Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность



МЕНЬШЕ  ЖИЗНИ  НАЗАД


 


      КЮВЕТ

      Весна рукой махнула - и привет.
      Вновь инеем прихвачен твой кювет...
      Досмотрен долгий сон. Дочитан Бунин.
      И всё привычней голоса сирен,
      слова их песен не вместить в катрен.
      Но, впрочем, ты к вокалу их иммунен.

      Не перемёрзни, мыслящий тростник...
      Обочина, где прежде был пикник,
      знакома, но на диво неприглядна.
      Там ты один, и больше никого,
      поскольку от Тезея своего
      клубок ревниво прячет Ариадна.

      Полна усталой чушью голова;
      в молитвослове кончились слова.
      На деревах - холодный белый бархат...
      Твой потолок - всего лишь чей-то пол;
      давно понятно, что король-то гол,
      но всё равно обидно за монарха.

      Не бойся, капитан. Присядь на мель
      и бытие прими, как самоцель,
      у неба одолжив глоток озона.
      А птицы вновь вернутся, как всегда.
      Хотя сюда - особенно сюда -
      им возвращаться вроде б нет резона.

      _^_




      ИЗ  ГОРОДА  N

      В зеркалах - потускневший мужчина неведомой масти,
      а ведь, помнишь, смеясь, ты звала меня "жгучий шатен"...
      Набегает волна, лижет гальку оскаленной пастью,
      и пишу я тебе из прибрежного города N.
      Ты, возможно, припомнишь его: променады, таверны,
      синусоидным скользким угрём - незатейливый пляж.
      На парковке машины, как прежде, малы и двухдверны:
      коль в разгаре сезон, то в разгаре и ажиотаж.
      Здесь все люди попарны. Одна - только черная кошка,
      что с бордюра глядит на небес пламенеющий край...
      Как же странно: осталась от времени мелкая крошка,
      а когда-то казалось, что времени - хоть отбавляй.
      Вот трехлетний малыш из песочка построил запруду,
      а в ручонке его в виде лейки - пластмассовый гусь...

      Я когда-то сказал, что тебя никогда не забуду,
      сам не ведая толком, насколько я прав окажусь.

      _^_




      PAST  PERFECT

      До чего ж хорошо!
      Я - иголка в стогу.
      В школу я не пошёл.
      В школу я не могу.
      В суматохе родня,
      носят пить мне и есть...
      Мне везёт: у меня
      тридцать восемь и шесть.
      Растревожена мать.
      В горле ёж. Я горю.
      У соседей слыхать,
      сколько лет Октябрю,
      там про вести с полей,
      трактора и корма...

      А в постели моей
      пухлый томик Дюма.
      Затенённый плафон.
      И со мною в душе́
      де Брасье де Пьерфон
      и хитрюга Планше...
      Что мне банки, компресс?!
      Я молчу. Я не ем.
      Госпожа де Шеврез.
      Ловелас Бекингэм.
      Что мне вирус? - мой дух
      совершенно здоров.
      Я застрял между двух
      параллельных миров.
      Тесный дружеский строй,
      благородство и честь...
      Как прекрасны порой
      тридцать восемь и шесть!
      Одеяло да плед,
      аскорбинки в драже...
      Десять лет, десять лет
      не вернутся уже.

      Снега, снега по грудь
      намело на фасад...

      Это было чуть-чуть
      меньше жизни назад.

      _^_




      SUMMERTIME

      Июльский ветерок, горяч и чист,
      по лицам хлещет, как заряд картечи...
      У входа в молл седой саксофонист
      играет "Summertime", сутуля плечи.
      Храни нас, Бог. И музыка, храни.
      И души утомлённые согрей нам...
      Ну что нам сорок градусов в тени,
      коль рядом тени Паркера с Колтрейном?!

      Позволь нам рассмотреть, бродяга-скальд,
      живущий вопреки законам рынка,
      как время вытекает на асфальт
      из мундштука, как тающая льдинка,
      и шепчет нам на языке небес,
      познавших всё, от штиля и до вьюги,
      что Порги точно так же любит Бесс,
      как сотню лет назад на жарком Юге.

      Не осознать непросвещённым нам -
      мы в силах лишь следить заворожённо -
      какие чудеса творятся там,
      в причудливом раструбе саксофона...
      Прохожий, хоть на миг остановись
      и ощути, умерив шаг тяжелый,
      как музыка и боль взлетают ввысь,
      взрывая музыканту альвеолы.

      _^_




      КУРСЫ  АНГЛИЙСКОГО

      В ту осень носились молнии в небе низком,
      и в воздухе плотным комом стояла влага...
      Они занимались вместе в кружке английским.
      Она оставалась. Он - уезжал в Чикаго.
      Обоим хотелось ближе сидеть друг к другу
      над книгою Бонк. Им было вдвоём - спокойней...
      А после - она спешила домой, к супругу.
      Он мчался к жене, беременной скорой двойней.
      И сладок был Present Perfect в прохладном зальце
      под дождь, равнодушно бьющий по старой крыше...
      И только в конце - коснулись друг друга пальцы,
      и пульсы взлетели к небу. А может, выше.
      Но кончился English. В классе утихло эхо.
      Других поджидал всё тот же учебный метод...
      И вскоре - она осталась, а он уехал.
      Ничто не могло нарушить сценарий этот.
      И жизнь потекла спокойным теченьем Леты,
      поскольку судьбе и Богу безмерно пофиг,
      что двое людей на разных концах планеты
      не склеят уже свой треснувший Present Perfect.

      _^_




      ЗАПОМНИШЬ

      Когда-то закончатся ноты
      осенней порою рассветной,
      и та, без которой ты мёртвый,
      уйдет в никуда, в никогда...
      Вот так и запомнишь её ты -
      немыслимой, инопланетной,
      горячей, как кровь из аорты,
      холодной, как кубики льда.

      Не будет ни капли, ни йоты
      того, что зовётся надеждой,
      закроется черная дверца
      меж миром твоим и её...
      Вот так и запомнишь её ты -
      чужою, смеющейся, нежной
      и рвущей чадящее сердце
      в лоскутья, в ошмётки, в тряпьё.

      И станут пустыми заботы,
      мелькая бессмысленно, мимо.
      И будут напрасно сонеты
      слагаться при утлой свече...
      Вот так и запомнишь её ты -
      единственной, вечно любимой,
      с ожогом от шалой кометы
      на тонком и зябком плече.

      _^_




      НЕДОСКАЗАННОЕ

      В то время и в средних широтах гуляли пассаты,
      в то время деревья, как водится, были большими...
      Размеренный пульс окончания семидесятых
      стучал, как поздней нам сказали, в застойном режиме.
      Уже д'Артаньян возвратил королеве подвески,
      и Гоголь уже написал о летающей панне...
      Я помню девчонку с мальчишкой. Обычных. Советских.
      Живых, остроумных и слывших душою компаний.
      Им были ещё неизвестны объятия сплина;
      для них в партитуре нашлись энергичные ноты:
      они хохотали и пили дешёвые вина,
      они бесподобно умели травить анекдоты.
      Но только они попадали в одно помещенье -
      как будто бы свет выключался в большом кинозале...
      Планета на эти часы прекращала вращенье,
      и словно по прихоти мага, слова исчезали.
      И воздух сгущался, как жар вулканической Этны;
      Они замирали, друг друга коснувшись случайно...
      Меж ними струилось молчанье, как дым сигаретный,
      и всем очевидна была их неловкая тайна.
      А рядом - горбушки, стаканы да шпроты. Аскеза.
      А рядом - лились из колонок битловские нотки...
      Но стоила мессы их странная кома together,
      смесь боли и счастья, смятенный отрезок короткий.
      Любовь и такою бывает - пугливее лани.
      И тех, кто в себе её носит, никто не осудит...

      Полгода спустя он бессмысленно сгинет в Афгане.
      Она выйдет замуж.
      Но помнить, наверное, будет.

      _^_




      ВСПОМНИ

      Вспомни время, как старую фотку...
      В нём не гнали по радио рэп.
      В нём четыре двенадцать - за водку,
      восемнадцать копеек - за хлеб.
      В нём мы крохотной мелочи рады,
      как не снилось теперешним вам...
      В нём артисты советской эстрады
      органичны, как руки по швам.
      И зовёт, и зовёт в свои сени,
      безнадёжно закрыв рубежи,
      постоянная ложь во спасенье
      без надежд на спасенье от лжи.
      И на лошади смотрится бойко
      не носящий костюмов и брюк
      гордый Митич по имени Гойко,
      югославский фактурный физрук.
      Недоступны ни Осло, ни Мекка
      на века, до скончанья времён.
      Всюду красная морда генсека
      в окружении красных знамён.
      Но летит к нам звездой непогасшей,
      мотыльком неразумным на свет
      скоммунизженной юности нашей
      чуть стыдливый негромкий привет.

      _^_




      ПЕРВЫЙ

      Его глаза - как синие озёра;
      он не хранит ехидных фиг в кармане.
      Ему известно, из какого сора
      рождаются добро и пониманье.
      Слова его мудры и весят тонны,
      очищены от косности и скверны.
      Любой толпе он, лидер прирождённый,
      укажет путь единственный и верный.
      В решениях он скор, как в небе - "Сессна",
      в любом дому ему открыты двери.
      Любим он горячо и повсеместно
      и всеми уважаем в той же мере.
      Он зван в Москве, Пекине и Нью-Йорке,
      в любом конфликте, на любой развилке...

      Поди заметь три тусклые шестёрки
      на аккуратно стриженом затылке.

      _^_




      ДЫШИ

      Если тлеет свеча, всё равно говори: "Горит!",
      ты себе не палач, чтоб фатально рубить сплеча,
      даже ежели твой реал - не "Реал" (Мадрид)
      и команде твоей нет ни зрителей, ни мяча.
      То ли хмарь в небесах, то ли пешки нейдут в ферзи,
      то ли кони устали - что взять-то от старых кляч?
      Коль чего-то тебе не досталось - вообрази
      и внуши самому, что свободен от недостач.

      Уничтожь, заземли свой рассудочный окрик: "Стой!",
      заведи свой мотор безнадежным простым "Люблю...".
      Этот тёмный зазор меж реальностью и мечтой
      залатай невесомою нитью, сведи к нулю.

      Спрячь в горячей ладони последний свой медный грош,
      не останься навек в заповедной своей глуши.
      Даже если незримою пропастью пахнет рожь -
      чище воздуха нет. Напоследок - дыши.
      Дыши.

      _^_



© Александр Габриэль, 2014-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2014-2024.




Словесность