В пределах своего действия, каждое
слово создает то, что оно утверждает.
(Магическая аксиома)
- Вы меня помните? - спросила она, поблескивая каплями дождя на длинных черных ресницах (синдром Травиаты), которые еще резче оттеняли почти непристойно голубые глаза.
Конечно же, я помнил, как помнил и этот высокий лоб, которого она раньше стеснялась и старалась скрыть челкой, а сейчас челка выросла и откинула полу своего плаща, словно позволяя чуть-чуть больше. И конечно губы, точно созданные для... как и все ее удивительно женственное тело, которое рано или поздно должно было кому-то принадлежать и уже, конечно, принадлежало, и сама мысль об этом показалась кощунственной, как примерить грех. Но выдавал голос, ставший голосом осеннего дождя:
- Да, конечно... Если не ошибаюсь - Лена? - и от этого преодоленного "Лена" сразу вспомнился другой день, который мне так хотелось тогда забыть, а он таился в моей памяти до сегодня, до сейчас.
Я даже вспомнил, в каком она была тогда платье, и ее спокойствие обреченности, словно за нее говорил, рассказывал кто-то другой. И "он", и я понимали, что все это только видимость, нас уже успела разделить пропасть, но зачем-то нужно соблюдать приличия, чтобы не было еще хуже, и оттого эта лихорадка нетерпения.
Мы говорили ни о чем и - о множестве вещей сразу, будто выстраивая из слов все новые и новые рубежи защиты, которые, одним дуновением, сметал холод, но мы и не думали так легко сдаваться.
Мы говорили о художниках, картины которых способны воздействовать на различные болезни (например, картины Пикассо помогали при психических заболеваниях, картины Матисса лечили почки, а картина Ботичелли "Весна" снимала даже самую неистребимую боль), о различных экзотических методах Востока (она знала, что я занимался иглотерапией), которые еще только открывают свои тайны. О новейших достижениях в области информтерапии и о ее основоположнике - докторе Фолле, который совершил в медицине революцию, а у нас о нем узнали только пятьдесят лет спустя. О различных магах и волшебниках, объявлениями о которых пестрели все газеты, но оба мы прекрасно понимали, о чем на самом деле идет речь; она словно примеряла каждый метод на себя, на свою болезнь, которая настигла ее так некстати, и о которой пока не знал даже муж - простой хороший парень, который просто и бесхитростно ее любил. Возможно, все это и называлось счастьем, но они все еще боялись себе в этом признаться, чтобы не спугнуть, не сглазить.
Я рассказывал ей о том, что слышал и что знал, - о знаменитом травнике Т. , который с помощью трав добивался чуда, а потом увез это чудо в Америку, где оно оказалось нужнее; о таинственном ученом Дорогове, который еще в годы войны разработал свои засекреченные фракции АСД и излечил мать Берии, а потом и самого кардинала тайн, за что Дорогова и ликвидировало КГБ, предусмотрительно убоявшись, что, благодаря открытию, народ станет излечиваться от всего, даже от своего неподвластного разуму страха.
Не знаю, почему она пришла тогда ко мне и сумел ли я вселить в нее надежду, знаю лишь, что что-то успело измениться в этих бездонно голубых глазах, словно к ней в самый последний миг все-таки успел вернуться ангел. Но и об этом я подумал уже потом... а тогда она уходила - уходила, казалось, навсегда, оставляя после себя неуловимый запах женщины и дождя.
- Вы меня помните? - спросила она, нетерпеливо перебегая взглядом с одной части лица на другую и, наконец в чем-то удостоверившись, улыбнулась неуловимым движением губ, которые слегка приоткрылись, будто хотели что-то сказать, и стали влажными, прежде, чем я почувствовал их ускользающее прикосновение, которое было словно сон... и которого не было.
- Я - уже не я, - сказала она, точно в чем-то оправдываясь. - Наверное, я тогда умерла и успела родиться снова. Но этого никто не заметил... Потому что в каждом из нас девять жизней и теперь одна из них принадлежит вам. Я давно собиралась ее вернуть, но вы не были к этому готовы.
- А сейчас...
- А сейчас оказалась, не готова я... Помните, в нашем тогда безумном разговоре кто-то из нас придумал это слово, и оно еще долго кружилось у меня в голове, словно стучалось во все двери, но никто не открывал, а потом одна дверь все-таки открылась...
- Какая дверь, какое слово?..
- Случайное объявление, каких сотни, и эта странная женщина с таким странным именем Лу... Она ничего не спрашивала и не объясняла, только положила на лоб прохладную руку и сказала: са-тор!.. А потом дала эти капсулы, которые даже не объяснила, как принимать, но я почему-то сама знала, что пить их надо по одной, раз в три дня, утром, натощак, на убывание Луны...
Она помолчала, словно не решаясь продолжить:
- Я потом ее искала... эту самую Лу... на радостях хотела отблагодарить... Нашла дом, который в общем-то и спутать невозможно... Старинный особняк, похожий на корабль, направленный носом к морю, с высокими полукруглыми сводами и выщербленными ногами времени - мраморными ступенями. На двери еще был старинный такой звонок из потемневшей меди, а на ней то самое слово, только латинскими буквами: S A T O R... Но сперва вышел похожий на гномика мальчик, а потом с белыми бельмами старуха и оба сказали, что никакая Лу там не живет... И никогда не жила... Вот я и думаю... Даже не знаю, что теперь думать. Ведь кто-то же дал мне эти капсулы, чтобы я зачем-то смогла выздороветь...
Капсулы были не просто желтые, а ядовито желтые. Как предупреждение, что при определенных обстоятельствах лекарство может оказаться ядом, и осторожность не помешает.
В таких обычно упрятывали антибиотики, что и в буквальном смысле означало: лекарства против жизни ( подразумевалось - против жизни нехороших микробов). Но сейчас в этих капсулах было что-то другое. Настолько другое, что смогло вылечить у Лены рак молочной железы, а значит, вся наша многомудрая медицина и я, как ее последовательный адепт - не стоили содержимого этих трех желатиновых капсул, которые каким-то образом сотворили чудо. И сейчас это, лежащее передо мной, "чудо" было, как немой укор.
С осторожностью часового мастера разделил капсулу на две половинки. Я думал, внутри окажется какой-нибудь порошок и даже предусмотрительно подложил белый лист. Но вместо порошка выпала, свернутая в трубочку, бумажка, на которой было что-то написано от руки старательным и немного детским почерком. Слова составляли правильный квадрат:
S
A
T
O
R
A
R
E
P
O
T
E
N
E
T
O
P
E
R
A
R
O
T
A
S
Причем, в каждом слове было по пять букв, которые повторялись как по горизонтали, так и по вертикали. А некоторые даже справа налево.
Выписав их в одну строку:
S A T O R A R E P O T E N E T O P E R A R O T A S
я только подтвердил догадку. Это был палиндром - слова (в нашем случае словосочетание)-перевертыши, которые одинаково способны читаться, как слева направо, так и справа налево.
По звучанию очень смахивало на латынь, и сделать перевод (со словарем, разумеется) было просто данью юности, а точнее, первому курсу мединститута, когда нас посвящали в мертвый язык латынь, словно в тайную касту ордена избранных.
Перевод оказался несложным и содержал всего одну фразу: "Великий Сеятель держит все труды в своей руке".
Не успокаиваясь на достигнутом (надо признать, что смысл перевода несколько разочаровывал) и перелистав гору разных книг, я все-таки нашел у Франклина Фолсома в его знаменитой "Книге о языке", этот древнейший магический квадрат. Кто его изобрел - никто не знал, знали только, что расположение букв имеет магическую силу. Но читать их надо "змейкой" - от слова T E N E T вверх, вниз, направо и налево.
Проделав положенную магическую манипуляцию, я получил:
T E N E T A R E P O S A T O R
T E N E T O P E R A R O T A S
T E N E T O P E R A R O T A S
T E N E T A R E P O S A T O R
Что-то мне это очень напоминало. А озвучивание самой "змейки" вызывало странное состояние... все мысли проваливались куда-то вглубь, и на смену мыслям приходило что-то новое... Словно вот-вот произойдет узнавание... Надо только забыть себя... и читать - читать эти странные слова и буквы - читать до самозабвения, читать по кругу, пока не сотрется последнее Я... и тогда наступит это ни с чем не сравнимое ощущение чистого листа... На котором кто-то запишет новые слова и новые имена... Только это буду уже другой Я...
И тогда я увидел крест. Образованный пересечением слова T E N E T, он словно скреплял квадрат и все буквы, которые с этой минуты приобретали странное значение.
Во-первых, это был тоже палиндром. И не просто палиндром, а палиндром палиндрома, что как бы усиливало его в квадрате.
Во-вторых, в слове было пять букв, а цифра пять в пифагорейской нумерологии считалась символом здоровья и счастья. Согласно же современной мантике по системе Хейро, каждой букве соответствовала своя цифра. Подставив необходимые цифры, я получил число: 45554. Произведя нумерологическое исследование данного числа(4+5=9+5=14=1+4=5+5=10=1+0=1+4=5), я почувствовал, что иду след в след, и что еще немного, и сквозь темноту ночи, которая рано или поздно станет рассветом, смогу различить его таинственный, склоненный над клокочущей ретортой, профиль. Цифрой 5 он заклинал Эликсир бессмертия.
В свою очередь, каждая цифра соответствует одной из девяти астрологических планет. Пятой планетой был Меркурий. И это был, конечно, философский Меркурий - загадочная субстанция, чье происхождение сокрыто во тьме. Извлекая из него Дух материи, адепт или маг получал беспредельную власть над живыми и мертвыми. Но для всего этого надо было стать сперва магом.
Чтобы получше войти в суть предмета, я прилежно проштудировал несколько известных с древнейших времен руководств по магии. Первой в моих руках оказалась книга Генриха Корнелия Агриппы "Оккультная философия".
"Страсти души, - писал Агриппа, - следующие фантазии, когда они сильны, могут не только менять собственное тело, но и распространяться до такой степени, что действуют на тело постороннее. Страсти души могут остановить и лечить нездоровье духа или болезни тела. Страсти становятся более сильными и более действенными, если определенным образом согласуются с воздействием планет. Итак, чтобы оперировать в магии, нужно иметь веру постоянную, не сомневаться в удаче, и вовсе не колебаться и не иметь сомнения духа. Показав большую силу страстей души, следует отметить, что слова и имена вещей имеют не меньшую силу. Мы зовемся разумными не только благодаря присущему нам рассудку, но мы зовемся разумными из-за смысла, который вкладываем в слова и речи. Есть два вида слов: слово внутреннее и слово произнесенное. Слова являются определенными таинственными знаками, имеющими силу сверхъестественную, небесную, как благодаря силе, которую им сообщает добродетель того, кто их произнес. То же самое касается имен. Иисус Христос сказал: "Имена ваши написаны на небесах." Вот почему Творец, зная влияния небесных тел и свойства каждого из них, дал им имена в зависимости от того, чем они являются, как написаны в книге Бытия. Имя заключает в себе двойную силу, а именно: натуральную - небесную гармонию и волевую - что идет от человека. Чем больше эти два аспекта, тем большую силу имеет имя, особенно при произнесении его над материалом, приготовленном для него. Если имя будет произнесено в определенное время, в подобающем месте, с требуемой церемонией, то данный материал станет обладать сильным магическим воздействием".
"Маг должен быть бесстрастным, трезвым и целомудренным, незаинтересованным, непроницаемым и неприступным для любого рода предрассудков или страхов. Он должен обладать стойкостью перед искушениями и трудностями. Для того чтобы сделать чудо, он должен быть либо отвлечен мудростью, либо быть выше всех страстей, либо оставаться вне их, чего можно достигнуть лишь в состоянии экстаза или безумия. Только посвященный, чье сердце бесстрастно, будет повелевать любовью и ненавистью тех, кого он сделает инструментом своей науки. Миф о Генезисе является правдой, и Бог позволяет достичь древа истины лишь тем, кто достиг самоотречения и не жаждет его плодов. Страсть принудительно проецирует Астральный Свет и насильственно толкает Универсального Посредника на непредвиденные действия, но она не в состоянии с легкостью обуздать то, к чему она принуждает. Человеческая воля, реализованная в действии, подобна пушечному ядру и не отступает ни перед какими препятствиями. Чем больше маг отрицает себя во имя идеи, тем большую силу обретает в пределах этой идеи. Вера - это даже не попытка, она начинается с уверенности в результате, и спокойно отправляется дальше, как будто бы всемогущество было в ее распоряжении, и вечность простиралась перед ней. Все способности и все чувства должны быть задействованы в работе; ничто в жреце Гермеса не может оставаться бездействующим; разум должен быть сформулирован знаками и обобщен буквами или пантаклями; желание должно быть определено словами и воплощаться действиями. Магическая идея должна превратиться в свет для глаз, гармонию для ушей, благовоние для обоняния, предмет для прикосновения", - так или примерно так говорил великий маг древности Элифас Леви.
В нашем случае разум (хотя и скрытый) тоже был обобщен буквами и сформулирован знаками креста и квадрата.
О кресте было написано много, но меня интересовало нечто особенное, так искусно, казалось, упрятанное за избытком слов. Во многих культурно-исторических традициях крест символизировал жизнь, плодородие, бессмертие, дух и материю в их единстве, а также мужское начало в образе фаллоса. В Египетской мифологии крест понимался, как ключ, которым открывались врата к божественному знанию и использовался в качестве амулета, возвращающего жизненную силу. В отличие от квадрата, который разграничивал внешнее и внутреннее, крест подчеркивал идею центра и основных направлений, ведущих изнутри вовне. Причем, максимум сакральной силы креста, (дважды усиленной квадратом и крестом) приходил на центр, где в нашем случае оказывалась буква N.
Так что же могло скрываться за буквой N, неспроста, конечно, расположенной древними магами в центре усиления квадрата и креста? Возможно, это греческий напиток Богов Нектар, давший им бессмертие и вечную юность? Или это сама Н И Н Г А Л Ь - "великая госпожа", в шумеро-аккадской мифологии супруга Бога Луны (не отсюда ли это странное имя Лу?) Нанны, мать солнечного Бога Уту, который почитался, как бог-хранитель, бог-света, а значит - несущий жизнь. Порывшись в словарях на букву "Н" еще, Я обнаружил Н И Н Г И Р С У - одного из древнейших шумерских Богов (22 век до нашей эры!), о котором было сказано, что он "верховный пахарь Энлиля", "владыка земледелия... и следит за порядком на полях и каналах" - то есть, почти дословное совпадение с изначальным переводом нашего магического палиндрома. Дальше еще интереснее. В гимнах, посвященных Нингирсу у него появляется странный титул: жрец (или маг) - очиститель (скорее всего - управитель) Ану или Анун, то есть, других божеств, являющихся посредниками в общении между людьми и более высшими божествами. Именем Ану даже скрепляли клятвы. Количество Анун насчитывалось по разным данным от 50 до 600 (300 верхних божеств (небесных) и триста нижних (подземного мира)). Функцией Анун было не только определять людские судьбы, но и быть Богами-покровителями, Богами-заступниками. И всеми этими Богами управлял Нингирсу, сила которого магически возрастала во столько же крат, сколько Богов оказывалось в его подчинении. А уже самим Нингирсу управлял тот, кто знал тайну его имени, закодированную буквой "N" в магическом квадрате S A T O R.
С этой минуты знал его и Я.
Лена... Лу... Луны... - какая-то неуловимая связь чудилась между этими случайно-неслучайно соединенными словами и тем, что она начала раздеваться, а я смотрел и не мог оторвать взгляд (что граничило бы с неминуемым в чем-то поражением), но и смотреть было выше моих сил. Особенно, когда от неловкого движения руками распустились ее золотистые волосы, и от их нечаянного прикосновения вздрогнули и начали набухать соски ее упругих белых грудей, одна из которых... тогда умерла... и родилась вновь, и это было чудо, как и все, что происходило после, когда она прикоснулась вдохом и положила мою руку на пульсирующий где-то в темноте ладони сосок.
- Вы должны меня хорошо обследовать, потому что... потому.
И я послушно мял "пальпировал", потеряв счет времени, ее левую... а потом правую "молочные железы", которые оказались точно по размеру моей ладони, и это был как бы высший знак, который, в данную минуту значил больше, чем все возможные и невозможные слова, своего рода идеальный Инь для моего на все готового Яня.
Но что-то уже успело измениться, что-то произошло, словно за окном прекратился дождь, и она, отпрянув, отвернулась и начала быстро одеваться. Руки ее в каком-то немыслимом надломе застегнули на спине лифчик и заученным движением отбросили волосы. "Вот так бы и ушла, не оглядываясь", - еще скользнула подлая мыслишка. Потому что даже дико было представить в эти секунды ее взгляд - взгляд растревоженной самки - женщины, которая умирала на глазах, а я был рядом и ничем не смог помочь. Словно нас уже в который раз успело развести время - для нее ставшее прошлым, для меня - будущим...
- Я искала Лу, но ты оказался не ты, а потом пошел дождь, - только и сказала своему отражению в зеркале и еще кому-то третьему, которого она видела, а я нет.
- Лу!.. Ле... - опрокидывая стул, бросился за ней, запоздало понимая, что ее уже не вернуть, и зачем-то заглядывая в зеркало, словно в нем могло задержаться ее отражение, и только сейчас замечая, что и моего отражения тоже не было.
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
