Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


   
П
О
И
С
К

Словесность


Словесность: Рассказы: Василий Логинов


ДО ПЕТУШКОВ

Николаю Васильевичу
и Венечке Ерофееву


Почти до отказа выжимая на себя ручку газа, Венечка старался избавиться от неприятной ломоты в правой руке.

Болело горло, болело вот уже пятьдесят километров. Ему казалось, что, увеличивая скорость до ста километров в час, удастся умерить болезненные ощущения.

И, на подъезде к Покрову, когда горловая боль стала вроде бы уходить, он увидел просветленного Ревизора.

Среди всей этой дорожно-автомобильной гоп-компании, среди высоколобых мавров-дальнобойщиков, среди узкобрючных чиновников-жигулистов, посередине пространственно-временного континуума между Москвой и Петушками, в муаровом мундире, осыпанный до пояса разнообразными орденами стоял Ревизор.

Радость совпала с чувством уходящей боли, и Венечка напрягся мышцами живота и, упреждая свой же победный клич, попытался снять мотоциклетный шлем в приветствии, но Камаз, Камаз - автомобиль будущего, грузовик - сверхсильный трудяга, или "лорри", как его называют американцы, почти попугай по-нашему, да он и был какого-то попугайного, желто-красного цвета, сизовато дымя уже заклиненными тормозами колесами, комарино свистя уже бесполезными колодками, надвинулся своей экзотически хищной птичьей тушей, закрыл фигуры столь жданного Ревизора, обнял мотоцикл с водителем, и клубы чадящих масел объяли душу его, душу, стремящуюся в рай, называние которому "Петушки".

"Эт-та ж, какой ж, эт-та ж, мотоциклист-стрикулист не любит быстрой езды?" - снимая фуражку с потной макушки, краснолицый капитан ГАИ по кличке Лето, а по фамилии Ерофеев, попытался заглянуть под спекшийся конгломерат металла и пластика, бывший некогда мотоциклом и грузовиком, а теперь представлявший собой совокупленное тело того и другого.

Коллега Ерофеева, бело-розовый стажер-курсант с редкой для Владимирской области фамилией Яновский, придерживая в это время планшет капитана Лето за ремень и думая о девушке, о той самой девушке, которую он встретил лет пять назад в ложе бенуара Большого театра, которая ни с того, ни с сего рассказала ему байку о несовместимости денег и литературы, пытался прочитать серийные номера мотоцикла. Обтянутый лоснящейся формой полненький зад его непонятным дорожным знаком сверкал над серым асфальтом шоссе.

"Товарищ капитан! А, товарищ капитан! Как вы думаете, доехал бы этот мотоцикл с ездоком до Петушков?" - стажер Яновский молодым, но уже отстоявшимся баском загудел Ерофееву прямо в розоватое ухо.

"Да цыц ты, салага-шишига! И так днесь в бане все ухи продуло!

Капитан Лето распрямился, почесал свою макушку, и напялил фуражку.

- Касаемо же тваво глупаго вопросу, думаю так: допрежь тебя досверкал бы спицами, ежели в Камазушку б не вделалси.

- Не-а, товарищ капитан, не доехал бы. Ни за что, нет, - закачал головой с длинным носом бело-розовый курсант. - Понюхайте, вон до сих пор винцом из-под грузовика со стороны мотоциклиста тянет.

- Да чаго ты, соплячино-дурачино, понимашшш!

Ерофеев сплюнул желтовато-коричневой слюной на мокрый асфальт, порылся в кармане, достал пачку "Примы" и закурил.

- То ж не винище, а коктейля, "Сучий потрох" один называтся. И маненько "Слезой комсомолки" тянет. То-то ж на таком горюче-смазочном матерьяльце до Петушков враз доскакать можно.

- А я все-таки в сомнении.

Яновский, отгоняя капитанов дым, помахал совсем близко перед носом рукой в белой форменной краге, да так близко, что, казалось, задень он свой нюхательный орган, и тот отвалится и начнет самостоятельное существование в чине не меньшем, чем полковник МУРа, а может и генерал противоракетной обороны.

- Мне кажется, не доехал бы. Они ведь, коктейли эти, хоть и большое просветление дают, но кратковременное, километров эдак на тридцать-сорок. А дальше - боль и ломота. Вот если б заправился "Столичной" или, на худой конец, хотя бы "Приветом", тогда возможно и доехал бы.

- Доехал - не доехал, додолбал - не додолбал, что мы спорщики-ломщики, какие. Как словно на конкурсе, энтой, как бишь ея, храсоты-чудаты у бомжей Горьковской линии Курского вокзала.

И капитан Лето ловким щелчком указательного пальца правой руки отправил недокуренную сигарету в кювет.

- И чаго тут спорить-то? Вот ежели б, да мы с тобой так споро шлахбаму б перед Камазушкой не запахнули, да славный энтот Камазушко-лапушко на стрешную полосу б не сиганул с перепугу-перетруху, вот ужо тады стрикулистик энтот о двух колесах, да о баке с фарой, до Петушков доскакал, как на ыраплане.

- А вот по этому вопросу я с Вами, товарищ капитан, полностью согласен.

Яновский снял белоснежную крагу с левой руки. Он очень боялся ненароком задеть нос и тем самым предоставить органу своего тела возможность для самостоятельного продолжения карьеры. Курсант заправил крагу за портупею.

- Когда я служил в армии, то много с друзьями переписывался. И знаете, товарищ капитан, должен Вам честно и откровенно сказать: частенько теперь вспоминаю избранные места из переписки той с друзьями. Так вот, был у меня среди прочих друзей один нанаец-китаец с тройным именем Чи Чи Ко. Он хоть и нанай был, но мудрый очень, хоть и косоглазый, но прямо всю суть знал досконально... Написал я ему один раз, как во время гауптвахты при чистке гальюна Орден Дружбы Народов нашел. Красивый такой орден был, серебристый с человечками там, со знаменем там, но сильно запачкан, особенно планочка. Так вот, я ему про это написал и отправил, а через две недели срочное письмо от него получил, где он мне целый трактат философский о жизни нашей бренной прислал. И кончался тот трактат Чи Чи Кова тем, что быть мне, мол, роковым человеком, так он интуичил про меня, но только если найду себе напарника дельного. Видите, как теперь по тому Чи Чи Кову получается: мы с Вами, товарищ капитан, судьбу этому мотоциклисту устроили. Судьбоносцы мы и для него, и для водителя Камаза, роковые, то бишь, люди.

- Ишь ты, как гладк-от у тебя получаттся! Не дурак-от твой нанай, а верняк.

Ерофеев погладил себя сначала по яйцеобразному брюшку, а потом, сняв фуражку, и по макушке.

- Оченно правильные мы с тобой мужики. И службишку свою справно несем. Давай живехонько рулетку из машины ташши, да будем ихний тормозушный путец обмерять.

Смазанный похвалой начальника и от того еще более бело-розовый и лоснящийся, стажер-курсант резво побежал к стоящей неподалеку милицейской машине.

Почти вплотную у сверкающего хромом бампера он поднял глаза и на фоне перисто-кучевых, предгрозового цвета облаков увидел большое лицо в металлическом шлеме с набалдашником, окаймленное снизу орденами.

Неулыбчивое то лицо очень его испугало, хотя среди орденов он успел заметить нечто знакомое и родное.

И это был тот самый Орден Дружбы Народов, который он когда-то нашел в гальюне, и который теперь переливался радужными потеками под самым подбородком явленного курсанту лица.

Лица просветленного Ревизора.

А Ревизор, как и всегда, взял свое - вдруг вспыхнувший от сигареты капитана Ерофеева аварийный разлив бензина поглотил и самого капитана Лето, и нежного стажера-курсанта Яновского, которого еще в армии за острый нос и тягу к писанию многочисленных писем прозвали Гоголем, и останки совокупленного тела мотоцикла-грузовика...



Август 1994



© Василий Логинов, 1994-2024.
© Сетевая Словесность, 1999-2024.

Обсуждение





Словесность