Словесность

[ Оглавление ]







КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность



ИСТОРИЯ ЗАКРЫТИЯ ЖУРНАЛА Н. М. НАДЕЖДИНА
"ТЕЛЕСКОП"


"Телескоп" до середины 1836 года. В октябре 1830 года Надеждин помещает в "Вестнике Европы" и "Московском Вестнике" объявление об издании нового журнала под названием "Телескоп. Журнал современного просвещения". В нем предполагалось открыть следующие отделы: Современные летописи, Изящная словесность, Критика, Науки и искусства, Нравы и Смесь. Надеждин намеревался выпускать по две книжки ежемесячно, но в 1834 году номера выходили даже еженедельно, причем только в этом году все они появились в срок. В другие года журнал сильно запаздывал. Поскольку ко времени основания "Телескопа" в Москве закрылись или готовились к закрытию "Вестник Европы", "Московский вестник", "Атеней" и "Галатея", журнал должен был привлечь внимание читателей.

"Издатель, желая сделать свой журнал указателем современного Просвещения, будет стараться доставить в нем образованной публике вместе и приятное чтение.<...> Сей важной тайне - соединять полезное с приятным -будет он учиться у лучших европейских журналов, преимущественно французских и английских" (А15:315)-1-. Как и было заявлено, главными источниками и образцами для нового журнала стали французские издания "Revue de Paris" и "Revue de Deux Mondes". Переводы из этих и некоторых других зарубежных журналов исправно обеспечивали разнообразие материалов "Телескопа". Так, с 1832 по 1836 год опубликовано 96 статей только из этих двух упомянутых выше французских изданий (Б3:12). Однако, "Телескоп должен быть журналом собственно русским" (А15:315), поэтому Надеждин постоянно привлекал к сотрудничеству выдающихся соотечественников-литераторов, критиков и ученых. В разное время в "Телескопе" участвовали Пушкин, Погодин, Шевырев, И. Киреевский, Хомяков, Раич, Загоскин, Лажечников, Станкевич, К. Аксаков, М. Павлов, М. Максимович-2-. Именно с "Телескопом" связан дебют Белинского как литературного критика, а с середины до конца 1835 года он являлся издателем журнала, замещая путешествовавшего по Европе Надеждина.

"Дабы летучие новости, занимательные для образованной публики, не теряли своей свежести, при Телескопе еженедельно будет выходить в виде особого прибавления: Журнал мод и новостей МОЛВА" (А15:316). Это приложение Надеждин хотел издавать раз в неделю, но в 1832 "Молва" выходила два раза в неделю, а в 1833 даже три, вернувшись затем к заявленному графику. Содержание ее делилось на две части: моды (описание модной одежды, мебели, украшений с одной цветной иллюстрацией в номере) и московские вести (забавные истории, анекдоты, описания московской литературной и внелитературной жизни). Со временем "Молва" почти превратилась в критико-библиографический отдел журнала. Во всех текстах выдерживался иронический тон, призванный сохранять "легкий" характер издания.

Цензурная история "Телескопа" достаточно интересна. До второго номера за 1832 год материалы проверял С. Т. Аксаков, который относился к журналу "доброжелательно" (Б3:7). Затем, до сентября 1833 года, книжки подписывали Л. Цветаев и Н. В. Лазарев, которые строго проверяли каждую статью и пользовались своими полномочиями в полной мере. Летом 1833 года журнал переходил из рук в руки, пока осенью постоянным цензором не стал Алексей Васильевич Болдырев. С 1832 года он являлся ректором Московского университета и был не только знаком, но и в некотором роде дружен с Надеждиным, они жили в одном доме. Именно это доверие стало причиной печального конца карьеры Болдырева.

Статья издателя "Современное направление просвещения", помещенная в первой книжке, может раскрыть взгляды "Телескопа" на историю человечества и его состояние в то время. "Мы имеем ... полное право сказать о себе, что живем во времена новые, " - говорит Надеждин (А18:5), выводя из этого тезиса дальнейшие положения своей статьи. В человеческой природе есть два враждебные начала - вещество и дух. Следовательно, и жизнь человеческая имеет две фазы, в которых преобладают эти два начала. Но, поскольку жизнь человека можно наложить на историю человечества, обе фазы обнаруживаются и в развитии цивилизации. Первый период, когда вещество преобладало над духом, - древнее время, характеристической чертой которого было "доверчивое простодушие". Напротив, средние века, где дух победил вещество, характеризует "необузданная мечтательность" (А18:8). Но "настоящей нашей жизни, очевидно, и то и другое направление чуждо", поэтому наше время отличает "стремление к уравновешению обоих противоположных начал нашего бытия, к соединению обоих полярных направлений нашей жизни". Надеждин достаточно мрачно отзывается о прошлом России, поскольку европейскому просвещению "еще некогда было ... разрастись и вызреть" в нашем Отечестве, но зато "будущность для нас более чем утешительна" (А18:40). Даже в таком кратком изложении теория Надеждина и, соответственно, направление журнала вполне нейтральны в политическом и религиозном плане.

В той же редакторской статье можно найти объяснение названия журнала, не лишенное поэтической образности: "Тучи бродят над Европой: но на чистом небе русском загораются там и здесь мирные звезды, утешительные вестницы утра. Всегда ль должно будет их разглядывать в телескоп? Придет время, когда они сольются в яркую пучину света!.." (А18:46). Этими словами Надеждин намекает на посредничество своего журнала между Просвещением и широким читателем. Действительно, "Телескоп" мог в некоторой мере служить "указателем современного просвещения.

Едва ли можно назвать "Телескоп" "мало популярным" (Б15:N1:113). Первые номера были даже перепечатаны во второй раз, и общий их тираж достиг 2000 экземпляров. В первый год выхода у "Телескопа" нашлось около 700 подписчиков. Но, хотя тираж все-таки с годами падал, журнал имел определенное влияние на московскую публику. И, конечно, публикация философического письма Чаадаева не могла остаться незамеченной.

Философические письма. Начало работы над первым "Философическим письмом" относится к 1828 году. Цикл был закончен в 1831 году, и тогда же Чаадаев попытался сделать его известным публике. Письма читались в салонах и распространялись в списках, кроме того, автор очень хотел увидеть письма опубликованными. Весной 1831 года Чаадаев передает рукопись VI и VII писем Пушкину, который пробует напечатать ее по-французски в Санкт-Петербурге у книгоиздателя Беллизара. Этот план не удается, и весной 1832 года автор предпринимает попытку опубликовать только отрывки из этих писем уже в Москве у А. Семена. Но духовная цензура решением от 31 января 1833 года запрещает это. Благодаря А. И. Тургеневу около 1835 содержание первого письма становится известным в Париже, однако напечатаны там они также не были (Б5:133-135; Б14:570). Наконец, в начале 1836 года VI и VII письма переданы Чаадаевым в "Московский Наблюдатель" Андросову, который, по словам Надеждина, "не решился поместить их и тем крайне огорчил г. Чаадаева" (Б11:428). Приведенные факты красноречиво доказывают, что Чаадаев действительно хотел предать свои сочинения, возможно и не все, известности.

Заочное знакомство Чаадаева с Надеждиным произошло в 1832 году, когда в N 11 "Телескопа" появились отрывки из произведений Чаадаева. Надеждину они чрезвычайно понравились. Позднее в этом же году они встретились лично в Английском клубе, и Чаадаев предложил свои услуги в качестве сотрудника "Телескопа". "Я нашел в нем очень тяжелого и сухого человека, - говорил потом Надеждин, вспоминая о следующей встрече, произошедшей у Чаадаева дома, - так что не только не напомнил ему о его предложении, но и не стал к нему больше ездить. Тогда я имел много сотрудников по журналу" (Б11:397-398). Их отношения действительно не отличались теплотой, поэтому их показаниям друг против друга едва ли можно полностью доверять.

Надеждин при публикации письма поместил следующее примечание: "Письма эти писаны одним из наших соотечественников. Ряд их составляет целое, проникнутое одним духом, развивающее одну главную мысль. Возвышенность предмета, глубина и обширность взглядов, строгая последовательность выводов и энергическая искренность выражения дают им особое право на внимание мыслящих читателей. В подлиннике они писаны на французском языке. Предлагаемый перевод не имеет всех достоинств оригинала относительно наружной отделки. Мы с удовольствием извещаем читателей, что имеем дозволение украсить наш журнал и другими из этого ряда писем". Надеждин написал его для помещения перед VII письмом, которое было ему более знакомо, и с которого он хотел начать публикацию писем. Это письмо не носило в себе тех "возмутительных" выводов, которые заключены в первом. Напечатанное без изменений, примечание усугубило вину издателя в глазах следственной комиссии.

Многие тогда недоумевали, как письмо миновало цензуру. Чтение корректурных листов происходило за картами, в гостях. Болдырев, уже довольно пожилой человек, доверился Надеждину, который сам зачитывал письмо, опуская наиболее опасные места. Прослушав в пол-уха это уже "цензурированное" сочинение, 29 сентября ректор выдал разрешение печатать пятнадцатый номер (Б1:т.4:387). Надеждин фактически обманул Болдырева, поскольку не мог не предполагать, что пропущенная статья такого рода немедленно вызовет реакцию в Главном цензурном управлении.

Поскольку первоначально письма были написаны по-французски, не последним действующим лицом в истории закрытия "Телескопа" является переводчик. Но имя его до сих пор вызывает споры. Сейчас уже однозначно не принимается предположение об авторстве Белинского. Скорее всего, перевод был выполнен А. С. Норовым, приятелем Чаадаева, а затем исправлен Н. Х. Кетчером и, возможно, Надеждиным (во всяком случае, сам текст подвергся стилистической правке последнего). Переводчик не привлекался по делу, поскольку издатель взял вину на себя, кроме того, письмо доставлено было Надеждину уже в переводе, поэтому он объективно мог не знать имени того, кто его перевел. Таким образом, пройдя столь сложный путь от рукописи по-французски до корректурных листов, письмо несколько преобразилось, и не в лучшую сторону. Но и такого текста, появившегося в пятнадцатой, предпоследней книжке "Телескопа" в начале октября, было достаточно, чтобы возмутить умы читателей.

Впечатления публики от Первого письма. 19 октября Пушкин пишет Чаадаеву: "Я боюсь, что мнения ваши об истории вам повредят" (А9:457). Действительно, эта публикация не могла остаться незамеченной. По свидетельству М. И. Жихарева, племянника Чаадаева, "около месяца среди целой Москвы почти не было дома, в котором не говорили бы про "чаадаевскую статью" и "чаадаевскую историю"; даже люди, никогда не занимавшиеся никаким литературным делом; круглые неучи; барыни, по степени интеллектуального развития мало чем разнившиеся от своих кухарок и прихвостниц; подьячие и чиновники, увязшие и потонувшие в казнокрадстве и взяточничестве; тупоумные, невежественные и полупомешанные святоши, изуверы и ханжи, поседевшие и одичалые в пьянстве, распутстве и суеверии; молодые отчизнолюбцы и старые патриоты - все соединилось в одном общем вопле проклятия и презрения человеку, дерзнувшему оскорбить Россию" (А6:31-32). Несмотря на то, что статья не была подписана, все знали, кто ее автор, передавали имя из уст в уста, перевирали его, додумывали различные и иногда абсурдные подробности. "Подозревают, что статью напечатали с намерением и именно для того, чтобы журнал был запрещен и чтобы это подняло шум. <...> Думают, что это дело тайной партии" (А4:545). Многие немедленно принимаются писать опровержения, в том числе и "Чаадаев сам против себя пишет и отвечает себе языком и мнениями Орлова" (А8:336), в гостиных не смолкают споры о судьбах России. "Безусловно сочувствующих и совершенно согласных не было ни одного человека" (А6:31). Ф. Ф. Вигель, управляющий департаментом духовных дел иностранных исповеданий, давний неприятель Чаадаева, уже 21 октября пишет митрополиту Новгородскому и Санкт-Петербургскому Серафиму, что "статья содержит в себе такие изречения, которые одно только безумство себе позволить может". Патетически восклицая "О Боже! до чего мы дожили" (А12:164), Вигель призывает митрополита принять меры, что тот и делает, отправив 27 октября письмо, указывающее на святотатственную статью, Бенкендорфу (А11:292). Однако, уже 11 ноября А. И. Тургенев пишет Вяземскому из Москвы: "Здесь толки о Чаадаеве умолкают..." (А8:357). Таким образом, взбудоражившая всех статья не смогла долго оставаться предметом обсуждения. Возможно, причина этого в том, что смысл статьи был понят крайне односторонне, целиком историософскую позицию Чаадаева не воспринял тогда никто (Б5:144).

15 октября Чаадаев пишет княгине Мещерской: "Говорят, что шум идет большой; я этому нисколько не удивляюсь.<...> Вы... конечно, не сомневаетесь, что весь этот гвалт занимает меня весьма мало. <...> По счастию, наше правительство всегда благоразумнее публики; стало быть, я в доброй надежде, что не шумливые крики сволочи укажут ему его поведение" (А19:389). Надежда его не оправдалась, и вскоре началось следствие.

Расследование по Делу "О журнале Телескоп..."-3- Журнал Надеждина попадает в поле пристального внимания Уварова еще в 1834 году. Во время своего визита в Москву он вызвал к себе Надеждина и Полевого для беседы. "Тому и другому из сих журналистов изъяснил я, что пора прекратить им не только дерзкое суждение о предметах, лежащих вне их круга, но также и облагородить их издания, положа конец ругательным критикам и дерзким личностям" (Б1:т.4:99). Особенно Уваров указал на это Надеждину, который к тому времени был уже профессором Университета. 3 апреля 1834 года был запрещен "Московский телеграф", что, видимо, должно было послужить предупреждением "Телескопу". Само "Дело" началось именно в этом году по ничтожному поводу (Б11:398), но до пятнадцатой книжки за 1836 год журнал выходил без особенных проблем.

Следствием занимались шесть инстанций: Третье отделение во главе с Бенкендорфом, Министерство народного просвещения и министр Уваров, Канцелярия московского военного генерал-губернатора Голицына, московская полиция и обер-полицмейстер Цынский, московская жандармерия во главе с генералом Перфильевым, а также Главное цензурное управление. Собственно следственная комиссия составилась из Бенкендорфа, Уварова, обер-прокурора Священного Синода Протасова и Мордвинова. 20 октября Уваров направил ко всем председателям цензурных комитетов циркуляры, где предписывал им не позволять в периодических изданиях ничего, относящегося к статье: ни похвал, ни критик, ни опровержений (Б17:583).

22 октября Николай I, прочитав письмо, ставит следующую резолюцию: "Прочитав статью, нахожу, что содержание оной есть смесь дерзостной бессмыслицы, достойной умалишенного: это мы узнаем непременно, но не извинительны ни редактор журнала, ни цензор. Велите сейчас журнал запретить, обоих виновных отрешить от должности и вытребовать сюда к ответу" (Б11:413). Далее события развивались следующим образом.

23 октября - Бенкендорф во исполнение императорской воли пишет Голицыну, что Чаадаев страдает расстройством ума, и следует поручить его лечение искусному медику. Также предписывается запретить журнал и отправить Надеждина и Болдырева в Санкт-Петербург для дознания.

27 октября - Бенкендорф предписывает Голицыну, чтобы он поручил Перфильеву "взять у сочинителя... все его бумаги без исключения" и доставить в Санкт-Петербург (А3:N1:143).

28 октября - Голицын приказывает Цынскому назначить при Чаадаеве штаб-лекаря для лечения, о ходе которого необходимо сообщать Голицыну ежемесячно. Позднее Жихарев написал, что мера, примененная к "басманному философу", "не только не превзошла ожиданий и гнева большинства публики, но и не совсем им удовлетворила" (А6:33). Сам Чаадаев тяжело переживал это наказание. В письмах к Вяземскому Тургенев свидетельствует: "Теперь он жалок, но сохраняет довольно sang-froid и принял объявленное ему решение о его помешательстве с чувством признательности и растроган" (1 ноября); "Доктор ежедневно навещает Чаадаева. Он никуда из дома не выходит. Боюсь, чтобы он и в самом деле не помешался" (7 ноября); "Посещение доктора очень больно ему" (12 ноября) (А8:345,352,359).

29 октября - бумаги Чаадаева опечатаны и доставлены к Перфильеву для пересылки в Санкт-Петербург.

30 октября - Надеждин и Болдырев отправляются в столицу.

31 октября - Бенкендорф требует, чтобы бумаги Надеждина были "немедленно захвачены" и доставлены к нему.

2 ноября - первый допрос Чаадаева. Поскольку точный текст его показаний не доступен, приходится основываться на рапорте Цынского Голицыну. Он сообщает, что сочинитель считает наказание "весьма справедливым", что "образ его мыслей теперь изменился", кроме того, он "никогда не имел намерения печатать сих писем". Обер-полицмейстеру вторит Тургенев: "Он уже давно своих мнений сам не имеет и изменил их существенно" (9 ноября) (А8:354). Этим свидетельствам можно поверить, если не забывать о времени написания Первого письма. Однако не стоит лишать Чаадаева простой человеческой способности желать меньшего наказания.

5 ноября - Надеждин и Болдырев прибывают в Санкт-Петербург. Начинаются допросы и проверка показаний. Отвечая на вопрос, почему была напечатана эта статья и как от издателя укрылось ее вредное содержание, Надеждин указал на три причины. Во-первых, "совершенное доверие, которое сочинитель статьи умел внушить" ему "относительно чистоты и благонамеренности своего образа мыслей", во-вторых, убеждение, что "необходимо противодействовать гордости в собственном смысле народной" (то есть, в некотором роде статья оказалась в русле проводимых журналом идей) и, в-третьих, ожидание опровержений (Б11:430-437). "Внешних побуждений к напечатанию статьи я не имел никаких других, кроме желания заинтересовать внимание публики и тем дать ход журналу" (Б11:440). Надеждин всячески подчеркивал, что эта статья, с одной стороны, оторванная от других, и, с другой стороны, без опровержений, без заключения "осталась отвратительным чудовищем, которого я сам содрогаюсь" (Б11:438).

6 ноября - обыск на квартире Белинского, где хранились бумаги Надеждина. Все документы изъяты.

9 ноября - Бенкендорф настаивает на повторном допросе Чаадаева, поскольку показания последнего и Надеждина противоречат друг другу. Главный шеф жандармов составляет вопросы, сформулированные в записке, которая сопровождала письмо к Голицыну. Основным пунктом расхождения была история передачи писем в журнал. Надеждин настаивал на том, что "сам никогда не просил статей у Чаадаева и ездил к нему в первый раз уже благодарить за их присылку". Чаадаев же заявил: "Никто, конечно, более меня не сожалеет о том, что эта статья напечатана, и никто менее меня не желал видеть ее напечатанной" (А13:330). Исключив довольно абсурдное предположение о том, что публикация произошла по воле переводчика, с большой степенью вероятности можно указать на Чаадаева как на инициатора напечатания статьи.

11 ноября - бумаги Надеждина отправлены в Санкт-Петербург.

15 ноября - документы получены.

19 ноября - Цынский сообщает Голицыну о повторном "отобрании показаний" у Чаадаева. Уваров завершает работу по собиранию выписок из "Телескопа" за 1834-1836 г. г. и заключает, что "дух сего издания был всегда дурен, а редактор всегда подозрителен" (Б11:443).

26 ноября - Голицын сообщает ответы Чаадаева Бенкендорфу.

28 ноября - Комиссия сводит результаты следствия и собственные выводы в доклад и представляет его Государю. Касательно Болдырева было сказано, что он "оказал столь мало проницательности и такой недостаток в самостоятельном соображении предметов, что не трудно было нам убедиться, как легко он действительно мог сделаться жертвою своей беспечности и неограниченного доверия к Надеждину, которого и называет виновником своего несчастья" (Б11:444). Комиссия предлагала отстранить его от службы, но с сохранением пенсии (Николай I отказал ему в этом). В показаниях издателя "Телескопа" усмотрели "умышленно-преувеличенный монархический образ мыслей" и "притворное простодушие", а в ответах Чаадаева обнаружили "старание сложить на Надеждина вину в издании известной статьи". В конце концов, было установлено, что "мысль перевести и напечатать на русском языке статью Чаадаева принадлежит равно сочинителю и журналисту" (Б11:444-445). Надеждина признали главным виновником всего дела и рекомендовали отправить на жительство в один из губернских городов под надзор полиции с воспрещением выезда в столицы. Кроме того, комиссия постановила вызнать, почему Селивановский, в чьей типографии печатался пятнадцатый номер, начал выпускать книжки еще до получения билета из Цензурного комитета. 17 декабря у печатника взяты объяснения, но Уваров не захотел дать делу дальнейший ход, ограничившись лишь строгим предупреждением.

30 ноября - Николай ставит на этом докладе резолюцию: "Чаадаева продолжать считать умалишенным и как за таковым иметь медико-полицейский надзор, Надеждина выслать на житие в Усть-Сысольск под присмотр полиции, а Болдырева отставить за нерадение от службы; в прочем согласен с мнениями комиссии" (Б11:447).

7 декабря - Бенкендорф сообщает о решении Государя Голицыну.

Заключение. "Сумасшествие" Чаадаева длилось еще больше года. Голицын, получавший от Цынского ежемесячные рапорты о состоянии "умалишенного", в которых кроме даты не менялось ни одно слово, сообщал Николаю I свои собственные наблюдения. В них прослеживалось медленное выздоровление Чаадаева и постепенное освобождение от заблуждения, "которое его завлекло к изложению ложных понятий" (А3:N2:102). Наконец, 5 ноября 1837 года Государь повелевает освободить его от "учрежденного за ним медицинского надсмотра под условием не сметь ничего писать" (А3:N2:108). Такую подписку Чаадаев выдал через десять дней.

Болдырев, благодаря стараниям Строганова, все же получил заслуженную пенсию. Произошло это в 1840 году, а через два года он умер в возрасте шестидесяти двух лет.

5 февраля 1837 года Надеждин выехал из Москвы в Усть-Сысольск. Воля императора оказалась менее благосклонна, чем предложение комиссии - это был не губернский город. Его название появилось в пятой книжке "Телескопа" за 1836 год. Вспоминая о встреченном в путешествии юноше, который ненавидел провинцию и стремился в Париж из Бельфора, Надеждин писал: "Бельфор городок прекрасный... не больше как в трехстах верстах от Парижа, следовательно не какой-нибудь наш Устьсысольск или Стерлитамак" (А2:85). Едва ли Николай намеренно сослал автора именно туда (Б16). Скорее всего, это была "неожиданная усмешка самой жизни" (Б12:37). После закрытия "Телескопа" Надеждин не возвращался к литературной деятельности.


      Б и б л и о г р а ф и я

      А. Источники.

    • 1. Всеподданнейшая докладная записка министра народного просвещения Уварова... // Русский архив, 1884, N 4.
    • 2. Впечатления Парижа. // Телескоп, 1836, N 5.
    • 3. Дело о запрещении журнала "Телескоп"... // Вопросы литературы,1995, N 1-2
    • 4. Дневник А. В. Никитенко. // Русская старина, 1889, N 9.
    • 5. Дневник О. М. Бодянского. // Русская старина, 1889, N 10.
    • 6. Жихарев М. И. П. Я. Чаадаев. // Вестник Европы, 1871, N 9.
    • 7. Из письма графа Бенкендорфа к Уварову. // Русский архив, 1884, N 4.
    • 8. Остафьевский архив князей Вяземских, т. 3, Спб., 1899.
    • 9. Письмо А. С. Пушкина к Чаадаеву по поводу его философических писем. // Русский архив, 1884, N 4.
    • 10. Письмо графа Бенкендорфа к московскому генерал-губернатору Д. В. Голицыну о Чаадаеве. // Русский архив, 1885, N 1.
    • 11. Письмо митрополита Серафима к графу Бенкендорфу о статье Чаадаева. // Русская старина, 1870, т. 1.
    • 12. Письмо Ф. Ф. Вигеля к митрополиту Серафиму о статье Чаадаева и журнале "Телескоп". // Русская старина, 1870, т. 1.
    • 13. Показания, данные Чаадаевым в 1836 году. // Вестник Европы, 1871, N 1.
    • 14. Примечание издателя к "Философическим письмам". // Телескоп, 1836, N 15.
    • 15. Телескоп, журнал современного просвещения, издаваемый на 1831 год Николаем Надеждиным. // Вестник Европы, 1830, октябрь, N 19-20.
    • 16. Философические письма к госпоже ***. Письмо первое. // Телескоп, 1836, N 15.
    • 17. Философические письма. Письмо первое. // Чаадаев П. Я. Сочинения. М., 1989.
    • 18. Современное направление просвещения. // Телескоп, 1831, N 1.
    • 19. Письмо Чаадаева княгине Мещерской // Чаадаев П. Я. Сочинения. М., 1989.

      Б. Литература.

    • 1. Барсуков Н. Жизнь и труды Н. М. Погодина, т. 3-4, Спб., 1890.
    • 2. Березина В. Г. Русская журналистика второй четверти XIX века. Л., 1965.
    • 3. Библиографическое описание журнала "Телескоп", ч. 1. М., 1985.
    • 4. Вацуро М. Э., Гиллельсон М. И. Сквозь "умственные плотины". М., 1986.
    • 5. Гершензон М. О. П. Я. Чаадаев. Жизнь и мышление. Спб., 1908.
    • 6. История русской журналистики XVIII - XIX веков. М., 1973.
    • 7. История русской критики, т. 1. М.-Л., 1958.
    • 8. Каменский З. А. Н. И. Надеждин. М., 1984.
    • 9. Козмин Н. К. Н. И. Надеждин - издатель "Телескопа". // Журнал министерства народного просвещения, 1910, N 9.
    • 10. Козмин Н. К. Н. И. Надеждин. Жизнь и научно-литературная деятельность. Спб., 1912.
    • 11. Лемке М. Николаевские жандармы и литература 1826 - 1855 годов. Спб., 1909.
    • 12. Манн Ю. В. Факультеты Надеждина. // Надеждин Н. И. Литературная критика. Эстетика. М., 1972.
    • 13. Очерки по истории русской журналистики и критики, т. 1. Л., 1965.
    • 14. Проскурина В. Ю. Примечания. // Чаадаев П. Я. Сочинения. М., 1989.
    • 15. Сапов В. В. Обидчик России. // Вопросы литературы, 1995, N 1-2.
    • 16. Тихонова Е. Ю. Наказанная неосторожность. // Вопросы истории, 1991, N 2-3.
    • 17. Цензура в царствование императора Николая I. // Русская старина, 1903, N 3.
    • 18. Эльзон М. Д. Кем переведено "Философическое письмо"? (К истории закрытия "Телескопа"). // Русская литература, 1982, N 1.

      Примечания

      1. В скобках буквой указывается раздел библиографии, первой цифрой - порядковый номер, второй - номер страницы.

      2. Подробный перечень участников "Телескопа" дан Н. К. Козминым (Б9:274-277).

      3. "Дело архива Третьего отделения Его Императорского Величества Собственной канцелярии о запрещении журнала "Телескоп", об издателе оного Надеждине, литераторе Чаадаеве и цензоре Болдыреве" числится по описи в ЦГАОР, но было утрачено, по-видимому, в 20е годы. Большая часть документов, частично в черновиках и копиях, находится в Архиве Государственного исторического музея.

© Василий Логинов, 1999-2024.
© Сетевая Словесность, 1999-2024.




НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Эльдар Ахадов. Баку – Зурбаган. Часть II [Эта книга не-прощания с тобой, мой Баку, мой сказочный Зурбаган, мой город Ветров, город осеннего Бога с голубыми глазами небес.] Яков Каунатор. В своём отечестве пророк печальный... [О жизни, времени и поэзии Никoлая Рубцова. Эссе из цикла "Пророков нет в отечестве своём..." / "Всю жизнь поэт искал свою Пристань, Обрёл он...] Рассказы участников VI Международной литературной премии "ДИАС" [Рассказы участниц казанской литературной премии "ДИАС" 2024 Любови Бакановой, Александры Дворецкой и Лилии Крамер.] Полина Орынянская. Холодная Лета, горячие берега [Следи за птицей и закрой глаза. / Ты чувствуешь, как несговорчив ветер, / как в лёгких закипает бирюза / небесных вод и канувших столетий?..] Александр Оберемок. Между строк [куда теперь? о смерти всуе не говори, мой друг-пиит, / зима, крестьянин торжествует, а мачта гнётся и скрипит, / но надо жить, не надо песен ворью...] Полина Михайлова. Света – Ора [Этот новый мир ничего не весил, и в нём не было усталости, кроме душевной...] Марина Марьяшина. Обживая временные петли (О книге Бориса Кутенкова "память so true") [В попытке высказать себя, дойти до сути ощущений, выговорить невыговариваемое, зная, что изреченное – ложь – заключается главное противоречие всей книги...] Александр Хан. Когда я слушал чтение (о стихах Юлии Закаблуковской) [Когда я слушал чтение Юлии Закаблуковской, я слушал нежное нашептывание, усугубляемое шрифтом, маленькими буквами, пунктуацией, скобками, тире...] Юлия Сафронова. Локализация взаимодействий [Встреча с поэтом и филологом Ириной Кадочниковой в рамках арт-проекта "Бегемот Внутри". Тенденции развития современной поэзии Удмуртии.] Татьяна Мамаева. Игра без правил [Где нет царя, там смута и раздор, – / стрельцы зело серьёзны, даже слишком, – / Наш царь пропал, его похитил вор / немецкий мушкетер Лефорт Франтишка...]
Читайте также: Эльдар Ахадов. Баку – Зурбаган. Часть I | Галина Бурденко. Неудобный Воннегут | Владимир Буев. Две рецензии | Ольга Зюкина. Умение бояться и удивляться (о сборнике рассказов Алексея Небыкова "Чёрный хлеб дорóг") | Александр Карпенко. Крестословица | Андрей Коровин. Из книги "Пролитое солнце" (Из стихов 2004-2008) – (2010) Часть II | Елена Севрюгина. "Я – за многообразие форм, в том числе и способов продвижения произведений большой литературы" | Виктория Смагина. На паутинке вечер замер | Елена Сомова. Это просто музыка в переводе на детский смех | Анастасия Фомичёва. Непереводимость переводится непереводимостью | Владимир Алейников. Моление в начале ноября | Ренат Гильфанов. Повод (для иронии) | Татьяна Горохова. Живое впечатление от Живого искусства (Духовное в живописи Александра Копейко) | Наталья Захарцева. Сны сторожа Алексеева | Надежда Жандр. "Чусовая" и другие рассказы
Словесность