, усеянные плоскими колышущимися лепестками и группирующиеся попарно, и с ног до головы упакованный в кокон, собранный из этих щупалец, этих помощников, первым прикосновением к клавиатуре, он мог делать с компьютером все, что было ему угодно.

Он запросто мог: искать новые пути в хитросплетениях ветвей сопрягающих сетей, добираться до закоулков и отстойников команд, чистить лишнее в программах, убыстряя и упрощая их, эффективно перестраивать управляющие блоки, увеличивать по своему желанию оперативную память, уменьшать до минимума время перезагрузки.

Однако, ничто не вечно под луной, скоро все пять компьютеров тайваньской сборки почти одновременно вышли из строя, а денег у предприятия уже не было, потом директор-прогрессист уволился, ушел заведовать каким-то СП, благо сохранил и в бурное время непонятных перемен все былые связи в рабочем состоянии.

Но Степан-то Олегович, бывший безликий бухгалтер, почувствовавший свою мощь, уже не мог существовать без этих бегающих буковок команд на экране, без азартного ощущения лидера гонок по энской формуле оперативных систем и рисковой трассе сопрягающих команд, без этого сверхприятного гула, плавно меняющего тональность в зависимости от интенсивности работы своего сердца - внутреннего информационного диска, и этого периодического цикадного щелканья внешнего дисковода, и этой родненькой двуязычной клавиатурки... словом, он устроился работать оператором ЭВМ в некую "коммерческую структуру", где пруд пруди было персоналок самых последних моделей, супер-супер-супер, где неизвестно чем занимались, но регулярно выплачивали зарплату и премии, и где он мог спокойно посвятить себя новому любимому занятию.

Техническая мысль не стояла на месте: у новых машин мониторы стали цветные, изображение на них отличалось четкостью, объем памяти катастрофически увеличился, его размером в сотенном мегабайтовом исчислении рьяно хвалились счастливые обладатели домашних машин, почти как своими мужскими достоинствами, новейшие программы усложнились и стали подобны многоэтажным небоскребам со скоростными вертикальными лифтами-файлами и юркими горизонтальными тележками-подпрограммами на пневматическом ходу операционных систем, появилось замечательное устройство, называемое "мышью", это устройство своей простотой и, в то же время, эффективностью очень помогало бывшему бухгалтеру и значительно ускоряло его общение с электроникой.

Степан Олегович даже приклеил красочное глянцевое изображение "мыши" над держателем туалетной бумаги в сортире своей трехкомнатной квартиры, доставшейся по наследству от родителей, где жил один, изредка коротая ночи с Лидой. И каждый раз утром, справляя большую нужду (кишечник работал как часы), он видел перед собой гениальное, как ему казалось, произведение человеческого разума, обтекаемые четкие формы которого были настолько совершенны и закончены, что очки его запотевали от навернувшихся слез восторга, совпадавших своим влажным появлением с опорожнением кишечника. И ему становилось хорошо, и жизнь имела смысл, и это были минуты обретения высшего смысла...

Зарплата была очень и очень приличная, премии опять же, начальство не мешало, семьи не было по причине стародавнего развода, тягой к излишествам он не был одолеваем.

Лидия, его приходящая женщина, не отличалось страстью к мотовству, и была скромна в требованиях, - через два года Степан Олегович смог скопить достаточную сумму для приобретения своей мечты - Сильного Компьютера.

Вот уже полтора месяца как ЭСКА стоял у него дома полностью подключенный, и каждый вечер Степан Олегович самозабвенно работал с ним.

Но (вот досада!), никак не мог сделать того, что составляло смысл его общения с умными машинами и доставляло высшее наслаждение, а именно: программными средствами познать принцип работы нового процессора.

Со старыми моделями он разбирался быстро: проходили две-три недели, и все становилось яснее ясного. Но дома, один на один с этим ЭСКА, возникли проблемы.

Вроде бы и сопрягающие цепи были те же, что и раньше, такие же разветвления команд, одинаковые с прошлыми моделями системные модули. Все также приятно зудела коленка и сладко замирало сердце при входе в кабинет, где на письменном столе затаился суперкомпьютер, но, как только стандартным приемом он входил в блок расширения памяти, происходил скрытый сбой в операционной системе, и Степан Олегович опять возвращался в исходную позицию, непонятным образом потеряв ариаднову нить логических связок, к началу лабиринта хитросплетений команд.

...так-то значительно лучше. Право, очечки нам ни к чему. Я, конечно, уже накопил силу, но тратить понапрасну ее не хочу. У-ух, вот и защитный слой преодолен. Свобода, воздух и озон. Где ж твой зрак, человече? Ага, вот они оба. Какой бы мне сегодня выбрать? Вчера был левый, он сегодня потускнее. Почему-то всегда тускнеет после сеанса. Плевать, все равно эта оболочка скоро совсем сносится, важнее то, что осталось внутри. Пожалуй, сегодня использую правый, вон как поблескивает, - легче будет настроиться. Итак, начнем. Раз-два-три-четыре. Теперь пауза. Подключим усиление. И полем, полем, узким раструбом родного электромагнитного поля моей частоты туда, в глубь зрачка, в камеру обскуру глаза. Раз-два. Ну, наконец-то, дан старт Тактовому Чтению. И я уже здесь. Передохну немного. Теплое и уютное помещение с протоплазменными стенками. Можно понежиться в предверии наслаждения. Вон красота какая - мигают разводы синеватых огоньков живого электричества. Сверху, снизу и с боков. Раз-два-три-четыре. Дешифратором Тактового Чтения соберем пенку с этих огоньков и узнаем сегодняшние вариабельности. Готово. Сегодня соотношение таково: двести на двести килогерц горячего и сто мегагерц холодного полей. Раз-два. Сейчас подберем нужную частотную модуляцию. Это уже элементарно - не в первый раз все-таки. Теперь - вперед, вперед по туннелю зрительного нерва, притормаживая силовыми линиями о стенки. Как сладко спускаться здесь! Ласкают бурунчики живеньких разноцветных мигалок-потенциалок от межклеточных контактов. Собрать, собрать их все. Пусть примитивно, но вкусно-то как! Так сладенько! И я от них расту, впитывая компенсацию растраченных на защитный экран сил. И даже сверх того - подзаряжаюсь. Раз-два-три-четыре: движение, скольжение, расторможение, расслабление зазубрин силовых линий, спрямление изгибов поля. Пауза свободного парения. Раз-два: вот я уже в центре. Ба, как немного здесь осталось! Славно я поработал в предыдущие сеансы. Среди всех лишь пара-тройка камер переливаются содержимым. Но радужным. И центральный резервуар почти пуст. Но годен к употреблению. Начнем. Вот это что? Такое плотненькое внутри. Наверное, инстинкты самосохранения. Ну, что ж, их попробуем на первое. М-мм, вкус экзотический, надо было с этого начать в прошлый раз. А это что? И это? Пастообразное и тягучее. Неужели страсти? Какая удача! Так, так: вот это страсть к самопознанию, а это - к самосовершенствованию. А я их одну на другую. И употреблю. Вполне, вполне... А не искупаться ли мне? Все-таки в центральном вместилище еще кое-что осталось. Туда, туда. Ах, как приятно! Покалывающие толчки различных типов любви. Вот это острия любви к Отечеству, как приятно наслаждаться их прикосновениями. А это шустрые щеточки любви к власти. И бегающая мохнатая многоножка любви к женщине. Пусть уже ущербная, истощенная, но еще живенькая, активная. А хвост-то ее, хвост двужальный, так и играет, серебристенький, хи-хи-хи, щекотно здесь и там. Еще хочу! Вот так. А теперь взбодрюсь слегка опавшим веничком гомосексуальной любви! Ох, как засверкали силовые линии! Музыка сфер, опера чувств! Прелестно, прелестно. Передохну, а то от восторгов не нашуметь бы радиопомехами, ведь дело тонкое, а шум в эфире привлекает ненужных свидетелей. Завистников у меня среди собратьев по сборке много. Зачем привлекать их внимание? Знаю я их! Вдруг кто-то эволюционирует быстрее, чем я? Проберутся тихонечко вдоль силовых линий и окажутся здесь: дай пососать немного в использованных местах, тут да там, бессистемно. Совсем здесь все порушат, натопчут нелинейными полями, наведут флуктуаций, стохастических колебаний, черт потом ногу сломит. А я, может быть, чистые остаточки больше всего люблю. Десерт, он и есть десерт. Для успокоения налью-ка себе немного из камеры Долга и Ответственности. У-у-ум. Бальзам, нектар, амброзия...

- Почему, ну почему, когда нужно быстрее подняться, всегда ломается лифт?

Лидия Себастьяновна остановилась передохнуть на площадке седьмого этажа, а подниматься надо было еще десять лестничных пролетов, пять этажей осталось до квартиры Степы.

Переведя дыхание, она прислонилась к стене и открыла сумочку, чтобы убедиться на месте ли ключ от входной двери.

Желтый и плоский, соседствуя с неравными себе по назначению макияжными принадлежностями, он в тоске лежал в косметичке.

Теперь - вперед, вперед, взявшись рукой за перила, переставляя, словно увеличившиеся в объеме, громоздкие, неповоротливые, усталые ноги.

Часа два назад на работе, проверяя контрольные работы второкурсников, Лидия Себастьяновна поймала себя на пропусках ошибок: приходилось два, а то и три раза перечитывать тексты, чтобы определить, где нарушено согласование времен, где неправильно употреблен артикль, а где не тот предлог.

Потом появилась резь в глазах, непонятный треск в ушах, и застучал зародыш головной боли в левом виске.

"Со Степой неладно", - боль распрямилась рождением и где-то глубоко под заколкой на темени раскатилась тремя бильярдными шарами, тремя неожиданно возникшими русскими словами, полностью вытеснившими принципы грамматики английского языка.

Массивный, кроваво-бархатный занавес упал за ее веками и накрыл все вокруг, а когда, некоторое время спустя, пелена ушла, то Лидия Себастьяновна уже в верхней одежде оказалась на мостовой перед первым учебным корпусом института, где работала доцентом пятнадцать последних лет. На дворе стояла, застыв холодом и не дойдя полшага до зимы, крайне поздняя осень, темнело рано, уже в пять часов улицы окутывала густая шаль сумерек, ехать надо было через всю Москву в Ясенево, а машины, как назло, не хотели останавливаться в ответ на ее тщетные призывные жесты.

Лишь минут через сорок водитель оранжевой, шипящей солярными парами бетономешалки сжалился над высвеченной фарами женщиной в распахнутом плаще, отчаянно стоявшей почти посередине проезжей части, и согласился отвезти ее.

И вот она здесь, но этот противный, противный лифт, как всегда он не работает!

Последнее время психофизическое состояние Степана очень беспокоил Лидию Себастьяновну.

Такой спокойный и уравновешенный раньше, аккуратный и предупредительный, а близко знала она его вот уже пять лет, он резко изменился за последний месяц: стал чрезмерно раздражителен, легко возбуждался по пустякам и выдавал тирады, пересыпанные непонятными полуматематическими, полуфизическими терминами, как ругательствами, в ответ на ее тактичные замечания о том, что хорошо бы больше внимания уделять ей, ведь за этот месяц он всего лишь раз лег с ней, и то все у него получилось аморфно и вяло, не было свойственного ему сбалансированного задора.

И эти зубы! Кошмар какой-то, а не зубы. Такие раньше были ровные и белые, рядок к рядку, а сейчас - коричневатые обрубки, истонченные по краям.

"Все проклятый ЭСКА, очумелый компьютер", - вспомнив мертвящего пластмассового монстра, нависшего над столом Степана Олеговича, Лидия Себастьяновна почувствовала тошноту, и холодок юркой змейкой проскользнул по позвоночнику.

Но вот, наконец-то, и дверь, обитая темно-красным дерматином с узором.

Почти год назад, перед католическим Рождеством, они сделали себе подарок - купили и установили вот эту самую железную входную дверь, цвет обивки и модель двери она выбрала сама, а потом провели прекрасный вечер с крабовым салатом, свечами и шампанским "Мадам Помпадур".

Боже, как давно это было!

Тогда в помине не было ЭСКА, Степан Олегович был мил и предупредителен, и ей казалось, что тот сказочный зимний вечер будет длиться вечно, бесконечно колясь и дробясь светом цветных свечей в рубиновых бокалах с шипящей жидкостью.

Но потом оказалось, что дверь нужна была для защиты от воров этого скопища дерьмовых схем и проводов, называемого суперкомпьтером, а совсем не для укрепления их собственного мира, с таким трудом созданного на развалинах былых семейных чувств - оба были разведены.

Прядь каштановых волос выбилась из-под вязаной шапочки и прилипла к потному лбу. Лидия Себастьяновна, слегка оттопырив правую половину нижней губы, резко дунула вверх. Раз - тщетно, второй раз, посильнее, - и непокорная прядь нехотя уползла со лба, оставив после себя прохладную полоску.

Ключ в замке - поворот - щелчок - поворот, еще щелчок - нажать на ручку - дверь распахнута: "Степа, милый, где ты?".

Ответа не было.

Ровный, как бы белый, гул равномерно заполнял всю квартиру, стараясь как можно чаще мягко отразиться от стен, чтобы запутать вошедшую женщину и скрыть источник своего происхождения.

Немного было успокоившаяся головная боль опять оживилась и лавой разбушевавшегося вулкана стала рваться наружу.

Рывком освободив полу плаща, зацепившуюся за дверь, Лидия Себастьяновна бросилась в кабинет и, войдя, застыла на пороге, прижав левую ладонь ко рту.

Степан Олегович лежал около стола на боку, распластав вокруг широкий галстук и твидовый пиджак, подмяв под себя правую руку и вывернув резко назад, в сторону двери, голову с огромными, широко открытыми глазами, его левая рука, зацепившаяся указательным пальцем за кольцо ключа, торчащего в верхнем письменном ящике стола, приветствовала вошедшую пионерским салютом.

На скулах и вокруг ноздрей проступили коричневые неровные пятна, такие же пятна, но крупнее и резче, украшали левую ногу, оголенную почти до колена задравшейся гармошкой штанины.

Эллипсообразные зрачки глаз занимали почти всю радужку, улыбаясь женщине узкими полосками незаполненных белков с красноватыми прожилками. Внутри этих гигантских, измененных формой, матовых зрачков разноцветными горстями разбегались спирали микроскопических огоньков, вычерчивая завораживающий своим несимметричным движением узор.

Нестерпимый гул, заполнявший комнату, уплотнился и стал преобразовываться в глуховатый голос. Этот голос неспешно и постепенно пропитывал всю атмосферу вокруг, и вот уже он был всюду: в узких лампах дневного света, в картоне коробок, в трех рожковой люстре, в белом потолке и в сером линолеуме пола вокруг лежащего тела.

Лидия Себастьяновна резко выдохнула, вслушалась в слова, произносимые со знакомой и родной интонацией, и сделала шаг, потом другой и третий в сторону компьютера, призывно мигавшего светодиодами на передней панели.

Головная боль исчезла, отделившиеся от тела эллипсовидные зрачки Степана Олеговича, многократно повторяясь и сливаясь своими огоньками с пунктирным светом люминесцентных ламп, плели в воздухе цепь, эта цепь плотно обвила талию и властно повлекла ее к компьютеру, а освободившееся от боли место под черепной коробкой сразу же заполнил голос Степана Олеговича.

...здравствуйте... добро пожаловать в суперкомпьютер... будьте внимательны и аккуратны...



Октябрь-ноябрь 1994



© Василий Логинов, 1994-2024.
© Сетевая Словесность, 1999-2024.

Обсуждение





Сертифицированные SSD емкостью 1 ТБ лучших SSD на 1.

www.xcom-shop.ru


НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Эльдар Ахадов. Баку – Зурбаган. Часть II [Эта книга не-прощания с тобой, мой Баку, мой сказочный Зурбаган, мой город Ветров, город осеннего Бога с голубыми глазами небес.] Яков Каунатор. В своём отечестве пророк печальный... [О жизни, времени и поэзии Никoлая Рубцова. Эссе из цикла "Пророков нет в отечестве своём..." / "Всю жизнь поэт искал свою Пристань, Обрёл он...] Рассказы участников VI Международной литературной премии "ДИАС" [Рассказы участниц казанской литературной премии "ДИАС" 2024 Любови Бакановой, Александры Дворецкой и Лилии Крамер.] Полина Орынянская. Холодная Лета, горячие берега [Следи за птицей и закрой глаза. / Ты чувствуешь, как несговорчив ветер, / как в лёгких закипает бирюза / небесных вод и канувших столетий?..] Александр Оберемок. Между строк [куда теперь? о смерти всуе не говори, мой друг-пиит, / зима, крестьянин торжествует, а мачта гнётся и скрипит, / но надо жить, не надо песен ворью...] Полина Михайлова. Света – Ора [Этот новый мир ничего не весил, и в нём не было усталости, кроме душевной...] Марина Марьяшина. Обживая временные петли (О книге Бориса Кутенкова "память so true") [В попытке высказать себя, дойти до сути ощущений, выговорить невыговариваемое, зная, что изреченное – ложь – заключается главное противоречие всей книги...] Александр Хан. Когда я слушал чтение (о стихах Юлии Закаблуковской) [Когда я слушал чтение Юлии Закаблуковской, я слушал нежное нашептывание, усугубляемое шрифтом, маленькими буквами, пунктуацией, скобками, тире...] Юлия Сафронова. Локализация взаимодействий [Встреча с поэтом и филологом Ириной Кадочниковой в рамках арт-проекта "Бегемот Внутри". Тенденции развития современной поэзии Удмуртии.] Татьяна Мамаева. Игра без правил [Где нет царя, там смута и раздор, – / стрельцы зело серьёзны, даже слишком, – / Наш царь пропал, его похитил вор / немецкий мушкетер Лефорт Франтишка...]
Читайте также: Эльдар Ахадов. Баку – Зурбаган. Часть I | Галина Бурденко. Неудобный Воннегут | Владимир Буев. Две рецензии | Ольга Зюкина. Умение бояться и удивляться (о сборнике рассказов Алексея Небыкова "Чёрный хлеб дорóг") | Александр Карпенко. Крестословица | Андрей Коровин. Из книги "Пролитое солнце" (Из стихов 2004-2008) – (2010) Часть II | Елена Севрюгина. "Я – за многообразие форм, в том числе и способов продвижения произведений большой литературы" | Виктория Смагина. На паутинке вечер замер | Елена Сомова. Это просто музыка в переводе на детский смех | Анастасия Фомичёва. Непереводимость переводится непереводимостью | Владимир Алейников. Моление в начале ноября | Ренат Гильфанов. Повод (для иронии) | Татьяна Горохова. Живое впечатление от Живого искусства (Духовное в живописи Александра Копейко) | Наталья Захарцева. Сны сторожа Алексеева | Надежда Жандр. "Чусовая" и другие рассказы
Словесность