Словесность

[ Оглавление ]






КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность



ИЗ ПРОШЛОГО В НАСТОЯЩЕЕ


 


      * * *

      Нет, время никогда не виновато:
      ни перед теми, кто когда-то был,
      ни перед звёздной точкой невозврата,
      где смешивает космос пыль и пыл.

      Календарям, сменяющим друг друга,
      за годом год ронять свои листы,
      и птицам улетать на юг – и с юга,
      окликивая землю с высоты.

      За веком век наматывает мили,
      вчерашний день в тумане хороня,
      как многое и многих мы забыли
      в непрочности сегодняшнего дня.

      И памяти уже не обмануться,
      раскручивая прошлое с конца.
      И даже если б выпало столкнуться,
      то не узнать, наверное, лица.

      И выцветает адрес на конверте.
      И всё короче августовский свет.
      А мир играет в войны и в бессмертье
      на самой уязвимой из планет.

      _^_




      АВГУСТ

        Яблоком своим имперским,
        Как дитя, играешь, август.
              М.Цветаева

      Неси, небесная река,
      над неприметною судьбою
      пушистой ваты облака
      и между ними – голубое.
      И будут даль, и лес, и луг,
      и свет, и путь – "дитя ошибок",
      как будто лодочками рук
      ребёнок ловит дождь и рыбок.

      Пусть август – плут,
          анжамбеман* -
      туда, где осень глины месит,
      но – медлит, словно каждый – зван,
      и полдень ничего не весит.
      Плыви, невидимый ковчег,
      над синей Русью колокольной,
      где постигает человек
      свои миры, пиры и войны –

      порой не в лад и не в ладу –
      среди витийств и бессловесиц.
      И снова яблоки в саду
      роняет
        – вхруст –
          имперский месяц.

      В привычном круге перемен –
      сквозь переходы-перелазы –
      даруй до старческих времён
      искать досказанности фразы,
      и торность дружеской тропы,
      и прочность веры стародавней,
      где Магдалинины стопы,
      и свет звезды,
      и пустошь камня.
      ______________________________________________________________________
      * Анжамбеман – [фр. Enjabement – перенос, перешагивание] – перенос части фразы
      из одной стиховой строки в другую.

      _^_




      ДОЖДЬ

      Дождь – по стёклам автобусным,
      по раскрытым зонтам...
      Праздный день вроде бонуса
      мне от осени дан
      простодушным объятием
      влажных рук сентября,
      будто время утратило
      узелки-"якоря",
      словно стало неважно мне,
      что там было, когда
      плыли разноэтажные
      за окном города
      в давнем поезде прошлого,
      как во сне, не со мной,
      словно сбросила ношу я –
      и легко за спиной.
      Эта птичья романтика
      с сентябрями в родстве.
      Капли с шелестом фантика
      исчезают в листве.

      _^_




      СКИТАЛЕЦ. НЕЧТО ВРОДЕ ФАНТАЗИИ

        Нынче ветрено и волны с перехлёстом.
                И. Бродский

      Увидеть Ниццу, родиться в Вене,
      пожить австрийским пенсионером...
      Не то чтоб возраст осенней лени
      к лицу кофейням и тихим скверам,
      не то чтоб небо в чужом закате
      хандру и сырость лишало силы,
      не то чтоб место твоей кровати
      важнее места твоей могилы...
      А впрочем, чтó нам, коль все мы – гости,
      чьим – мимоходом – уловлен глазом,
      где перекрестье как перехлёстье:
      никем не узнан, ничем не связан,
      где неизбывна печать изгоя –
      в полуулыбке на давнем фото,
      как будто чьё-то лицо – другое –
      напоминает тебе кого-то.
      И – по рожденью – почти острожна
      в том, что отечеств не выбираем,
      услышь, как вечер пустопорожний
      в осенней Вене звенит трамваем,
      помешкай – тенью на парапете, –
      чужому камню почти знакома...
      Но поздно телу менять столетье,
      пространство речи и номер дома.

      _^_




      ПРЕДОСЕННЕЕ

      Когда в краю великоросов
      прозрачно небо, как в раю,
      плетутся луковые косы
      и август жмётся к сентябрю,
      когда уже прохладой дышит
      рассветный луч в моём окне,
      и птицы, оставляя крыши,
      оттуда, с неба, машут мне,
      и разговор – почти эклога,
      и светел голос в полумгле,
      чего ещё желать от Бога
      для райской жизни на земле?..

      _^_




      ВЕТЕР ОСЕНИ

      Осень в груды смела листья
      старенькой метлой дворника.
      Часовым понедельник выстоял,
      чтобы пост передать вторнику.

      Ветер губы прижал к трубам
      водосточным. Их звук гулок.
      И ладони сложил в рупор
      обезлюдевший переулок.

      Дождь на плечи ронял рифмы.
      Их, как плащ, у дверей сброшу.
      Нет, не с ног –
        он сбивал с ритма,
      ветер, тот, что уже в прошлом.

      _^_




      ОКТЯБРИНЫ

        "...и великая кротость
        разлита в предвечерье".
          Федерико Гарсиа Лорка

      Предвкушение холода,
      осязание вольности,
      прихоть смутного замысла,
      что уныл и бредóв...
      Это осень куражится
      над моею застольностью
      в пору долгого месяца
      накануне снегов,

      разлетается листьями,
      разбегается лисами
      по лесам, по окраинам
      городской суеты.
      Наполняется золотом
      задорожье лесистое,
      и прошедшее с вечностью
      переходит на "ты".

      Окунается в марево
      сердцевина осенняя,
      чтобы небу безлунному
      припадать к чердакам,
      жечь листвя́ными гарями,
      и сулить воскресение,
      и сполóхи рассветные
      отдавать облакам.

      Пахнут сумраки дымные
      терпкой, вязкою горечью.
      И от этой причастности
      возвышается слог.
      Словно здесь сочетаются
      всех миров заокóличье*
      и земные сплетения
      наших дольных дорог.
      __________________________________________
      * Заокóличье – авт. от "околица" (ср.: за околицей)

      _^_




      НАСЛЕДСТВО

      В осенних застольях порою и страшно, и странно.
      Наверно, причиной тому недостаточность света.
      Там горла чернильниц зияют открытою раной –
      их вечно терзают гусиные перья поэтов.

      Горячечной крови, какую ни выстави цену,
      минор неизменен, а век изменяет лишь средства:
      инъекцией слова тональность струится по венам –
      к немым многоточьям, оставленным впрок и в наследство.

      И вкус этой красной строки – сладковатый и терпкий –
      в нём тайна начала и ложь пустоты окончанья,
      и боль разливает по строфам ночной виночерпий,
      и рифма язык обожжёт – на помин, на прощанье,

      наследуя сущность стиха от английского Stalker*,
      беснуясь: а вдруг не услышу, забуду, разрушу...
      И мне безразлично: сжимать карандаш или "Паркер" –
      неважно, за сколько и чем расцарапывать душу.

      Уходит в неведомый космос дымок сигареты,
      и небо, наверно, грешней, но вершиннее звонниц,
      поэтому курят и молятся звёздам поэты,
      стихи, как детей, зачиная во время бессонниц.

      Их дом, может быть, слишком беден и храм не намолен,
      и утро омыто дождями, а вечер завьюжен,
      там досыта кормят печалью в бесхлебных застольях,
      но мне очень нужно сейчас напроситься на ужин:

      минорные терции лучше, чем кварты и квинты,
      и осень родней оттого, что врачует стихами –
      они заменяют собой основные инстинкты
      и всё, что случиться могло, но, наверно, не с нами.
      ____________________________________________________________
      * Stalker – англ. "преследователь" (от to stalk – "подкрадываться").
      Минорная терция, кварта, квинта – интервалы в музыке.

      _^_




      ПРИБЛИЖЕНИЕ

      Осень – средоточие покоя,
      древних новолетий Рождество.
      Усмиряя "торжище людское",
      август обнаружит естество
      улицы
        и комнаты вечерней,
      где ещё не мгла –
        уже не свет,
      где –
        славь Бога –
          длится век дочерний
      и привычны голос и ответ.

      Скоро листья лягут тёмной прелью,
      подустав от жизни на свету,
      в лужи мутноватых акварелей –
      словно краску выбрали не ту
      и смешали с серыми дождями
      зáводи оранжевой луны.
      И застолья с поздними гостями
      в эту пору тру́дны и странны́.

      Отпоют все те, кому поётся,
      улетят все те, кому – на юг.
      Только память с нами остаётся,
      будто самый неотвязный друг.
      Оттого ли осенью не спится,
      чтобы в час, похожий на тоску,
      предсказала чистая страница,
      "что случится на твоём веку",
      будто, бремя прожитого сбросив,
      знает тайну будущего дня.
      Послепослезавтра будет осень,
      словно долгожданная родня.

      _^_




      ДЕКАБРЬ

      Зима во все четыре стороны.
      В окне – заснеженная падь.
      Спи, тихий город, из которого
      мне будет грустно уезжать.

      Я всё запомню: небо грузкое
      и краткий свет дневных часов,
      неторопливость среднерусскую
      и простодушие лесов,

      и флёр предутренней печальности,
      и поезд серо-голубой,
      и власть насмешливой случайности
      над рассудительной судьбой.

      Здесь дни просты и ненавязчивы,
      как чьи-то дети во дворе,
      как мимолётность настоящего
      и расставанье в декабре.

      _^_




      НОВОГОДЬЕ

      Быть как роса и как тростник,
      молчать и дожидаться света,
      как ждут ребёнок и старик
      выздоровления и лета.
      И слушать снег: а он шуршит,
      ночами прикасаясь к окнам,
      чтоб стать вернейшей из защит
      от сна, как шёпот или оклик.

      Не спи, ты слышишь, не усни,
      следи за музыкой летящей,
      пока небудничные дни
      оберегает дух ледащий,
      от многословия храня,
      и ствол смолою мироточен.
      И чуток мир – не больше дня,
      а может быть, не больше ночи.

      _^_




      ИОСИФ
      (фрагмент цикла)

      28 января. Памяти И. Бродского

      В старости главное – пережить зиму.
      Утром – до ближнего магазина,
      благо, дорога известна до
      каждой неровности на асфальте.
      Дворник на удивленье молод.
      Улица предощущает холод,
      но ни к чему обновлять пальто:
      здесь не Милан в изразцовой смальте,
      где и старухи ещё "ого!.."
      Гладить собаку, читать Гюго
      у гобелена в каморке Карло,
      в Карловых Варах, а впрочем, Нарва
      тоже сгодится, когда зима:
      смахивать лица, менять дома
      и оставлять за порогом время,
      в странном созвучии "Ревель – ревень"
      распознавать переливы вод...
      Посуху – это почти что вброд,
      если родился среди евреев.

      Ночь промелькнула, как интермеццо.
      Жизни не хватит и ста Венеций –
      смерть по запросам куда скромней.
      Скован предзимьем бессильный хорос,
      долгое слово ворует голос
      в полуиспуге коротких дней.
      Где-то январь – незнакомым бродом,
      белой рекою, большим народом –
      там, на неведомом берегу, –
      в час, где следами – в сухом снегу, –
      здесь – наступление воскресенья.
      Тут не проходишь в твоём осеннем –
      снег прогнозируют к четвергу.
      ________________________________________________________________________
      28 января 1996 г. – день смерти И.А. Бродского, а 4 июня 1972 г.,
      покидая навсегда Россию, сидя в самолёте, в первые минуты эмиграции И. Бродский
      напишет: "В полдень самолёт стартует без разворота прямо на запад <...>.
      Внизу – Эстония, вижу Усть-Нарву, где Нинуля и Лёша [Лифшиц] с детёнышами. <...>
      Вот и всё. За шеломенемеси, за облаками. Кто платками машет вслед, кто кулаками..."


      _^_



      В окончание января

      Между жизнью и смертью – век,
      между светом и тьмою – миг,
      связка писем, седой дневник,
      давний ветер и новый снег.
      Измеряют года круги,
      вымеряя пространство дел.
      Этот город и вправду бел,
      даже если вокруг – ни зги.

      А в какой-то цветной дали,
      где темнеет часам к шести,
      прерывают свои пути
      океанские корабли,
      и, качая в ладонях вод
      камни мокнущих площадей,
      хитрый вечер, что тот халдей,
      зазывает к себе народ.

      Так, наверно, в любой январь,
      в долгий месяц чужих гостей,
      обнулением новостей
      утешается календарь.
      Только где-то на рубеже
      ваших ливней и наших вьюг
      обозначится час разлук,
      недоступный для слов уже.

      Но проросшие, как трава,
      через время другой строки,
      осязаемы и близки,
      все несказанные слова,
      превращая в бумажный хлам
      многоточия дневника,
      новым снегом приходят к нам
      из высокого далека.

      _^_




      АННА
      (фрагмент цикла)

      Сожжённая тетрадь

        ...Сколько раз глядела я,
        Как они горят...
        Мечены, мечены
        Каторжным клеймом.
        А. Ахматова. Застольная, 1955 г.

      Последнее искушенье –
      свет, вспышкою перед тьмой, –
      прошением о прощенье
      к себе – от себя самой –
      за то, что у кромки края
      тебя сторожит фонарь,
      за то, что, с огнём играя,
      застольно метёт январь.

      Умножив твои печали,
      твой смех остаётся юн,
      когда не к добру вещает
      приветливый Гамаюн,
      когда, размыкая руки
      и пальцы отъяв – не трожь,
      ты взмолишься о разлуке,
      не веря, что это ложь.

      А завтра, зарёю тощей –
      сквозь хлёст снеговой крупы –
      в костёр – так ведут на площадь –
      под шёпот глухой толпы:
      на слухи слова растащат –
      поветрием площадным...
      Полынная горечь слаще,
      чем этот рассветный дым.

      Меж дружеств и одиночеств
      к ответу придёшь одна
      туда, где живут без отчеств
      крестильные имена, –
      в надежде на искупленье.
      И всё же благодари
      последнее искушенье
      и поздние фонари.


      АМАНТА

      Ворожее, ласточке, аманте
      слово – и пророчество, и миф.
      Дрогнут стёкла в стареньком серванте,
      приближенье чьё-то уловив, –

      и уже уходит отраженье
      в зеркала распахнутых времён.
      Только звуков звонкие движенья –
      в перезвоне с тонким хрусталём.

      Как несостоявшиеся встречи,
      будоражит праздная тетрадь.
      Станет мифотвóрица под вечер
      чётки на столе перебирать.

      Словно взгляд далёкого жирафа,
      обожжёт вольфрамовая нить,
      и дожди подобьем телеграфа
      будут континенты единить...

      Но когда нахлынувшею речью
      бредит ночь, бесстрашна и юна,
      меркнет золотое Междуречье.
      И плывут над нею времена,

      где ещё не стали скорбной данью –
      в непомерной му́ке этих плат –
      крестные "крестовые" свиданья
      и его последний звездопад.

      _______________________________________________________________________
      Аманта - устар. – "возлюбленная, любовница", от франц. amante в том же значении.
      Мифотворица – по мнению современников и критиков, А. Ахматова сама создавала миф о себе,
      в том числе биографический.
      Чётки – здесь метафорическое указание на сборник А. Ахматовой "Чётки" (1914 г.).
      "Словно взгляд далёкого жирафа..." – отсылка к стихотворению Н. Гумилёва "Жираф" (1907 г.),
      посвящённому А. Ахматовой.
      Междуречье – то же, что Месопотамия: Н. Гумилёв – один из крупнейших
      исследователей Африки.
      "Крестовые" свиданья – от "Кресты" – бывший следственный изолятор в Санкт-Петербурге.
      В 1935 году в "Кресты" попадают сын Н. Гумилёва и А. Ахматовой, будущий знаменитый
      историк Л.Н. Гумилёв, и второй муж поэтессы искусствовед Н.Н. Пунин. Им обоим
      А. Ахматова носила "передачи", стоя в очередях среди таких же родственников заключённых.
      В 2006 году напротив "Крестов" был установлен памятник Анне Ахматовой: в поэме "Реквием"
      А. Ахматова сама указала на это место:
      "А если когда-нибудь в этой стране
      Воздвигнуть задумают памятник мне, <...>
      здесь, где стояла я триста часов
      И где для меня не открыли засов".

      _^_




      ПРЕДСКАЗАНИЕ

        "Зима тревоги нашей позади..."
              У. Шекспир

      Окоём измерений:
      только вечность и миг,
      и пространство, и время
      разделяют на два.
      Но тревожные зимы
      позабудет старик,
      и в распахнутый полдень
      устремится листва.

      Так кончаются грозы,
      и болезни, и ночь.
      Так невидимый ангел
      Божью службу вершит.
      Назначение скорби –
      пережить, превозмочь –
      и широкое небо
      тишиной оглушит.

      Все долги неоплатны
      в этом дольнем краю.
      Но и Бог милосерден,
      ибо дивен и благ.
      Зааминь троекратно
      эту веру свою.
      Будет радость – по вере.
      Будет так.
      Будет так.

      _^_




      ШЕКСПИР

      – 1 –

      Каждый из нас носит внутри смерть и бессмертье:
      воин в бою, путник в пути, книжный герой.
      Месть или честь тенью клинка дремлет в Лаэрте?
      Выпад – и хлад: время идти вслед за сестрой.

      Каждая рознь носит внутри месть и пощаду,
      зло и добро, правду и ложь, бездну и высь.
      Клавдий хранит тайну письма, трона и яда.
      Небо хранит тайну развязки.
      Молись.

      – 2 –

      Есть в произволе начал произвол окончаний.
      Автор за тёмной строкой прозревает финал.
      Мир – это только преемство единоначалий –
      Бог и сегодня над всем, что вчера создавал.

      Если отмерены сроки песчинкам и глыбам,
      значит ли это, что каждый спасён и прощён?..
      Шпага в руке –
      это выпад,
      и выход,
      и выбор,
      рана Лаэрта,
      и Гамлет под белым плащом.

      Кончится пьеса.
      Но кажется: Vitaincerta.*
      Осень в окне притворится межзвёздной дырой.
      В каждом из нас умещаются смерть и бессмертье,
      воин
      и путник,
      и автор,
      и книжный герой.
      ______________________________________________________
      * Morscerta, Vitaincerta – лат. поговорка "Смерть несомненна,
      жизнь неопределённа".

      _^_




      * * *
          Нет, я не Байрон. Я другой.
              М.Ю. Лермонтов

      Иным родство* – в небесности оков,
      а то, что разно, – вольность провиденья:
      непрочные барьеры языков,
      несходство предпоследнего мгновенья.

      Я вижу: чуть хромая при ходьбе,
      два, оба, не один – на самом деле,
      бросают вызов дрогнувшей судьбе –
      и оба погибают на дуэли.

      Мой книжный шкаф похож на тихий порт,
      где, от судеб измучившись без меры,
      одетый в позумент британский лорд
      встречается с российским офицером.
      _________________________________________________________
      * Дж. Байрон и М.Ю.Лермонтов – действительно дальние родственники.
      Предок Байрона Гордон, живший в XVI веке, был женат на Маргарет Лермонт,
      представительнице известного шотландского рода, который и является истоком рода
      предков М.Ю. Лермонтова. Предок М. Лермонтова, пленный поручик Георг Лермонт,
      в XVII веке поступил на службу в Россию, принял православие и стал Лермонтовым.

      _^_




      ГЕРОИНЯ

      Распахнутся страничные створки подобием окон,
      но уйдёт от окна – в глубину – прототип отражений.
      И уляжется ночь, оставляя её одинокой:
      да не спутает глаз чужака две похожие тени.

      То, что стало строкой, не верней ремесла хиромантий,
      разве только сойдёмся на правде и милости к падшим,
      ведь она ещё тот, записной, неизбывный романтик –
      что возьмёшь, если лет на пятнадцать она меня младше.

      Те, кто ищут её у окна, только призрак отыщут:
      не потрогать Луну, что глядится в озёрные донья.
      Мне не вклинить её в отведённую площадь жилища –
      ей меня не впустить в нежилое своё заоконье.

      Пусть она остаётся в своей неоконченной саге,
      где господство руки утверждает моё первородство,
      чтобы снова – и ночь, и окно, и слова на бумаге
      поверяли строкою земную науку несходства.

      _^_




      ФЕВРАЛИ

      Земную суть открытий смысла
      лови, февральское тиранство,
      и я в межвременье зависну,
      как в невесомости пространства,
      где мир рождается abovo,
      отрекшись от сует и мáет,
      когда навязчивое слово
      снега летящие хватает,
      напоминая о глубинах
      и майской пене в чаше Гебы.

      Но в снежной слепоте куриной
      есть отгороженность от неба,
      и приземлённость, и укромность,
      где скорый день играет в прятки,
      и даль таит свою огромность,
      и кажется, что всё в порядке,
      и свет наполнен тишиною,
      и сумрак кротче и бесстрашней,
      и грань меж миром и войною
      прочней, чем день позавчерашний.

      _^_




      ЭОС

        Встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос.
                        Гомер

      – 1 –

      У жизни скорость вестовых
      и опадающих соцветий.
      В мельканье вешек верстовых
      листаю будни двух столетий.

      Надёжен памятливый кров,
      доднесь хранящий по соседству
      с медлительностью вечеров
      лоскут недлительности детства.

      Пока не вырван из рядов,
      на круг всему найдётся мера.
      У жизни скорость поездов,
      твоих шагов, строки Гомера,

      дождливых капель – по стеклу
      окна, глядящего в закатность.
      Живи – от холода к теплу,
      опровергая невозвратность,

      из бездны снов, где всё – твоё:
      и миражи, и предрассудки,
      перемещаясь в бытиё,
      в миг ежеутренней побудки,

      где вновь пленит ездóчный раж,
      и держат слово ритм и мелос,
      и переменчивый пейзаж
      являет пламенная Эос.

      – 2 –

      Полу́ночный свет потушу напрасно я,
      и ночь встрепенётся на полчаса
      и вытолкнет в смутное, неподвластное,
      подавшись на тени и голоса.

      Каким продолженьем строка утешится,
      в кого воплотишься – "велик" и "мног", –
      когда из-под рук уплывёт столешница
      землёй, уходящею из-под ног?

      Землёй, где оплатится и оплачется,
      где истину ищут в своей вине,
      где что-то неясное обозначится –
      и вдруг проясняется, как во сне.

      Как будто со слóва снимают кожицу
      и делят на дольки нутро – изволь.
      Но час настаёт – и уже не можется,
      и слово уходит, как бред и боль:

      полночные строчки зияют дырами,
      и ты им – седьмая на киселе –
      в минуту, где Эос, из мрака вынырнув,
      тебя застаёт на седой земле.

      _^_




      АЛЛЮЗИИ

      Ловить мгновений радужные блики,
      но ни одно не смочь остановить,
      не зная, что покажется великим,
      что выпадет хвалить или клеймить;
      не верить ни в предчувствия, ни в знаки,
      и не скитаться, словно вечный жид,
      и о себе сказать: живу, как всякий,
      кто понял жизнь и больше не спешит,
      вдруг изумившись лёгкости открытий,
      что сложности приводят к простоте,
      что зев земли и щедр, и ненасытен,
      а память умещается в листе,
      что, может быть, о главном надо – тихо,
      как будто пьёшь – одна – вечерний чай.
      И, перепутав двери "Вход" и "Выход",
      умерить шаг, заметив невзначай,
      как правда наполняется покоем,
      как дорог век живого существа
      и как взрослеет каждою весною
      за две недели новая листва.

      _^_




      ДОСЛОВНОЕ

      Владельцам небогатого улова,
      нам так привычна рыбья немота
      и вера, что сумеет правда слова
      сравниться с правдой чистого листа.

      Но слово – ложь, бессилие попытки
      поймать, как рыбу, суть на остриё.
      Расхожие словесные пожитки –
      одни на всех, и каждому – своё.

      Щедрот ли, тщет стяжает невеликость
      имущества – до-словное стеречь,
      чтоб ночь преодолела безъязыкость,
      немое запечатывая в речь.

      _^_



© Лана Яснова, 2025.
© Сетевая Словесность, публикация, 2025.





НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Андрей Бычков. Человек знака [Как обычно некто не знал, что ему делать, забывал, что сделать хотел, вроде бы решал и снова застывал в своей нерешительности. Вдруг обнаруживал себя...] Владимир Буев. Обнять не обнятое [Репортаж с первого из вечеров, посвящённых 11-летию арт-проекта "Бегемот Внутри".] Изяслав Винтерман. "В неразбавленной воде, в глубине песка" [Все линии вдруг стянутся к одной, / соединятся в непредвзятой точке. / И жизнь, и смерть стоят на проходной – / я предъявляю пропуск на листочке...] Дмитрий Мальянц. На распахнутых ладонях [Февральским снегом падают века, / На антресоли в банках бродят вишни, / Останутся ржаветь в черновиках / Простые незатейливые вирши...] Лана Яснова. Из прошлого в настоящее [Владельцам небогатого улова, / нам так привычна рыбья немота / и вера, что сумеет правда слова / сравниться с правдой чистого листа...] Михаил Поторак. Шары, светящиеся в темноте [Наверное, это моменты, когда я бываю необъяснимо счастлив, разлетаются вот такими шарами, и в них заводятся отдельные какие-то маленькие миры...] Татьяна Горохова. "Я не жду, когда красота спасет мир, я активно ее сохраняю" [Обнаженка притягивает. Однако современные люди со своим культом одежды, с вечной погоней за модой закрывают свою суть – свои тела...] Дмитрий Аникин. Царь Эдип [Беда большая. Мор великий в Фивах. / Ходил слепец пророк узнать, за что / такое нам. И в храме объяснили: / есть, дескать, нераскрытое убийство...] Илья Будницкий. После оттепели [Всё это – свет, но ты живёшь в тени, / Проходит жизнь в неслышном промежутке, / Со всех сторон огни, огни, огни – / И многие пугающи и жутки...] Александр Заев. Акварели [Жизнь безоблачна и блаженна, / когда дождь омывает крышу, / тихо в окна стучит и в стены, / и я только вот это слышу...]
Словесность