Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


   
П
О
И
С
К

Словесность




Неотносительное обладание мандарином


в жизни может произойти что угодно.
обычно - не происходит ничего.
Мишель Уэльбек. "Платформа"


- Это ты?

Ну а кто же еще, конечно я. Она всегда задавала воистину странные вопросы.

- Ты меня любишь?

М-м-да. И что я могу на это ответить? А если так:

- Я к тебе очень хорошо отношусь.

Молчит. Похоже, обиделась.

- Мог бы и соврать...

Мог. Но зачем? Спроси лучше у нее про работу:

- Как дела на работе?

- Я тебя обожаю.



У нее редкое имя - Надя, но надежд у нее нет никаких. Слегка полновата, у нее - черные-черные прямые волосы. Одевается... да, в описании одежды я совершенно не "от кутюр", даже не представляю, как это делается... короче, одевается она, если так можно выразится, в стиле ретро, - пожалуй, в гангстерских фильмах, на подружках бутлегеров из Чикаго было нечто похожее: длинные юбки, шарфики, шляпки, бантики, рюшечки и прочая и прочая.



Вечерами мы беседовали по телефону, в общем-то, говорила на 98% она, ее монологи могли длиться часами. Я же мог спокойно переключиться на просмотр футбольного репортажа, или вымыть во всей квартире полы. Пока говорила она, мои комментарии не требовались. Она откровенно злилась, когда я пытался вставить какой-нибудь, подобающий в таких случаях вопрос. Ее голос, чем-то похожий на голос Ренаты Литвиновой, вкрадчивый, слегка вибрирующий, с придыханием, рассказывал мне историю одинокой женщины, и в этой истории не было ничего выдающегося. С нею жил школьного возраста сын, которого она воспитывала одна и старые больные родители. Надо отдать ей должное, она очень трепетно ухаживала за ними. Должное ей можно было отдать и не только в этом, - она, похоже, очень достойный человек.



У нее большая грудь, крупные мужские руки. Про волосы я говорил. Я и сейчас кое-где нахожу их (они отчетливо выделяются на кафельной плитке) и торжественно хороню в унитазе.



Она приходила ко мне домой раза три-четыре, и в постели с ней я так и ни разу не кончил. Когда был внизу, ее грудь ритмично хлестала мне по лицу темно-коричневыми, слегка вялыми сосками, а волосы безапелляционно устремлялись в рот. Когда внизу оказывалась она, сказывались мои, близкие к нулю, физические кондиции.

После, вполне неудовлетворенные друг другом, мы сидели на кухне, цедили коньяк, и я ставил пластинки. Она говорила, и с каждым следующим бокалом все громче и громче. В основном повторяла уже сказанное по телефону, и я, по идее, должен был выучить ее биографию наизусть. Но хоть убейте, почти ничего не помню, и дело вовсе не в коньяке. Может, думал о чем-то другом, что в постели, что за коньяком, что у телефона.

Несколько раз приносила тяжелые сумки с продуктами. Я для приличия сопротивлялся, кричал даже, что в следующий раз не возьму, но все-таки брал и ел.

Вдруг зачем-то принесла пачку своих фотографий: Надя с сыном, Надя под пальмами, Надя в гостях, Надя с каким-то бородачом.

Несколько раз мы выходили прогуляться в Сокольники. Я читал свои стихи и откровенно скучал. Один раз выбрались в театр.

- Я тебя ненавижу, - сказала как-то она.




* * *


Рядом с моим домом есть два продуктовых магазина; один из них я называю ВОНЮЧИЙ, а другой - ПОГАНЫЙ, иногда я их путаю. Оба они специализируются на продаже алкогольных напитков в ночные часы. Соответственно, и качество продуктов в магазинах рассчитано на не особенно взыскательных клиентов, главным образом подшофе.

Я сел в троллейбус и проехал две остановки до нового супермаркета. В палатке перед магазином приобрел компакт-диск Питера Гэбриела, хотя поначалу предполагал купить Дэвида Боуи. Видимо, в голове сработала цепочка ассоциаций: Питер Гэбриел-Гэбриел Бирн-Дэвид Бирн-Дэвид Боуи, только в обратном порядке. Актер Гэбриэл Бирн здесь вроде бы не при чем, но он замечательно сыграл в фильме "Перевал Миллера" братьев Коэнов, а фильм, как я недавно и с удивлением прочитал в каком-то журнале, является вольной адаптацией романа Реймонда Чандлера "Стеклянный ключ". Сборник же Чандлера в серии "Лучшие детективы мира" я только недавно перечитал. Приятно осознавать, что хотя бы какие-то из наших поступков могут оказаться вполне логичными.



Народная мудрость гласит, что в продуктовый магазин нельзя направляться голодным. Ручки одного из пакетов лопнули сразу при выходе, правда, пакеты в супермаркете, что меня обрадовало, бесплатные.



Пришел домой, разобрал и разложил продукты, которых на поверку оказалось не так уж и много. Вскипятил чайник, нарезал бутерброды и сел пить кофе. Просмотрел еженедельник "Крутой телевизор" с программой телепередач на следующую неделю. Половина журнала отводилась популярному телешоу "Робинзонада-6". В роли Робинзонов на этот раз выступали известные телеведущие и артисты. Фишкой номера был приезд на остров народного депутата. Выпил еще кофе. Посмотрел передачу "Гастрономические войны". Сделал себе еще бутерброд.

Без ложной скромности скажу, что я умею и, в общем-то, люблю готовить. Действую интуитивно, но результат всегда вполне приличный. Оказалось, что для себя я готовить не люблю.

После блока рекламы началась передача про диких животных: понеслись куда-то по бескрайним травам косули, лениво раскрыл здоровенную пасть, развалившийся на живописной поляне, ярко-рыжий патлатый лев. Зевнул и я.



Я не сразу сообразил, что уже несколько минут, не отрываясь, смотрю на телефонный аппарат. Меня будто кто-то загипнотизировал, мне вдруг показалось, что телефонный аппарат, эта маленькая пластмассовая коробочка, ни что иное, как бомба с часовым механизмом. Бомба, которая вот-вот взорвется. А часовой механизм тикает у меня в висках.



Нет, больше так продолжаться не может: я быстро оделся, запер дверь, спустился вниз и быстрым шагом направился к автобусной остановке. Почти с упоением глотнул свежего весеннего воздуха - хрупкого, искрящегося и прозрачного; воздуха, похожего на холодную минералку, от которой во рту щекотно лопаются маленькие пузырьки.



Я еще и сам толком не знал, куда отправлюсь. То и дело глазел по сторонам и вычислял симпатичных барышень, с которыми был бы не прочь. Чего не прочь? Да, того.. Состояние моего мумифицированного хозяйства подсказывало, что по всем признакам я вроде бы не должен быть особо разборчивым, но вот - нуте-нате - выбирал. Это меня слегка позабавило.

У автобусной остановки и в автобусе - никого.

Около метро - никого.

На Чистых Прудах вошла №1. С большой натяжкой, но я все-таки выдал ей первый номер, вероятно за короткую юбку и лакированные сапоги. Она села напротив, переплела неестественно длинные ноги, обтянутые черным нейлоном и стала смотреть мне прямо в лицо, а я как-то неловко отвернулся и даже, кажется, покраснел.

Вышел на Библиотеке имени Ленина, выслал намба ван мысленный поцелуй и зашагал по Новому Арбату. Дело пошло веселее.

Вторая.

Третья.

Четвертая - пятая - шестая, и сразу (подружки).



Двенадцатая. Двенадцатой оказалась Светка, моя бывшая однокурсница.

- Привет! - сказала двенадцатая таким тоном, будто мы расстались вчера вечером.

- Здорово, Свет! Цветешь и пахнешь.

Мы не виделись года два. Да, где-то так...

Светка мне всегда нравилась, за легкий характер. Пампушка-хохотушка. Да и я ей, черт возьми, тоже нравился. Знал об этом.

...тогда, на каком-то из студенческих сабантуев я сказал Светке, что обязательно женюсь на ней. Пьяный был, но сказал искренне. На следующий день она подошла ко мне и спросила, - тихо так, в несвойственной для нее манере, - это правда, что ты вчера говорил, или ты ничего не помнишь. Помню, сказал, женился бы, не вопрос, но ты же понимаешь... Светка ничего не ответила, развернулась и сразу ушла. Я до сих пор не знаю, обиделась она тогда, или нет.

Поболтали о том, о сем минут пятнадцать. Я понял, что у нее кто-то есть, хотя напрямую говорить об этом она не хотела, стеснялась что ли.

- Можно я тебе позвоню и куда-нибудь приглашу? - спросил я, хотя и понимал, что никаких приглашений не будет.

- Конечно, - согласилась двенадцатая.



Мой путь лежал в Московский Дом Книги. Я почему-то люблю этот магазин и книги покупаю только там. Самый верный способ поднятия настроения. Для женщин - новые шмотки, для меня - новые книжки.

Как бы это глупо ни прозвучало, но я до сих пор уверен, что мое предназначение - написать хороший роман. Но я, наверное, слишком читатель, чтобы писать. Я не свободен в выборе изобразительных средств. Казалось бы такая незначительная вещь, как заголовок. Я не могу назвать книгу просто: "История дяди Коли", хотя вероятно именно так и нужно. Меня завораживают опосредованные названия, которые сами по себе - книга, вне зависимости от текста. "Невыносимая легкость бытия", "Пролетая над гнездом кукушки", "Механический апельсин", "Скромное обаяние буржуазии", "Сто лет одиночества" - вот это названия! Название - уже тупик, хотя можно пойти и в другую сторону.

Да и о чем писать? Роман о писателе Х, который пишет роман о писателе У, который, в свою очередь, пишет книгу о писателе Z, который собирается поведать миру о писателе Х, пишущем о писателе У?




* * *


Совсем не умею пить один: плеснул себе водки, понюхал ее зачем-то, хватанул...

Уф, мама дорогая! Горло засаднило, закашлялся, и из правой ноздри на тарелку с колбасой протекла тоненькая прозрачная струйка. А выпить хотелось. Задумался, взял большой стакан, налил два пальца водки и закрыл ее грейпфрутовым соком. Хлебнул: сок, спиртом совсем не пахнет. Видимо, я не алкоголик, коли не умею пить в одни щи, как выражается один мой знакомый неформал. Щи на его сленге означают все, что связано с головой: нос, рот, глаза, уши, брови, а также мозги. Очень, знаете, удобно.

На душе (а где она: во щах, или где еще, - никому не ведомо) было пакостно, горло продолжало саднить, и я стал жевать вареную колбасу, запивая ее грейпводкой. Поставил кассету "Крышкин дом" Вени Д'ркина. Веня недавно умер. Молодой парень, двадцати шести лет. Когда я покупал эту кассету, то еще не знал Вениных песен, зато уже в магазине разглядел надпись на обложке: "Все средства от продажи кассет будут перечислены на лечение автора". Потом прослушал Венины песенки под акустическую гитару и заболел сам, - до того это было хорошо. Почти все рок-герои моей юности уже там: Витька Цой, Майк, Свин, Дюша Романов.

Веня Д'ркин, он же Александр Литвинов, умер от лейкемии.

Наш дуэт -
беспричинная месть,
параноический бред,
не пропеть, не прочесть.
Неуклюжий сюжет:
тащим в чистые прос
тыни грязный ответ
на красивый вопрос.

Бесимся, бесимся, бесимся
под новым
месяцем, месяцем, месяцем.
Чертовка -
мельница, мельница, мельница
все так же
вертится, вертится...

Заглянувший в окно,
не отмолится, не открестится...

Я покончил (в качестве дозиметра) с пальцами на левой руке и перешел к пальцам на правой. Горло саднить перестало. Но внутри становилось все хуже и хуже. Какие-то червяки поползли по внутренностям, горловые связки натянулись как струны на Вениной гитаре, сквозь сладковатый туман вокруг пресловутых щей я чувствовал, что вот-вот разорвусь. И я заревел. Слава богу, что этого никто не видел. Я рычал и выл как загнанный волк в охотничьей яме. Я не знаю, лились из меня слезы, или нет. Наверное, все-таки лились. И не знаю, как долго это все длилось: пять минут или час. Я будто бы опустил руки и рухнул в бездну, бездну самого себя, и мне стало жутко. Каким-то чудом я махнул залпом целый стакан грейпводки, и вдруг, как-то сразу меня отпустило. Мне не было ни плохо, ни хорошо; мне было никак.



А мертвый Веня продолжал петь:

Одиноким одиноко:
вьюга только да осока,
и дорога - не подруга,
однонога, однорука...




* * *


"Продолжая форсирование романа, я не мог не признать, что метафизические берега, помимо суглинков, супеси и кварцевого песка, слишком густо замешаны на сперматозоидах", - записал я в ожидании гостьи и выключил компьютер, поражаясь идиотскости выстроенной фразы. Писатель, мля.



Неплохая штука - Интернет. Как пинг-понговым шариком можно перекидываться письмами (ау, эпистолярный жанр!) с Череповцом, Нью-Йорком, Питером, Карагандой, Лондоном или Сыктывкаром; не вставая с кресла купить книгу, квартиру, музыкальный центр или бутылку водки.

Я же купил (на ночь) девушку по имени Вероника.

Удобное меню (ха, ресторанное словцо, очень подходящее для данного случая): в правом углу экрана - антропометрические данные, в левом - несколько фотографий: в легкомысленной одежде, в более чем легкомысленной и строго без. Внизу - телефонный номер и адрес электронной почты, на выбор. Очень просто, до тошноты.

Очень захотелось... идефикс, конечно, неотносительное обладание законами жанра, - обязательно задать сакраментальный вопрос: "Почему ты этим занимаешься?"



Вечером 7 марта сходил в магазин и купил самый дорогой парфюмерный набор: туш для век, какие-то жидкости... тьфу, gomopentium с открученной памятью; девушка-продавец все мне с какой-то особой заботливостью рассказала, показала и даже дала понюхать, а я вот забыл. Похоже, волнуюсь. Ну и чепуха.



- Ты, наверное, хочешь спросить: почему я этим занимаюсь? - перелистывая сборник пьес Ионеско, как бы между делом спросила ночная гостья.

- Нет, я хочу сказать, что законодательством штата Массачусетс, США, запрещено иметь дома более двух фаллоимитаторов.

- Я серьезно...

- Я тоже. Хотя, если ты настаиваешь...

Вероника, держа на вытянутой руке открытый том, приняла "театральную" позу и демонстративно прокашлялась:

"Женщина,
             хватит
                          на заводе
                                       околачиваться, -
проституция
             и приятней,
                          и выше оплачивается!"

Одета она была вульгарно, даже как-то нарочито вульгарно и, безусловно, ей это шло. Красная кожаная мини-юбка и приталенная куртка из черной замши. Она будто во всем этом родилась. Выглядела, надо признать, значительно интересней, чем на фотографиях. Субтильная, с короткой стрижкой, черные, скорее всего крашеные волосы...

- Разглядываешь спецодежду? А у тебя хорошая библиотека. Любишь читать?

- Спасибо. Люблю.

- И кино любишь: Кустурица, Антониони, Годар... "На последнем дыхании", надо же!

- Нет, ставить не нужно, - заметив мое инстинктивное движение к полке, улыбнулась она.

...и серо-зеленые глаза, хитрые и смешливые.

Развалившись на угловом диване (купленном мною недавно за бешеные деньги и без особой на то надобности) с двумя бокалами коньяка мы непринужденно болтали о... литературе. Кажется, я ни о чем другом, кроме как о Борхесе и Набокове, с дамами говорить и не умею. Еще тот соблазнитель. Правда, в данном случае этого и не требовалось. С каждой минутой я чувствовал как все больше и больше проникаюсь необъяснимой симпатией к этой крашеной девице, задравшей свои обтянутые чулками ноги на канапе и поедающей одну за другой шоколадные конфеты. Вероника жевала конфеты, не обращая особого внимания на коньяк (в противовес мне) и внимательно слушала мои, неприличествующие ситуации разглагольствования.

- Я все время читаю. Каждую свободную минуту. В основном, конечно, не то, что нужно, - сказала она наконец, облизывая язычком коричневые от шоколада губы.



Понятно, что долго так продолжаться не могло. В какой-то момент я остро ощутил как мой "парень" (нет, мне определенно нравится как выражаются некоторые чудаки за океаном) отчаянно запротестовал.



Верхом самонадеянности было бы пытаться описать словами все то, что произошло дальше. "Моментальное помутнение рассудка" - так вроде бы переводится название одного из альбомов Pink Floyd. Да, так оно и было.

Обнаженная, она казалась совсем ребенком, и чувство вожделения (еще то словцо, из арсенала дамских романов, но - куда деваться?), перемешиваясь с чувством почти отцовской (ого!) нежности и, похоже, даже жалости к ней, ударяло мне в голову все сильнее и сильнее...

Вероника лежала, раскинув ноги приблизительно так, как показывали стрелки настенных часов: десять часов десять минут и глубоко, словно на занятиях по дыхательной гимнастике, втягивала в себя воздух грудью и животом. Отдышавшись, отправилась в туалет и, не закрывая за собой дверь, весело зажурчала. Я, вспотевший до... (упс, до нитки тут не годится) и совершенно обессиленный, еле-еле добрался до кухни, наполнил два стакана яблочным соком и на подкосившихся ногах рухнул на стул. По телу расползалась сладкая тоска; приторная, тягучая, словно патока, и бесконечно приятная тоска и усталость. Хотелось курить, но легкие и без сигареты клокотали как у туберкулезника. Вероника выпила залпом ледяной сок и села ко мне на колени. Обвила мою шею и, будто провинившаяся школьница, носом уткнулась в грудь. Так мы просидели, наверное, с полчаса, не проронив ни звука. Только завывал смывной бачок (так и не удосужился починить), и капли дождя за окном дробно строчили по подоконнику.



Остаток вечера мы провели в сочинительстве "невероятных" историй на т.н. пикантные темы. Моя гостья задавала сюжет, а я придумывал историю от ее имени:

- ...были у меня и постоянные клиенты. Родственники - я их называла. Так в течение двух лет ко мне приходил мужчина, которого звали Карл. Каждую неделю, по пятницам, в одно и то же время, без четверти семь вечера. Ему было около сорока, и он уже начал стремительно лысеть. На его широком лице с высоким лбом блестели проницательные, скептические глаза. Фамилия его... вертится в голове, но никак не вспомнить... Янг? Да, пожалуй что, Янг...

Много рассказывал о своих исследованиях. Он был чем-то вроде медика, но не совсем... С удивительной легкостью, буквально на ходу, создавал одну теорию за другой, перемешивал и сочленял их, выстраивая исключительно стройные интеллектуальные конструкции. Мог, допустим, начать с алхимических опытов над экскрементами лягушки, затем легко перейти к священной корове, продукты жизнедеятельности которой служат для индейцев горючими материалами и технической смазкой, затем переместиться в Китай, где крестьяне удобряют почву, справляя нужду непосредственно на полях, а завершить монастырями XXVII века, где подобный акт совершался совместно и служил предметом подлинной медитации.

Однажды пришел крайне расстроенный. Никогда я таким его не видела. Был просто раздавлен: "Этот подонок всегда водил меня за нос, пока я не понял, что тот, кто подвергал меня психоаналитическим тестам, сам никогда не осмелится проделать то же самое с собой. Все, что он вытаскивал из моей головы, было на самом деле мерзостями, которыми была полна его собственная, - Янг негодовал на своего бывшего друга и соратника. - Это самый извращенный маньяк всех времен!.. И сейчас эта старая сволочь проделывает все, чтобы лишить меня медицинской лицензии".

Любовью мы занимались быстро, молча и всегда одинаково. Карл никогда не раздевался, лишь приспускал штаны. Я принимала позу наездницы, и через 3-4 минуты все было кончено.

Я хорошо запомнила его последнее посещение. Он был как-то особенно задумчив, долго и тревожно рассматривал меня, а когда уходил, уже в дверях произнес: "Есть ли смысл жизни? Нет ли смысла жизни? Как при решении всякого метафизического вопроса, оба предположения верны".



Когда истории иссякли, а коньяк выпит и все шоколадки съедены, я все-таки умудрился поставить "Blow Up" Антониони. Через пять минут после начала фильма Вероника, свернувшись клубочком, уснула. Я выключил кассету, осторожно обнял ее и тоже, не мешкая, провалился в глубокий сон.



Проснулся, точнее, открыл глаза, от грохота кофейной машины: Вероника готовила эспрессо. Уже в спецодежде. Мы выпили кофе, я проводил ее до лифта, расплатился и вручил коробочку с парфюмерией.

- С Международным женским днем, - попытался сострить я.



Вернувшись, долго лежал на диване, покуривал в потолок. Невеселая мысль, но все-таки: похоже, мне всегда не хватало шлюхи.




© Илья Леленков, 2005-2024.
© Сетевая Словесность, 2005-2024.





Словесность