ИДУ СВОЙ ПУТЬ
ЗАКАТОМ ОМЫТЫЙ
Закат вдруг нахлынул потоком
малиновой лавы с небес,
и я в нём, могучем, глубоком,
уплыл, растворился, исчез.
И был я, потоком несомый,
омыт до нетленья почти –
и стал, как душа, невесомый.
Почти невесомый, почти...
_^_
ОБМЕННЫЙ КУРС
По обменному курсу войны "баш на баш"
конвертируют нас мой "калаш", твой "калаш",
но, похоже, срывается сделка.
Сухо клацнут затворы в твоём и в моём...
Что, выходит, ещё поживём? Поживём,
раз бесплодно прошла перестрелка –
мы в цене не сошлись, закадычный мой враг,
возвращайся в блиндаж и на нары приляг,
покемарь чуть до нового боя.
Впрочем, лучше помайся, без сна полежи,
сколько правды в тебе, подсчитай, сколько лжи,
по какому тут курсу меняется жизнь,
если жизнь здесь чего-нибудь стоит...
_^_
НУ, ЧТО ТЫ, МАМА...
Ну, что ты, мама, что ты, что ты
бросаешь косточки на счётах,
балансы сводишь для отчётов –
и не кончается работа...
А в небе зарево пылает, смотри, какой закат багровый –
и строчки, строчки птичьей стаи, не разобрать в них и полслова...
Смотри же, мама, вечер дивный,
и сладко тянет с гор прохладой,
в Куре полощут ветви ивы,
и распеваются цикады
в траве густой и духовитой,
и воздух, как хрусталь, прозрачен...
И скачет
по тропинке мячик,
похоже,
всеми позабытый.
_^_
А ПОКА ЛИ...
Там, где я стоял, плавились края,
и земля стекала в тёмный зев провала
прахом, плотью тленной, мёртвою вселенной,
в кротову нору, в чёрную дыру.
И деревья в муке простирали руки
в небо за защитой, но, сойдя с орбиты,
небо утекало – и его не стало...
Нет теперь небес. Проживём ли без?
Нет теперь земли. Не уберегли...
_^_
НАПРЯМУЮ
Я по жизни иду напрямую,
не петляя, чтоб сбить со следа,
всё, что выпадет, то и приму я,
ни судьи не боясь, ни суда,
ни навета, ни взгляда косого,
ни засады лихой за углом...
Упаду? Ну, так встану же снова –
и пройду всем напастям назло!
По прямой, не в обход, не по краю,
не по лёгкой дорожке за мзду...
Не найдется дорога прямая –
ну, так что ж: проложу и пройду.
_^_
БРОНЯ
Что хранит нас здесь, в огне?
Их любовь. К тебе, ко мне...
Наша к ним любовь хранит
в эти огненные дни.
Вот такая, брат, броня:
любят нас – тебя, меня;
любим мы. И в эти дни
нет для нас важней брони.
_^_
НЕ ТАКОЙ
На душе такой покой,
но – какой-то не такой...
Он похож собой слегка
на покой особняка:
в нём давным-давно темно,
словно всё завершено –
и безделье, и дела...
Лучше б он
сгорел
дотла...
_^_
ОДИН ЛИШЬ Я...
Вот я лежу на поле Куликовом,
на Прохоровском – это тоже я,
и здесь я лягу – в поле васильковом,
луганском поле, прямо у ручья.
В полях времён и близких и далёких –
один лишь я, хотя и многолик.
Вороний грай, орлиный хищный клёкот,
что надо мной, и человечий крик
звучат то плачем вдовьим, то проклятьем,
а то сливаются в надрывный вой,
и все невесты в подвенечных платьях
стоят, объяты мёртвой тишиной.
Во всех веках, на рубежах разломных,
в горах, болотах, посреди равнин,
во всех полях моей страны огромной –
один лишь я, её любимый сын...
_^_
ЖИЗНЬ НЕ КОНЧАЕТСЯ
Люди смеются и плачут,
жизнь не кончается, значит,
есть в ней и радость и горе,
значит, не будем о вздоре –
об аритмии сердечной,
станции близкой конечной.
Всё это правда, но всё же,
путь свой недолгий итожа,
мы на подходе к порогу
скажем о добром итоге:
люди смеются и плачут –
жизнь не кончается, значит...
_^_
НАРИСУЙ МЕНЯ, ХУДОЖНИК
Кто я? Времени заложник...
Нарисуй меня, художник,
вот как есть – лицом к стене,
пусть останется мой образ,
как мне ствол упёрся в рёбра
примирительно вполне.
Ну, не ствол, так значит ножик...
Нарисуй, как время может
примирять с собой. Давай,
напиши картину маслом,
как во времени увяз я
ненароком, невзначай.
Напиши картину в стиле
реализма или... Или
намазюкай кое-как,
наплевать – рисуй, как можешь:
время, я, его заложник,
в окружении зевак...
_^_
НЕПОСЛУШНЫЙ
Я видел шарфик до того воздушный,
что он не падал, а всё плыл, и плыл,
был притяжению земному непослушный,
он просто был, вот просто был и был.
Никто не ведал, по какой причине
слетел он с чьей-то шеи лебединой,
но было видно зрячим и незрячим,
что он не таял в мареве горячем –
он просто был. Вот просто был и был.
Был невесомый и такой воздушный,
что, притяжению земному непослушный,
он всё не падал. Он всё плыл и плыл...
_^_
САЛАГА
Как солнечно, ребята, как прозрачно,
как благодушно пение цикад...
Браток, ну, что ты мнёшь без толку пачку –
ты закури, пыхни дымком в закат.
Хороший вечер. Правда, без натяжки...
Как остро всё я чувствую сейчас,
я даже слышу ручеёк в овражке,
а я его совсем не замечал,
когда тем самым узеньким оврагом
к "опорнику" пробрался стороной...
Прощайте, парни, помните Салагу!
Хороший ведь, ей-Богу, позывной...
_^_
РАСХОД
В жизни было много дней –
как зерна в чувале.
Всё пустей чувал, пустей:
время, жадный воробей,
всё зерно склевало...
_^_
ПРОГУЛКА
Ступи со мной на лунный свет,
он проведёт по тёмным водам,
к ведущим до любых планет
таким же лунным переходам.
Какую хочешь, выбирай
планету – все они прекрасны,
смотри: на этой – вечный май,
на этой – облака атласны,
златые пляжи, моря синь
и солнце в точности, как наше,
и скудость жалкая пустынь,
и буйство плодородных пашен.
Пройдём по каждой – от и до,
до мест до самых необжитых,
где не был, кроме нас, никто
ни с нашей, ни с чужой орбиты.
А хочешь, дом построим там,
в какой-нибудь из тех Вселенных,
где свет струится по ночам
дорожкой по волнам кипенным.
Там, ночью долгою без сна,
когда-нибудь поймём: всё просто,
ведь это местная луна
зовёт на звёздный перекрёсток –
тот самый...
Там нас ждёт она –
земная спутница Луна.
Её мерцающей тропой
пойдём домой.
_^_
ЖРЕБИЙ
Ковыряли землю, ковыряли, в небе птицы пели и рыдали,
и теряли перья на лету,
и окопы, смертные каналы, где вставали мы из-под завалов,
нас вели, когда невмоготу,
прямо к лестнице невидимой на небо. С облегченьем принимая жребий,
мы стволы бросали в борозду.
Но в окопах и без нас горело, и за телом опадало тело,
сплошь тела, тела, тела...
И мело свинцовою пургою, и у тех, кто выжил после боя,
в душах было выжжено дотла.
_^_
* * *
Роди меня, неприхотливый случай,
когда-нибудь опять на горных кручах,
где спит туман и обитают джинны,
где воду пьют из родников кувшины.
Роди меня, не мудрствуя лукаво,
там, где седеют льды на горных главах
и где в ущельях бурные потоки
отвесным скалам намывают щёки.
Роди меня, не ведая сомнений,
там, где на солнце выгорают тени
до белизны почти до самой снежной –
и остывают дочерна, как прежде.
Роди меня без всяких колебаний
не где-нибудь в Небраске, на Кубани,
не на Майорке, не в Тулоне, не в Алжире –
услышь же вопиющего в эфире:
роди меня, не подведи, дружище,
в том самом месте, лучшего не сыщешь,
где и рождался я во всех прошедших жизнях, –
в единственной вовек моей Отчизне.
_^_
КРУГОЗОР
Война сужает кругозор
до сектора обстрела,
до простоты: приклад, затвор
и линия прицела.
А кругозор – пустяк в бою,
задвинь его поглубже,
иначе быстро отпоют,
а может даже хуже –
не отпоют, не до тебя,
дела есть неотложней,
вон танки башнями горбят,
пыля по бездорожью.
Им наплевать на твой IQ,
талант, ума палату...
Ты будь, братишка, начеку,
и приготовь гранату.
Всему свой час, своя пора –
и кругозору тоже:
сейчас мы держим сектора
и не держать не можем.
Держать – всему наперекор,
и нет другого дела!
Война сужает кругозор
до сектора обстрела...
_^_
ОЖИДАНИЕ
Как остро сосульки глядят на прохожих,
как будто пытаясь понять и учесть,
насколько прохожие те толстокожи,
и что там за кожа – броня или жесть?
Поймут и учтут – и притихнут до срока,
до случая сверить расчёты и факт,
и ждут, зацепившись за край водостока,
в надежде на тесный предельно контакт.
И кажется каждой, что близится случай,
когда ненароком подставится цель.
Но солнечный, всё понимающий лучик
согреет сосульки – звени же, капель!
Звени, веселись, не выискивай цели
и радуйся, что не содеяла зла.
А мы будем помнить: чтоб пели капели,
всего-то и нужно – побольше тепла!
_^_
УТРЕННИЙ РИТУАЛ
Журавль хранит в колодце тишину,
а я её в урочный час вспугну,
ополоснёмся оба знобкою водою –
и посидим, обсохнем на ветру,
я ей по дружбе что-нибудь совру,
быть может, грустное, а может быть, смешное.
Для нас давно привычный ритуал,
я столько баек выдумал-соврал,
над ними вместе мы грустили, хохотали.
Журавль, к моей привычный трепотне,
засмотрится, как реет в вышине
клин журавлиный – и замрёт в немой печали...
_^_
НЕ КАРАЙ, ГОСПОДИ
Грянешься оземь, укрывшись за кочкой,
чуть продохнёшь, вновь подымешься в рост,
снова елозишь под огненной строчкой:
врёшь, не возьмёшь! – прорывается злость.
***
Небо сочится назойливой влагой,
вот и влипай в вездесущую грязь...
Может случиться, что здесь мы и ляжем –
не забывайте молиться за нас.
***
Всюду кресты и горящие хаты,
и не сыскать неизбитой земли.
Господи, будешь карать виноватых,
нас не карай – мы уже полегли...
_^_
МАЙСКАЯ БЕСЕДКА
Беседка прячется в сирени,
и в ней танцуют светотени,
витают запахи, цветочны...
Всё пасторально и лубочно,
и я, увлёкшись писаниной,
не выбиваюсь из картины.
Пишу, черкаю раз за разом,
никак не вызревает фраза –
и то не так, и сё не этак,
то тени перебор, то света.
Никак я фразу не настрою,
чтоб было всё, как есть – живое:
сирень, беседка, тени, танцы
и небо в солнечном румянце,
и басовитый гуд шмелиный,
и трели песни соловьиной.
_^_
ИДЁТ ВОДА
Опять разлив... Опять идёт вода,
как чёрный день, темна и непроглядна,
как на погромы жадная орда –
идёт вода, да будь она неладна!
Опять зальёт по окна, по конёк,
и сгонит всех с захваченных подворий,
и слова ведь не скажешь поперёк,
идёт вода, и с нею не поспорить.
Ну, как ей скажешь слово супротив –
стихия, необузданная сила...
Одним живёшь: не вечен же разлив –
сойдёт вода, как и всегда сходила.
Опять разлив... Опять идёт вода,
как чёрный день, темна и непроглядна,
как на погромы жадная орда
идёт вода, да будь она неладна!
Опять зальёт по окна, по конёк,
и сгонит всех с захваченных подворий,
и слова ведь не скажешь поперёк,
идёт вода, и с нею не поспорить.
Ну, как ей скажешь слово супротив –
стихия, необузданная сила...
Одним живёшь: не вечен же разлив –
сойдёт вода, как и всегда сходила.
_^_
НА НОСИЛКАХ
Когда меня тащили в тыл
на жёстком полотне носилок,
так пахли травы и цветы,
что душу в небо уносило.
И с нею говорил старик,
как будто бы давно знакомый,
и через сад вёл напрямик
к стоящему поодаль дому,
а по дороге угощал
иссиня-чёрной шелковицей.
И словно сон меня смущал –
тот сон, что напоследок снится,
но старец пальцем погрозил:
не торопись, покуда рано...
И пробудился я в грязи,
в бинтах, наложенных на раны,
и понял, что всему свой срок,
я здесь, видать, пока нужнее.
И разгорается восток
всё золотее, золотее...
_^_
НАГАДАЛИ
По скоплению звёзд мы гадали с тобой,
нагадали в межзвёздном пространстве пробой
и пропали в космической бездне.
На двоих – все галактики, уйма планет,
и на каждой по-своему чудный рассвет,
и светила на тропках небесных
там свои, только к нам, словно Солнце, добры,
как оно, на тепло и на ласку щедры,
как желанных гостей привечают,
и галактики, что нас дичились сперва,
к нам по-дружески тянут свои рукава
и на звёздных качелях качают.
_^_
ДЕТСКИЙ СОН
Река течёт – и, словно наяву,
я к морю по течению плыву.
Ведь реки же вливаются в моря,
а, значит, по течению не зря
плыву. Неумолимый ток реки,
влеки меня, влеки, влеки, влеки...
Когда плеснёт солёною волной
и чайки загорланят надо мной,
скажу спасибо, добрая река,
что принесла меня издалека.
Ведь это же не снится мне, река?
Иначе шутка слишком жестока...
_^_
УМНОЖЕНИЕ ЗАРИ
Когда над морем нежно проступает
чуть уловимый свет зари,
я послушанье принимаю –
тот свет добавить в фонари.
И с той поры всегда, хотя б помалу,
но в каждый встреченный фонарь
я добавляю красок – алых,
медовых, тёплых, как янтарь,
опаловых, лазоревых, что море
охотно дарит утренней заре,
и золотых, как купола соборов,
и медных, словно листья в октябре...
_^_
ОТПУСТИ
Это воздух застыл и вода замерла,
даже жилка не бьётся совсем на виске,
даже пуля застряла в канале ствола –
только скалы куда-то плывут по реке.
Я дышу, но не слышу, как воздух гудит
по просторам души, по её площадям.
Что ты хочешь сказать мне, сержант Айболит?
Не виси надо мной, дай пролиться дождям,
дай пробить им застывшее это ничто
и омыть мой уже холодеющий лоб,
а потом положи на лицо мне платок
и заплачь, если хочешь. И можешь – взахлёб...
И пусти меня плыть неподвижной рекой
вслед за скалами, что уплывают по ней
на восход ли, закат ли, но яркий такой!
Отпусти – здесь гораздо, гораздо темней...
_^_
ЭТО ВАЖНО
Вот я стою, и глаз моих разрез –
угадывай, с какого издалёка?
Один мой предок слушал полонез,
другой за Волгой басовито окал,
а третий нежно пестовал лозу
и проклинал османские набеги.
Кто так и прожил жизнь свою внизу,
а кто-то вышел даже в атабеги...
А ныне вот и я свой путь иду,
и кровью предков, смешанною в венах,
в другие реки навсегда впаду –
и это важно необыкновенно.
_^_
САД
Я помню, как сажал, выхаживал, лелеял,
был каждому листку и каждой почке рад,
и небо с каждым днём казалось голубее
лишь только потому, что подрастает сад.
Он вырос, наконец. И ветры в пышных кронах
смиренно гладят птиц и что-то шепчут им,
а как сойдёт туман, в белесых балахонах
теряется мой сад, почти неощутим.
Я сквозь туман иду, нащупывая слепо
шершавые стволы в текучей пелене,
и слышу, как в листве звучит невнятный лепет –
и кажется, что есть в нём что-то обо мне...
_^_
ХОРОШИЙ СНИМОК
Внуку Максиму
Иди, послушай, как ручей звенит,
как музыка его неизъяснима...
Сними меня на старенький "Зенит"
и сохрани на память этот снимок.
Пусть он, как есть, меня отобразит –
мои седины и мои морщины –
за столько лет и столько долгих зим
я стал похож на артефакт старинный.
"Зенит" не приукрасит, не соврёт,
а память вообще не терпит фальши:
немного ретуши – и я уже не тот,
ещё чуть-чуть – и от меня всё дальше.
Прислушайся, о чём ручей звенит,
ведь он глубок, ты не гляди, что мелко...
Сними меня на старенький "Зенит".
Хороший будет снимок. Не подделка...
_^_
|
