Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность




      ПЕСЕНКА ЖЕРТВЕННЫХ БАРАШКОВ

      *КАА  *Порой люблю тебя так... 
      *Был слеплен Адам из грязи...  *Я хочу разделить с тобою... 
      *В муравейнике, бедламе...  *Плывет твоя ладья, зеленая ставрида... 
      *Ах, не было крыши ни краше, ни выше...  *Укрыться в родном миноре... 
      *Стою, в душе звериной просвет не находя...  *ПЕСЕНКА ЖЕРТВЕННЫХ БАРАШКОВ 
      *Вздох иль подобье вздоха... 


        КАА

        Плыл из динамиков теплый контральто,
        Мягко кружа по дворцам и берлогам.
        Медленный Каа скользил по асфальтам,
        Каа неслышно шел к бандерлогам.

        Ищущий пищи, алчущий власти,
        Каа оставил райские кущи,
        Чтобы разрушить нищее счастье
        Карликов, мнящих, что всемогущи,

        Чтоб бесполезных их отщепенцев
        До смерти нежить в пьяной метели,
        Чтобы душить их сопливых младенцев
        Мором и гладом в мокрых постелях!

        Все их законы, нужды, надежды,
        Нынче ж для Каа - просто игрушки!
        Твари слюнтяи! Твари невежды!
        Твари не видят дальше кормушки!

        Надо ж бороться с дерзким засильем
        Орд гистрионов, с царством паяца!
        В жизни повсюду право за сильным!
        Кончились танцы! Пусть убедятся!

        Каа рассудит старые распри!
        Каа пройдется радужным смерчем!
        Каа означит в старом кадастре
        Новую правду из гуттаперчи!..

        ...Ели пирожные, пили какао,
        Слушали радио, ждали субботы...
        О, бандерлоги не чуяли Каа!
        Добррой охоты! Добррой охоты!

        _^_



        * * *

        Был слеплен Адам из грязи, был слеплен Адам из глины,
        Из серой болотной жижи, несложен и невелик.
        Сквозь алый платок фантазий, узорчатый, паутинный,
        Просвечивает недвижный, холодный и черный лик.

        И плачет по нем театр бесчестного кукловода -
        Ни жизни-то нет в Адаме, ни совести, ни души.
        А ты, о реаниматор, приникни к губам урода,
        Залейся семью потами, но только - дыши, дыши!

        И вспыхнет в чертах топорных нежнейшее из движений,
        И чертик преобразится, и выйдет на Божий свет
        Снегов на вершинах горных белее и совершенней,
        И сердца его синица забьется тебе в ответ.

        А после - метаморфоза к естественному порядку.
        Не надолго хватит света. В карманах сочтя гроши,
        Продаст он тебя тверезо, как водится, за тридцатку.
        Но ты не гадай про это, а просто - дыши, дыши!

        _^_



        * * *

        В муравейнике, бедламе мелкота кишмя кишит.
        И телами, и делами эволюция вершит.
        Бесконечно много сора, с шумом тоже перебор,
        И куда ни бросишь взора, там естественный отбор.

        Обнаглевшего овражка надорвавшийся атлант,
        Безымянный мой мурашка, непримеченный талант,
        Ты старался, ты трудился, за дырой латал дыру,
        Ты для подвига сгодился, не пришелся ко двору!

        Эти лапки, эти мины, зорких глазок изумруд!
        Ладно, нынче ходят мимо, вот ослабнешь, так сожрут.
        Чем бы ты ни занимался, все труды сведет на нет
        Эта алчущая масса, наводняющая свет.

        Будь ты красный, будь ты белый, хоть ругайся, хоть пляши,
        Никому не будет дела до смешной твоей души,
        До смурной твоей судьбины, до любви... А на черта?!
        Здесь особые глубины, кои прочим не чета!

        Ни поминок, ни поблажек! Ни хрена не засбоит!
        На костях таких мурашек муравейник и стоит.
        Стольких в Лету окунули, просто ужас! Просто смех!
        Где-то в норке, где-то в улье кто-то плачет обо всех.

        _^_



        * * *

        Ах, не было крыши ни краше, ни выше,
        Но съехала крыша! Адью!
        Извозчик, извозчик, потише, потише
        Хлещите лошадку свою!

        Не то чтобы с горя, не то чтоб с устатку,
        Не то чтоб гноили в тюрьме.
        Умора! Увидел, как били лошадку,
        И враз повредился в уме!

        Пускал бы уж нюни под флейты и скрипки,
        Копил бы в себе благодать.
        Да где ж тебе, душенька, тонкий и хлипкий,
        Над быдлом отжившим рыдать!

        Сгубила беднягу проклятая жалость,
        Повергшая разум во тьму!
        Поди, еще сдуру коняга казалась
        Побитой вселенной ему.

        Кой черт разводить неприличную слякоть,
        Не проще револьвер купить?!
        Ведь, чтобы не плакать, в штаны не накакать,
        Извозчика надо убить!

        Вот только на свете за все мы в ответе,
        От ветра до старых штиблет.
        А мне и рехнуться при этом не светит,
        И нет на револьвер монет!

        Но ежели в жизни ужасной и краткой
        Дозволено нам выбирать,
        Извозчик, извозчик, я буду лошадкой
        Красно на миру умирать!

        _^_



        * * *

        Стою, в душе звериной просвет не находя,
        Над песенкой старинной слезами изойдя.
        Не тенор при капелле, раскормлен и усат,
        Ее мы с мамой пели сто тысяч лет назад.

        Горланили дуэтом, два брошенных птенца,
        А думали при этом - синхронно - про отца,
        Что, мол, кому-то крышка, кранты, как ни крути,
        А наш-то, докторишка, у смерти на пути.

        Мы вслух его бранили, грехи его копя,
        Мы так его любили! Безмолвно, про себя...
        Из подкаблучной дали, с восточной стороны,
        О, как его мы ждали! Как были мы верны!

        Сквалыга-алиментщик. Смотавшийся в астрал!
        Игрок, фигляр, изменщик, он всех нас разыграл!
        Я сердце заклинаю, чтоб было, как броня.
        Я до сих пор не знаю, любил ли он меня.

        Ах, белые халаты! Ах, жизни торжество!
        А жизнь - одни заплаты и больше ничего!
        Паршивая шарада! Грабительский кредит!
        Вот смерть - святая правда - слепа и не щадит.

        _^_



        * * *

        Вздох иль подобье вздоха
        В мокрых ветвях ветлы?
        Это пришел под окна
        Ангел Росы и Мглы,

        Встал на краю надежды
        И световой черты.
        Влажны его одежды,
        Стерты его черты.

        Он пуще зверя чуток,
        Темен и безголос.
        В мрачное время суток
        Бдеть ему довелось.

        Небо грозило градом,
        В сердце твоем - черно.
        Вот он и бродит садом,
        Вот и глядит в окно.

        Знает он, что творится
        Ночью в росе, во мгле.
        Боль твоя растворится
        В хмеле и в ковыле,

        В пятнах тумана, в споре
        Рыб и камней с рекой.
        Он не поможет в горе,
        Но принесет покой.

        _^_



        * * *

        Порой люблю тебя так, что знаю - я умираю.
        И боль моя все жесточе, пронзительней и лютей.
        Иду меж землей и небом, дороги не выбираю,
        И нет для меня ни света, ни Господа, ни людей.

        И весь этот мир, огромный, звенящий, цветной, победный,
        С тобою - в недостижимом, пугающем далеке,
        Мне кажется лишь монетой, потертой копейкой медной,
        В отчаянье машинально зажатою в кулаке.

        И стыну я, задыхаясь от нежности, слез и желчи,
        На тающем льду мгновенья, где сердце, как полынья,
        И броуново движенье свободных мужчин и женщин
        Давно за чертой последней закончилось для меня!

        _^_



        * * *
            "У меня есть хороший кусок,
            я разделяю его с тобой."
              "Внутренняя правда" И-Цзин

        Я хочу разделить с тобою
        зной и холод, уксус и мед,
        над слепой городской толпою
        незнакомой птицы полет,

        и виденье алого брига
        на промерзшей, черной реке,
        и весенние ноты Грига,
        и последний медяк в руке.

        Все обиды мои, все шрамы
        и спасавший меня родник.
        Все рассказы бабки и мамы,
        все сюжеты любимых книг,

        жар печи и огонь лампады,
        отрывные календари,
        ледоходы и снегопады,
        краски августа и зари.

        За окошком пейзаж убогий,
        бездну, в полночь полную звезд,
        все пристанища, все дороги
        и забытый людьми погост,

        пестрый мир, что велик, да хрупок,
        непростое свое житье,
        ослепительный этот кубок
        и горчащее в нем питье!

        _^_



        * * *

        Плывет твоя ладья, зеленая ставрида,
        По ветру и воде,
        От солнца до луны, от Агры до Мадрида.
        И нет тебя нигде.

        Несет твоя ладья жасмин, миндаль и миро,
        Сандал и бирюзу,
        И тысячи локтей шелков и кашемира,
        И лето, и грозу.

        А ты пронзаешь даль веселым синим взглядом
        И вновь встаешь к рулю.
        И кажется тебе, что я склонилась рядом,
        И я тебя люблю.

        И кажется тебе, что я бегу навстречу
        По ветру и воде!
        И плачу от любви, и сердцу не перечу!
        И нет меня нигде.

        _^_



        * * *

        Укрыться в родном миноре
        На кромке вселенской ткани,
        Незримой рукой расшитой
        Чужому минору в тон,
        И слушать, как ночью море
        Целует и гложет камни,
        Глотает, а если сыто,
        Так лепит из них мадонн.

        Надменных, неловких, нежных,
        Держащих смешные свертки
        С грядущим добрым Иначе,
        Грозящим большой бедой,
        Холодных и безнадежных,
        Отвергнувших все увертки
        Великой игры в удачу,
        Привыкших жить под водой.

        Их сотни, а может, тыщи,
        И грусти их нет предела,
        Какая их скорбь снедает,
        Как страшно взглянуть вперед!
        Для моря они - лишь пища,
        Нельзя ничего поделать,
        Оно, как заголодает,
        Не мешкая, всех пожрет.

        _^_



        ПЕСЕНКА ЖЕРТВЕННЫХ БАРАШКОВ

        Монеты света не зароешь,
        Сна золотого не продашь,
        Ладонью небо не закроешь,
        Звезды заветной не предашь,

        Пусть говорят - не вечно маю
        Сады и головы кружить,
        Не плачь, не плачь, теперь я знаю:
        Мы будем жить! Мы будем жить!

        Где свищут в кущах духи леса
        И ткут зеленое сукно,
        Где опустившийся повеса
        Цедит дешевое вино,

        Где океан хрипит угрозы,
        Где травы жаркие по грудь,
        Где окровавленные розы
        Роняет Бог на Млечный путь,

        В потоках воздуха и ливней,
        Ночных машин, прозрачных рыб,
        В пересеченьях ломких линий
        На грубых гранях древних глыб,

        Пребудем мы - вселенской солью,
        Сильны, как в мае дерева,
        За то, что нашей скотской болью
        Была Вселенная жива.

        _^_



        © Виктория Измайлова, 1999-2024.
        © Сетевая Словесность, 1999-2024.





Словесность