Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность




АТТРАКЦИОН  "ЛЮБОВЬ"

Главы из повести


Антонии Апостоловой,
НЕ верящей,
что музыка вечна.


Под ним струя светлей лазури,
Над ним луч солнца золотой...
М. Лермонтов

Сердце - любовных зелий
Зелье - вернее всех...
М. Цветаева


I. Банальный выходной

Это был чудесный день, и облачком ничего не предвещавший...

Лишь дюжина шагов в сторону, и будничный уличный шум запутался совершенно в ярких сонмах кленовых листьев, распылился "мильоном мельчайших частиц" и бесследно растворился в золоте и покое "индейского" лета... а они, прямо по цепочке блестящих лужиц - как по волшебной стежке-дорожке, проложенной ночью захожим великаном, - попали в окружение красочно-деревянных великанов и гномов, ковбоев и индейцев, в сладковатый запах попкорна и липкие облака сладкой ваты, в детские несдержанные крики и в нарочитый надрыв соперничающих за детишек репродукторов - Парк Чудес!

Как же там русские величают сию пору: "золотая осень", "бабье лето"? Мэтт пожалел, что забыл-таки новенькую камеру - стоило бы запечатлеть этот, в золотистом лиственном кокошнике, женственно-мягкий денек на века! Ах, был бы он режиссером (то есть немножко богом), - то вот что за сцену воплотил бы в жизнь: Джейн, горделиво-стройна, с пышными локонами, ярко выкрашенными солнцем и подвитыми на кончиках нежным ветерком - просто королева! - вскидывает руки к ближнему клену, и немедля целая стайка листьев срывается и скользит, толчась ревниво, прямо к ней. Нет-нет - дубль два: когда она простирает руки к трепещущей кроне, ее губы должны еще неслышно выражать некую мольбу или заговор. А визажисту надо бы расстараться, чтобы оттенок помады по-родному совпал с багряным отцветом каймы на спелых листах. Вот так!.. А что - вполне кинематографично (тут смайлик).

Увы, на деле Джейн давно (впору отмечать юбилей!) растратила былую нереальную стройность на всякие коврижки, хотя, окунувшись в сегодняшнюю радостность, этого совершенно не хотелось помнить. Ведь и сам Мэтт, увы, не стал режиссером-оскароносцем, а лишь преподавал (разжевывал в мякоть!) русскую литературу в городском колледже... Толстой, Бунин. Вот это, да! И если сынишка уже умчал, взметая из луж сияющие брызги, к маячащей сквозь кусты аляповатой карусели и гордо оседлал там славного солового жеребца "в яблочках" (почти всамделишного, осталось только кличку угадать!), а они-то все еще идут-бредут себе, нога за ногу, почитай старики, хотя и позлащенные осенним солнцем, то вот об этом надо писать. Хотя - Мэтт, прищурившись со счастливой слезой, поогляделся - ведь совершенно не за что зацепиться взглядом: все радостны одинаково! Он мог бы (ах, если бы только камера была с ним!) "закадрить" солнце с облачными разводами макияжа на негасимом лике или караваны муравьев, снующих по багровым прожилкам на опавших кленовых листах, но все это были бы лишь технические трюки и уловки - светофильтры, макросъемка... Он видел теперь, что главное - людскую безмятежность - ему толком не выразить ни через кино, ни словесно. Все возможные зарисовки - про детей ли, про взрослых ли - выходили совершенно равноценно безакцентными.

И все же, ему это понравилось: да, так и должно быть! Все и должны быть счастливы точно так банально, как он сейчас. И если бы он все же был Господь, то немедля запретил бы императивным декретом любые исключения из такого хорошего обычая. Ах, вот если бы был такой измеритель счастья, чтобы увериться, все ли вкругорядь счастливы одинаково!

..................................................................................................................

- Мэтти! Мэтти! Смотри! - щебетала Джейн, настырно подергивая его за локоть. - Там новенькое что-то! Где все толпятся - вон за клумбой с гербом, вдали, видишь? Ну-у, пошли...

Ах, как навязчиво реалистичны иногда всякие мелочи: бестолковое вожение туфелькой по скрипучему песку, бранчливый шепоток электричества, сонно прячущегося в складках шелковой блузки, пронырливо-проникновенные пары чужого дыхания прямо в ухе! Мэтт, так бесцеремонно выдернутый из собственной идиллической дали, сердито выдернул руку:

- А где наш-то?

Ну что за блажь звать его этим, пусть нежным, но откровенно "постельным" именем на людях! Какая глупая стадная тяга к любым тусовкам и сборищам! И почему именно ему всегда выпадает следить за сынишкой! Что за...

- Да вон он, давно уже там, глупый! - Джейн, гортанно смеясь (ах, как безотказно это всегда его возбуждало!), вновь ухватила мужа под руку, опять окутала его всеми своими звуками и запахами - едва ощутимыми, только ему предназначенными! - и исподтишка щекотнула пальчиком подмышку. - Ну-у, пошли туда, Мэтти...

Мэтта сладко передернуло от щекотки (это тоже его заводило, о чем она распрекрасно ведала), он аж как-то несолидно прихихикнул и мирно позволил утянуть себя "туда", где у загончика с жужжащими электромобилями мелькала красная футболка сына. Так он и шел за нею - полу... загипнотизированный, что ли, ее телом, которое она (пусть исподтишка!) только что вновь ему наобещала, - и опять был абсолютно доволен, и с радостным удивлением наслаждался вновь вспыхнувшими вокруг деталями всеобщего счастья. Ибо на все-все окрестности, чудесным образом, тоже пал розовый эротический флер. О, это действительно было забавно! Прямо сказать, анекдот...

"Там", на центральной площадке парка, где еще в прошлый уик-энд стояли неровным полукругом лотки с пестрыми раскидаями, калейдоскопами и прочими заморскими "les mistrals gagnants", где, презревая очередность, толклась вокруг ряженых продавцов радостная мелкотня, нынче был воздвигнут странный помост с двумя стеклянными кабинками. По мере приближения разгляделась (вся в розовых бутоньетках) престранная надпись на рекламном щите: "Термометр любви - проверьтесь ДО, голубчики!". Под этим призывом, пылая всей страстью ярких красок, весьма натурально целовалась взасос парочка модно "прикинутых" недорослей (разнополых, слава богу!) - художник явно был свой парень реалист. Действо сие имело место быть на фоне городской мэрии: часы на башенке многозначительно показывали без пяти полдень, чугунные двойные двери уже приоткрывались и разнаряженные гости нетерпеливо и конфузливо косились в сторону тискающейся парочки. Во-вторых, разгляделся и собственно термометр - без каких-то внятных цифр возле рисок, зато с "прикольными", небось рассчитанными на аудиторию из сплошных "голубчиков", подписями. Ах, да то и были не подписи, а подколотые сбоку бумажные листочки - вроде тех записочек с детскими наивными желаниями, что вешают на рождественские елки: "Че-то жгется!", "Во кузяво!" и "Wow! Super!". Люди в скопившейся очереди, всё в основном взрослые пары, веселились, похоже, от души и подтрунивали над соседями... Обычные балаганные шуточки!

- Странно! - съехидничал и Мэтт, легко влаживаясь в общий настрой. - Все вроде половозрелые, стыжусь даже предположить, чем они там меряются! - Ах, вот что всегда привлекало его в актерском ремесле - импровизация! Все-таки как ежедневное общение с острыми на язык студентами отточило его интонации! Реприза удалась на славу: не просто пустая пошлость, а самоснисходительность и самопревосходство в одном флаконе!

- Фу-у! - деланно наморщилась Джейн. - Это не смешно и "не кузяво"! Подумать только, на что "виги" тратят НДС! - И тут же игриво подмигнула, как искоркой прошибла! Прекрасная партнерша!

- Думаешь, это "Центр семейных ценностей" так осваивает бюджет? - хихикнул и Мэтт, не очень даже вдумываясь, что говорит, но торопясь, пока она одобряет это шаловливое настроение. - Ну нет, тогда бы это было в рекламе, причем, клянусь, аршинными буквами!.. Нет уж, - теперь, окончательно войдя в роль, он упрямо тянул ближе и ближе к эстраде зардевшуюся женку, - давай-давай, без "отмазок"! Ты хотела - ты и получи! Вот и проверим, правду ли ты мне ночью ворковала!

- Да ну отстань! - шипела Джейн и краснела все ярче и как бы беспомощнее, краска убегала даже под блузку (ей-ей, как девочка! как же давно это было!). - Это же для малолеток! - Но по ее непротивлению ясно было, что подростковая реклама завела ее до неприличия, что ей именно приятно поиграть в малолетку, к которой настойчиво привязались, и... черт, может... дать? Все подружки давно дают - вот будет хоть не стыдно перед ними!

- А! Какие наши годы! - развеселился Мэтт. Притянул ее к себе, облапал у толпы на виду, долго тоже целовал взасос... - Дженни, ну расслабься! Смотри, сколько вышло желающих!.. - Ах, да она давно расслабилась, податливо глядя глаза в глаза, теперь она точно его! А секрет длинной очереди разъяснился просто: организаторы социального эксперимента, не довольствуясь убогой "целевой" рекламой, бросали в толпу уже совсем грубую наживку:

- Все желающие! И стар, и млад! И натуралы, и даже нет! Супер-чемпионат любви - только сегодня! Испытайте себя! Супер-приз - новейший настенный телевизор! Все режимы! Widescreen для мелодрам и anamorphic для эротики! Все интерактивные функции: PIP и даже некоторые Интернет-порталы! Чемпион определится сего-о-одня!!!

- Что он молотит!? Что за интерактивные PEEP порталы!? - вслух изумился Мэтт, все еще ведший себя, правду сказать, как "авторитетный" петух на курятнике, только что у всех на глазах всласть потоптавший самую белую курочку. Но актеришка с мегафоном (вполне балаганно-шарлатанный типаж: черный цилиндр, седые баки и румянец на щеках) тут же вполне адекватно поцыкал зубом, подмигнул не по чину задорно и продолжил "раскачивать" толпу... И вот Джейн уже неистово, настойчиво и совершенно бесстыдно задергала благоверного за рукав:

- Мэтти! Мэтти! Смотри, миленький, это правда! - она чуть не подпрыгивала, словно вовсю работая маленькими невидимыми крылышками, силясь воспарить над мешающими смотреть "кочанами". - Точно как я мечтала! - она все подпрыгивала и подпрыгивала, с риском переломать каблучки-шпильки. Ведь там, куда как заведенный Ванька-Встанька кивал и кивал зазывала (цилиндр его при этом смешно поерзывал, словно смущаясь обмана... а не скрывал ли он банальную лысину?), там и впрямь к неказистой дощатой стеночке пришпилен был некий чудовизор, техника "послезавтрашнего дня". Теперь и у Мэтта на секундочку загорелись глаза: он и впрямь узнал ровно ту модель, о которой они с Джейн давеча читали за чаем. Как обычно - в брошюре, выуженной из почтового ящика. "Фишка" была в том, что пресловутый PIP ("кадр в кадре") стало возможно программировать на ходу: не просто отслеживать закончилась ли реклама, а, скажем, в футбольном матче стоит лишь выделить "десятку" - и магический ящик тут же отзывчиво покажет твоего любимца крупным планом!.. Увы - приходилось огорчить Дженни:

- Ах, малышка... - Мэтт даже сочувственно приобнял женушку. Поневоле хотелось поквохтать сочувственно и бестолково (самая правильная и полезная реакция в подобной ситуации!) - конечно, хоть и бесстыдно так явно выпрашивать дорогие подарки, но разве его цыпочка их не заслужила!? Но, конечно, она сама знала прекрасно, что вдруг разгоревшееся желание нерационально, ведь уже набегалась тем вечером с рулеткой, вымеряя дюймы между книжным шкафом и шифоньером - нет, не влез бы!

- Ну, Мэтти! Ну давай хоть попробуем! У нас же генетические анализы просто тип-топ! Они тогда сказали - идеальная совместимость! Мы будем лучше всех, я знаю! Пли-и-из! - положительно, красавица Джейн окончательно сдалась ему и превратилась в его красотку Дженни! Опять шаловливо щекотнула и игриво скользнула щекой по его плечу, уже совершенно откровенно. И прилюдно, и по собственной инициативе! Что за сладкая умница и безумница! Ах, и как тут отказать!.. Ему вдруг страсть как захотелось пообщаться с этой необузданной чертовкой накоротке и выставить еще парочку условий ее безоговорочной капитуляции! Ах, оставить бы Лео на автодроме до конца дня или даже дней под присмотром скаутов, а самим...

- Действительно, затихариться бы сладко в какой-нибудь кабинке на двоих. Только, чур, не на Колесе Всеобщего Обозрения!.. Ты ведь это имела в виду? - притворился он дурачком. И, крепко-накрепко обняв ее левой рукой (что доказывало, что он вовсе не дурачок, ибо "лучшую" свою руку оставил свободной намеренно), влюбленно глядя ей в глаза, правой с упоением пощипывал ее возбужденный сосок под смущенно шелестящей (электричество!) блузкой.

- Мэтью! Я краснею... - да она и впрямь порозовела, причем вовсе не от смущения, не от одобрительных смешков соседей по толпе, а от невольно привидевшейся (небось, уже в новом чудовизоре!) живописной картины с нею самою в главной женской роли! И шейку-то так вытянула, как всегда делала при просмотре фильмов анаморфного содержания (тут смайлик)... И тут она так ущипнула его в ответ и состроила ему такие глазки, что все золото этой осени он готов был бы тотчас самолично собрать с деревьев (исцарапав, как водится у мальчишек, все руки и хорошо, если брюки уцелеют!) и вручить ей на совершенно безответственное хранение. - Ну пошли, пошли...



Сидр местного разлива - надо же догадаться окрестить свое пойло этим благородным словом! - был на редкость гадким: и кислил, и жег желудок... но дело свое делал. Понемногу жизнь становилась краше...

А что еще ему оставалось делать!? Джейн, с глазами на мокром месте, и Лео, с глазами горящими как мультяшные звезды (наконец-то позволили!), отбыли на какую-то "крутую" карусель, где одному никак нельзя. Что-то, где все крутится-вертится во всех направлениях сразу, и где Лео будет взвизгивать от счастья невесомости, а Джейн... хорошо, если ее не протошнит. "Кто-то же должен заниматься этим ребенком!" - бросила она через плечо, а ведь только что сама категорически забраковала "Русские Горки", куда обоим мужчинам действительно до смерти хотелось сходить!

Разрази ее гром в этот солнечный денек! Мэтт, морщась, сделал еще глоток... Дело, конечно, было в чертовом "термометре любви", недотянувшим у них даже до пристойного "Че-то жгется!". Дженни, регулярно внушавшая ему по ночам совсем другое (пусть лишь отвечая на его же нескромности!), была почти шокирована. На щеках запунцовели неровные пятна, будто ее милые коллеги по работе (которым ради него вечно отказывала) все как один добились бы с нею лучшего результата на данном лохотроне! Или - вот! - как будто именно он, Мэтт, проявил в этом деле полную мужскую несостоятельность! Не мог он что ли хотя бы притвориться - из-за него, амебоподобной тли (Мэтт-студент не настолько зубрил латынь, - даже ради Вергилия, Овидия и иже с ними! - чтобы сейчас на 100% понять ее беглую аттестацию его особи, но "бесполое, склонное к самоудовлетворению" - это-то он расшифровал)... в общем, из-за него теперь и Приз безнадежно упущен! В собственной великой любви Джейн, похоже, не сомневалась, и, по случаю, щедро осыпала его вечным списком девичьих претензий: разве не в него она влюбилась еще маленькой девочкой? разве не ради него она бросила театральную студию? и всерьез занялась по его указке этими букашонками? и родила ему вот этого чудо-ребенка, потеряв всю фигуру, как раз когда ей опять предлагали наизаманчивую карьеру? Ах, могла бы быть на месте Мелины - не Меркури, а той... ну, другой гречанки! Хотя - все равно ты сериалы не смотришь!.. И теперь ей, связанной обетом, остается только вечно сдерживать горькие женские слезы под набухшими веками!.. Гребаный Приз!

Так или иначе, а Мэтт неожиданно остался один на чужом празднике - так что ему, по вашему, оставалось? Чтобы успокоиться, он и взял еще пинту, и, устроившись за грязноватым столиком, в компании явно хмельных мух (Musca domestica), брачующихся прямо в пенных зеленоватых лужицах, откуда только что налакались, принялся приводить молчаливой кружке обстоятельные контраргументы... А в кого тебе еще было влюбляться, если среди окрестных парней ты уже тогда слыла распротивной задавакой? Конечно, ты была очень умненькой, и у тебя в шкафчике стояло полное издание иллюстрированной "Энциклопедии Насекомых", но ты же не давала нам мусолить ее нашими "грязными лапами"? И разве не один только Мэтти был готов за просто так - за просто так! - копать для тебя этих вонючих навозных жуков (Aphodius fimetarius), изображение которых ты только издали ему показала? О, конечно, когда этот нахал Мэтти принес тебе в спичечном коробке живого жука-оленя и потребовал поцелуй - вот тогда ты влюбилась, да! А что до театральной студии - этой оранжереи нимфеток, супер-пупер кузницы порнодив на шпильках! - вот, кстати, откуда ноги всей твоей эротики растут! - разве ты сама не сочла себя слегка шокированной, когда мэтр режиссер попытался... гм, лишить тебя твоей девичьей застенчивости? Даже не предложив взамен хоть блестящую бронзовку (Cetonia aurata или Netocia speciosa или Potosia cuprea - любая сгодилась бы!). Ха-ха-ха-ха! Дурачина не знал, что стоило ему назначить свидание в Биологическом Музее, и там, у витрины с роскошными заморскими павлиноглазками (Attacus atlas - какие усики для чутья феромонов!), он мог бы рассчитывать на гораздо большее! И какую другую карьеру - зная твою страсть к отрыванию крылышек у всего живого! - можно было бы тебе присоветовать? Там теперь ты ценный ассистент профессора (слава богу, почетного седого импо...) и вволю можешь третировать наглоглазых лаборантов (Homo sapiens)! А что до Лео - дорогая! - а не был ли то, признайся, просто биологический эксперимент на себе - с целью уточнения сопутствующих процессов в женском организме? Оба мы помним, сколько лишних исследований было проведено и сколь тщательно протоколировались их совершенно здоровые результаты!..

Э-эх! Словом, in sicer veritas! Ну и бормотуха!..

..................................................................................................................

Гребаный Приз!.. Припечатав кружкой зазевавшуюся муху, Мэтт бодро вскочил, чувствуя себя на редкость здоровым - на редкость здоровым самцом, если хотите! - и целенаправленно зашагал обратно к "термометру". Да к черту, что скрывать! Он и сам был задет и заведен, и охотно посмотрел бы в глаза любовников-чемпионов: правда ли, что "любовников счастливых узнают по их глазам"? Очень интересно с научной точки зрения... является ли их союз менее зыблемым, чем союз цилиндра с абсолютной лысиной? Клобукастого цилиндра! Ха-ха!

- Дамы и господа! - все еще бодро вещал "бакенбардный" зазывала, но уже с хрипотцой и поминутно отпивая из абсолютно современного пластикового стакана с колой. - Пока у нас нет победителя, а неумолимое время движется к закрытию! Дерзайте! Пробуйтесь! Пробуйтесь все со всеми! Мужчины - будьте настоящими мужиками! Не колебайтесь и не ломайтесь! Будьте джентльменами - приглашайте наших робких дам! Покажите мне "Wow! Super!" - и сей супервизор ваш!

"Боже правый! - Мэтт не мог сдержать ехидного сарказма (как всегда бывало, когда ему доводилось наблюдать "психологию толпы" в действии). - Еще немного, и он организует тут свингер-клуб". Хотя... Дженни может дуться сколько хочет, а он-то пришел в парк развлекаться! Самый час возглавить безобразие!

- Дружище! - протолкавшись к помосту, он панибратски подергал бедолагу в цилиндре за фалды фрака. Тут-то стало отчетливо видно, что и румянец у зазывалы рисованный, и "породоносные" баки - накладные, а цилиндр из папье-маше (тут Мэтт болезненно поморщился) держится на изрядном количестве заколок. Что за ересь?! "Хоть и не лысый, а все же жулик! - Мэтт буквально корчился от внутреннего смеха. - Какого черта этот актеришка-гей обращается к нам как к настоящим мужикам?"

- Коллега! - это нахальное "коллега" пришло Мэтту в голову только что (вообще-то, он чуть не обратился к незнакомцу "Коллега жулик!", но вовремя вспомнил об окружающих недотепах, все еще доверчиво мнущихся в очереди). - Я Мэтт Дженкинс из городского колледжа. Сказать по правде, так вам никогда не добиться статистически достоверной выборки!

- А? Что? - немного ошеломленно обернулся тот, и Мэтт с упоением и убедительностью (не раз отмечено в литературе - блестящим лекторам в состоянии легкого подпития присущ особый апломб!) принялся ковать золото из меди:

- Видите ли, вам же надо получить качественный срез, по всем социальным группам, правильно? Но сейчас вашими призывами вы провоцируете только самых ("Как же они там в социологии называются?" - запнулся он)... пассионарных, понимаете? А многие всегда предпочтут быть пассивны ("Надеюсь, он не воспримет это как личное оскорбление!" - снова прыснул Мэтт про себя). Эти лузеры никогда не отважатся пригласить распрекрасную незнакомку поучаствовать в вашем э-э... несколько беспутном эксперименте! Понимаете?.. Но Вы же тут маленький бог! И в вашей власти дать вашим подопечным отпущение этого маленького грешка фривольности, а им больше и не надо! Действуйте как сутенер! Лишите их этого стыда сознательного выбора "приличной женщины", с которой они подсознательно (ой-ей-ей как!) хотели бы переспать. Перетасуйте их как колоду и пусть "deus ex machina" решает, какой валет кроет какую даму!..

Надо было воздать этому перцу-голубчику должное - хваткий черт! - и вскоре уже над площадкой вновь разнесся его вдохновенный, да еще усиленный мегафоном голос:

- Дамы и господа! Призовая игра! Прошу всех желающих получить у меня номерки. Это не просто номерки - поскольку большинство из вас уже участвовало в нашем замечательном тесте, теперь компьютер, проанализировав ваши энцефалограммы, попробует сам подобрать вам идеального партнера! Смелее! Приз будет разыгран сего-о-одня!!!

"Что он несет, шельмец!" - восхитился Мэтт, с удивлением обнаруживая в своей руке еще один - теперь бумажный - стаканчик с зеленой шипучкой. Вкус и был немного картонный, ну да ладно! В толпе при упоминании таинственных "энцефалограмм" тоже раздались одобрительные смешки - смешки людей, которые признают, что их дурачат, но дурачат весело. А разве не за этим они все собрались сегодня в Парке Чудес? Тем более, что с "энцефалограммами" или нет, но "Приз будет разыгран сего-о-одня!!!". Мэтт и сам одобрительно усмехнулся и даже огляделся в поисках Дженни - она бы точно не удержалась и потребовала циферку из первых! Черт, ну и где ее носит, когда не надо? Пришлось брать номерок самому - только ради того, конечно, чтобы Джейн потом не куксилась, надув губки, что он и самый распоследний шанс упустил!

..................................................................................................................

Аттракционист, видимо, решил идти до конца, а, может, просто сам вошел в азарт, без передышки выкрикивая номер за номером, - как совершенный оглашенный. Половина публики, махнув рукой, уже разошлась, зато к некоторым подтянулись друзья и родные и теперь шумно болели за своих. Обстановка царила раскованная, но удивительно дружеская: "Поцелуй ее сначала! Потискай!" - кричала смазливая девчонка своему парню, шедшему "меряться любовью" cо строго одетой "office-woman" в летах, и это абсолютно никого не шокировало... "Боже, - Мэтт, прихлебнув из стаканчика, аж пособолезновал. - Ну и импо народились!". У девчонки-то той были до того на диво изящные рученьки с каким-то модным (толком было не углядеть, далеко!) "объемным" маникюром на розовых ноготках, - что лично Мэтту одних тактильных ощущений с избытком хватило бы выдать с ней "Wow!" три раза. И больше никого не надо! Но Джейн и Лео уже давно крутились рядом... Джейн, лишенная невинной радости быть обжатой каким-нибудь молодым жеребчиком на глазах у мужа, разрывалась теперь между ревнивой слежкой за Мэттом (он, понятно, на ее глазах и не думал озоровать, даже наоборот - охотно пустился комментировать все прыщи следующей претендентки) и жгучим желанием Приза, - так что казалось минутами, сейчас сама выкрикнет Мэтту: "Затискай же ее, затискай их всех, что ж ты еле телишься!". К тому же, ее постоянно донимал совершенно ошалевший Лео, таская и таская за собой на автодром, - сколько кругов, интересно, он нынче накатал, сколько выиграл заездов? Всяко - эти счастливые выходные он запомнит надолго, то-то будет россказней в садике! Кто-кто - а Лео свой сегодняшний Приз уже получил!..

Возбуждение овладело всеми, эмоции кипели, все уже были друг в друга безоглядно влюблены, результаты лидеров потихоньку подрастали, заветный "Wow! Super!" уже не казался невозможным. Развязка же произошла самая неожиданная...

Позвали Мэтта и еще какой-то номер - он даже не уследил. Под возглас Лео "Давай, папа!", очень одобрительно встреченный участниками, и под шик опять запунцовевшей Дженни, он - уже как на работу - поднялся в "мужскую" кабинку. На нынешнюю партнершу свою он толком даже не смотрел - все оборачиваясь: как там, не шпыняет ли Дженни его отважного отпрыска за излишнюю солидарность с отцом? И еще - сквозь разнобой репродукторов, ветерок вдруг донес вечное "La chanson des vieux amants"... Брель? или современный кто-то?.. и он машинально принялся подпевать, сам легко вспоминая мелодию (а ведь не слышал чертову дюжину лет!) там, где ветер уносил ее ноты прочь; да-да - даже в тетрадку тогда записал слова, когда учил французский. Из-за этого ли все стряслось? Но только изумленный гул толпы и странный стеклянный шелест вернули его к месту действия: как при телеповторе, стекла обеих кабинок (значит парень не врал? что-то эти стеклышки действительно измерили?) медленно распадались, лениво падали на дощатый настил помоста, открывая взору осиротевший "термометр", бегунок которого, сорвавшись с полоза, тоже медленно, лениво улетал ввысь, куда-то в недостижимые для смертных райские кущи. Кажется, выглядел Мэтт при этом довольно-таки дурацки: рот, во всяком случае, точно был слабоумно приоткрыт. Но и безвестная партнерша была ошеломлена не меньше, потому что когда он опомнился оглянуться, с кем же его свела судьба, то увидел лишь спину пальто. "Какая-то коротышка!" - растерянно пробормотал Мэтт. Вот и все, что он смог промямлить в этот миг.




II. Geneviиve de merci

- Джейн!..

А!? Все те же трепет, недоумение, стыд... Насколько неприятно для слуха имя это, настолько и для произношения - почти физически мучительно! Имечко, которое с ленцой и легкомыслием раздается почти без разбору и курчавым болонкам, и кудрявым "мыльным" звездочкам, и затем так по-снобски растягивается в устах дам "за сорок", кричащих призывно: "Дже-ени... Дже-ени"! А стоит познакомиться с мужиком - тот сразу пишет в уме "галочку": нетрудная, предсказуемая, рядовая "добыча".

Но это не о ней! И все же - повела невольно ухом, дернулась на призывающий, чуть неврастеничный и одновременно кипящий от довольства и неуязвимости глас, каким владеет лишь счастливец, не ведающий неопределенности! И все это - и супер-положительный мужик, и прыгнувшие прямо в глаза солнечные зайцы, и приторошный запах сахарной ваты, и детские слюни кругом, и подскочившая "Джейн", оттаскивающая малыша за упрямые ручонки, и взбившаяся сумбурно желто-оранжево-красная листва, - все как-то разом слиплось в единый ком и покатилось само собой к толпе, осаждавшей новый "волшебный аппарат". Но не к ней...

А... А ее Ян так и стоял у зеленовато-ржавого столика с газетами, переклонившись почти по диагонали, сложив руки в кольцо за спиной и, довольно покряхтывая, вычитывал задом-наперед новости на согнутых страницах, - без малейшего намерения купить хоть бы одну! Да, вот таков-каков! Практичный до последней нитки, вышедший на улицу в "крепких еще" джинсах с неприличными мешками на коленках, - а для того лишь, чтобы погрузиться в поиск "наижареной" местной новости, которой, по давно опостылевшему обычаю, обязательно потом ее угостит! И все же, в его неизменной медлительности - была и грядущая неизбежность, самодовлеюще и неопровержимо. Ах, жалость ея! Ради которой прощала даже мещанское "Дже-эйн!", сдерживала атавистический ужас от все ширше расползающейся по его голове плешивины, только гладила молча кустящиеся еще виски, словно пестовала пучки кладбищенской травки.

Пойти к нему и оттащить? Да пусть уж дочитывает свои желтенькие новости, коли верует в эти страсти. Она расслабилась, двинулась было куда-то полупраздно, закружилась тихо, как пустая лодочка в стоячей воде, безразлична к грядущей судьбине. Но все же вдруг потянулась, как под действием задевшего ее скрытого подводного тока, - к месту общего стечения, месту криков радости и запаха пережареного попкорна, месту торжества бутафории и новейшего "волшебного обмана".

"Измеритель Любви - Проверьтесь и Вы!" - прочла яркую рекламку и тут же зажглась, подхихикнула, насмешливо крикнула: "Я ан!".

..................................................................................................................

Ах-х!..

Все они приземлились наскоро в открытом кафе - все четверо, плюс их чадо. Чадо? Право, лучше сказать "чадь", ибо и сам-один, назойливо возникающий во всех местах одновременно, мальчик казался целою дюжиной. Обрадовавшись новой "тете", так спешащий поделиться с нею звонкими малышовыми историями - каждые пять минут все то же! Когда она и так истомлена на работе, просто "затрахана" во всех смыслах, когда и тут нещадно-тошно ото всей этой музыки, безнадежно запорченной скрипом-гулом каруселей, и еще вот Телевизор!.. Ей стало плохо уже от первого косого взгляда на сего гиганта и самая мысль, что в их спокойном домике поселится эта Вещь, этот бог безличности, причинила ей испарину, резь в глазах, что еще?.. Это, это, это - все раздражало! Где ты, где, милое, покойное утреннее умиротворение? Воистину, от лукавого тот аттракцион! Как не заметила, когда Яна сговаривала? О чем, дурочка, мечтала?.. И вот уже, как знак или подтверждение, и зыбкая тень с облака набежала, холодя плечи до гусиных пупырышков, и даже оранжад, который пила, тотчас стал точно капли желчи...

И никак не сосредоточиться - но что там бубнит эта Джейн!? Лишать родительства надо таких вот лоснящихся ... да, коим до премодного "ящика" больше алчного интереса, чем до кровного чада, что со своими загадайками и несусветицами только к посторонним и жалится!!!

Эта Джейн! Какая вежливая и нудная, прямо кукла, заведенная говорить фразами по замысловатому кругу! А лишь только муж (тот самый-пресамый самодовольный владелец ея!) коснулся пальцами щеки ее, будто трогая какой переключатель (будто "галочку" свою подновил!), - тогда только мило выкруглилась и пошла на попятную. Хитрая!

А ее Ян на нее - свою - даже не смотрит! Смотрит снисходительно на эту марионетку-переростку - да-да, снисходительно-внимателен (так ему кажется!) даже к этакой раздылде! Как всегда - каждому и каждой отмеряет ровно ту дозу смешной учтивости, какая нужна ему по его расчетам для достижения его целей! Ах, жалость ея! Да будто это он этакую жердину и впрямь сам переторговал! - да хоть бы комаришку писклявую хоть раз пришлепнул! Но нет - вместо нежности к ней, к жене - все так же наставительно нудит и бубнит что-то в ту сторону, сейчас усыпит... Ах, но нет! Не-ет!!! Что же он!.. Что за стыд! Янчик!!!

Но Ян успел-уселся на конька:

"Моя Дже-эйн - она же... э-э... туземка, выписал ее из колонии...хе-хе... Да-с! Дали имечко Дже-не-вье-ва - если вы в силах это произнести... Ей - хе! - хотелось Ева, но Дже-эйн много-много аристократичнее, вы не находите ли?..".

О-о! О, еще бы не находит! Тварь, конечно, сто раз находит!!! Конечно, согласна, что Яновой дикой "лягушатнице" чудо-телек нужнее! Чтоб скорей познавала ценность их общего телеимени!!!

И этот! Как его - Мэтт? - какое вкрадчивое мужское имя! Прямо фраза для "мыльного" сериала в том преаршинном аппарате: "Я - любовница Мэтта!" - аж завидно! Согласна!..

Вот и он, поглаживая руку жены, глазит одновременно на сторону, на другую, на нее - самоуверенно, насмешливо, разве еще не подмигивает! Она взвилась-вскочила с мыслью убить - хоть муху, хоть кого! Ах, и Мэттик этот дернулся, отнял руку от жены - и вот-вот дружески предложит пройтись, размяться, так сказать, "пока наши дорогие финансисты все уладят"!

Ах-х, ты!!! И назло ему - да, симпатичному, но разве жребий этого дурацкого аппарата что-то для нее, одолевшей неведомые ему глубины и стремнины ради нынешней тихой гавани, так уж значит! - назло его овечке "Дже-е-ейн" и даже назло всему этому глупому любовному поветрию... Назло всем мужикам на этом и том свете, с их погаными-то "галочками"! - не любя ничуть, но повинуясь чему-то единственно живому и светлому внутри - Ева-Дженни встала деланно-спокойно, потянулась неприлично, нарочито изогнувшись как кошечка, подошла сзади к Яну - и вот гладит ему голову и виски и целует плешивину... Бр-р!!! Сейчас умру! Умереть бы сейчас...

..................................................................................................................

Ах, глупая! Вот же - за мгновение все и растаяло... Воротилось на круги своя. Словно бы сим ужасным самоприношением она и вернула солнце в небо, и все темное снова загнано солнцем в ад, и сгибнувшие было души опять все обрели чистоту. И Ян - ее Ян! - мягко жмет ее руку, а бедняжка Мэтти так заботливо склонился к жене, та и впрямь устала - до припудренной терракотом синевы под глазами. Но женщине же видать! И вездесущий мальчиш, сама доброта, уже протягивает "тете" мороженое - и где только взять поспел!? - полизать на счастье! А на чье?!



Не-вы-но-си-мо! Она зарылась в подушку так, что чуть наволочку не разодрала, чуть не задохлась в желтом пухе, но смачный животный храп проникал в самые потаенные уголочки разума, насилуя каждую клеточку. Увы - даже нельзя было стукануть Янчика со злости, ибо будет потом обидчиво сопеть и ворочаться потно, вставать попить водицы и снова мять понапрасну бока, и все затем только, чтобы в самый дремотный утренний час снова истошно захрапеть на всю стрит. И прощай тогда ее заветный десятый сон!

Зажав уши, она ползком выпросталась из-под одеяла, даже цапнувшись об пол коленкой, о все ту же вечную кривую плашку... неслышно ойкая во тьме, поскакала на цыпочках заученным маршрутом в кухню, волоча по полу полы ночнушки, - точно привидение! Но тут же с разгону воткнулась мизинчиком ноги прямо в выставившуюся поперек пути лапу стула...

Ой-ёй!.. Прямо тут же присев пришибленно, Ева оглянулась в ужасе: комната была сама не своя. Стулья и тумбочки, будто размножившиеся за ночь, загромоздили все знакомые проходы, темные глыбы шкафов сгрудились в страшный мезозойский хребет, и еще - главное - в стене будто открылся тайный проем и оттоль, безжизненно-блекло, пялился на нее, полунагую, чей-то огромный неповоротливый глаз... Брр!

Ах же ты ...! - тут Ева даже выпалила солоноватое словечко. Этот телевизор! Который грузчики приволочили почти в ночь и, надругавшись над ее робкими попытками порядка, измяв всласть палас, безжалостно разметав по комнате всю мелочь, отпихав в углы Яновы барахольные шкафы, кое-как пристроили к стене. Так что она, хромая, едва теперь может выбраться в коридор... Наконец-то свет!!!

И так вот, привычно кутаясь в специально вывешенный на кухне халат, ей теперь до зари мыкаться без дела и без сна, отчаянно вслушиваясь, не прекратило ли юдище за стеной свой страдальческий храп? Ах, но что же делать? В чем найти успокоение?.. Рецепт тоже уже стал ей печально привычен - заварить легкого жасминового чайку, усесться в широкое Яново кресло, поджав зябко ноги, и полистать наугад, зевая, одну из нескольких, пусть замусоленных за годы скитаний, но все еще любимых книжек!

Только одной, самой главной, своей книжки не было на полке - не взяла с собою, чтобы Ян не дай Бог не догадался. Зато все другие ее друзья здесь - вот Рильке: двуязычная книжица, оригинал и французский перевод каждого стиха. Яну вот хорошо: что немецкий, что скворецкий - все абракадабра! Хи-хи-хи! Сказала ему - стихи о любви. Он и понял одно - стишки...

Ах, вот например что за строфа! Как приятно, должно быть, так беззастенчиво не болеть душою ни о чем практическом, только безлично философствовать:

Berge ruhn, von Sternen ьberprдchtigt; -
aber auch in ihnen flimmert Zeit.
Ach, in meinem wilden Herzen nдchtigt
obdachlos die Unvergдnglichkeit.

Как хорошо!.. Да, как же дивно близко ей это вечнозвездное настроение в лучшие ее минуты - ночью, когда все краски серы, когда ее проклятая чувственность крепко храпит вместе с Яном! Тогда она частично сама своя. И ах, как ей хотелось бы так тихонько сидеть в ночи и рассуждать, философствовать... ГОДАМИ!!! Но следом - ой, какое ужасное и истинное; не иначе - напоминание о скором утреннем пробуждении ее "мужа":

Ich fьrchte mich so vor der Menschen Wort.
Sie sprechen alles so deutlich aus:
Und dieses heiЯt Hund und jenes heiЯt Haus,
und hier ist Beginn und das Ende ist dort.

Боюсь человечьих слов! Как страшно читается именно тут, в маленькой кухоньке, под тускловатой лампочкой, в окружении бессловесной безмерной ночи, где ни прохожего, ни вора! Как это знакомо! Да, да, это про нее, забившуюся испуганно в маленькую клетку, и даже тут боящуюся, что кто-то с ней заговорит через стекло, через прутки - кто-то огромный и живой, - и что она тогда ответит? Вся ее дневная запальчивость и дикие страсти были, очевидно, совершенно ничтожными для туже сгущающейся вокруг ночи. Любовник? Она едва-едва смогла представить его, только бледный призрак, утративший всю грубую витальность, и было ужасно помнить, как бесстыжее тело ее - тогда, беспринципным днем, - сладко радовалось и торжествовало его убогим наскокам. Ах, нет! Нет!!! Все, что у нее было в жизни по-настоящему - все было только здесь и сейчас: вот эти немецкие звуки, запертые в тиски языка, которые с трудом проворачивались во рту, но в которых как-то таилась все-таки напевность французского перевода, и вот... да, тоже - варварский храп Яна, "голос" единственного близкого человеческого существа. И - должно быть так? - в его вагнерическом сипении и хрипении тоже таятся своеобразные нежность и красота, стоит лишь прислушаться? Стоит ли?..

Она рассеянно отложила книжицу на стол - страницами вниз, ведь еще мучениям не конец! - и тихонько, голыми цыпочками по холодной плитке, подкралась к прикрытой двери спальни, опустилась на коленки на колкий коврик и приникла ухом к холодящей скважине. И долго-долго, заслезившись, шевелила губами - совершенно, на фоне нещадного храпа, вздрагивающего даже дверь, было не слышно что, но, верно, как обычно, - истовее Папы Римского молилась и клялась быть верной до самого гроба.

..................................................................................................................

А утром - покуда Ян в ванной громко и самозабвенно курлыкал, полоща горло, - разлился ликующей трелью тот удивительный телефонный звонок. Правда ли, что у нее будут деньги - собственные значимые деньги?!! Как заслуженное спасение и божественная благодать - правда?




III. Нечто о поэте

Он проснулся от невыносимого поэтического жара. Ах - это какой-то солнечный луч-весельчак, пробившийся-таки сквозь щели в занавесках, сыграл с ним эту шутку, прорисовав через всю грудь горячий светлый рубец. И он уселся голышом в кровати, протирая глаза и оглядывая комнату недоумевающим, никак не фокусирующимся взглядом, все еще сквозь сонную пелену, - верно, так удивляется каждая невинная душа, которой - вот же опять двадцать пять! - заново досталось возродиться в нашем лучшем из миров. В самом деле - ведь сначала его не было, вообще ничего не было, даже сна; потом забрезжил свет, и он уже был - пока в одном лишь сне; кстати, презабавнейший сон, будто он вакействует поутру (да - вот же словцо приснилось!) на каком-то Кассандрском пляже, а владыка-Зевес с Олимпа пускается в него через Термический залив солнечными зайчиками; потом Громовержец вдруг торжественно напрягся, изрек что-то вроде "Глаголом жги сердца людей!" и метнул палящую зарницу, перерубившую его пополам, на высшую и низшую половины; и потом он проснулся. И что же он видит? Лучший из миров!..

Увы, его дражайшая половинка не отличалась любовью к уборке, и потому пронзившие комнату солнечные лучи удивленно высветили рассеянно замерцавшую в воздухе пыль, уткнулись сконфуженно в интимный ворох женского нижнего белья на кресле (выглядевшего в ярком свете жуть как не интимно!), оцарапались об отслоившиеся обои в уголке (которые юные Мэтти и Дженни когда-то так любовно и неумело клеили вместе!) и разочарованно угасли. "Как молоды мы были", - философски пробормотал Мэтт, перегибаясь через край и заглядывая под кровать в поисках тапок, которые милочка Джейн каждое утро "случайно" запинывала куда ни попадя. Конечно, они были там, - обиженно валяющиеся в самом дальнем и пыльном углу кверху подошвами - поди теперь достань да почисть! Ах, Дженни! За годы брака он так и не притерпелся, так и не научился покойно жить на краю этой зияющей пропасти между ее всегда безупречным внешним видом (ах, да она даже после секса прихорашивалась и спала всегда в аккуратной розовой пижаме и с тугой сеточкой для волос на голове!) и полнейшим бардаком, творящимся вокруг, до которого она очень неохотно снисходила. Дженни предпочитала идейничать, и тут в ее глазах действительно загорался какой-то особенный свет: любя ("Как искренне любили!") придумала сделать в спальне "рай в шалаше" - и не меньше месяца исступленно искала по магазинам фотообои нужной "глубины", со склонившимися над полянкой цветущими вишнями. Премило! Но, раз придумав что-то, - она так смешно и наивно верила, что это навсегда! Ведь звезды - пусть даже местного масштаба! - рождены светить вечно! Так что Мэтт совершенно уже разочаровался в хваленой теории Дарвина - непохоже было, чтоб его "звездочку" жизнь сподобилась хоть чему-то научить! Впрочем, все это было столь привычно и банально, что ничуть не задевало его "поэтического жара" (тут смайлик)...

Боже, как же он любил эти будние утренние часы! Когда образцовая жена уже затолкала неслуха-сына в образцовый костюмчик (ах, могла бы хоть закрывать дверь в спальню - от криков Лео он чуть не оглох даже во сне!) и вывезла в "элитный" садик, да и сама уже давно на своей методической работе - методично отрывается на подчиненных (хе-хе!)... А ему можно уже и проснуться, и, не опасаясь обвинений в подаче сынишке "дурного примера", можно так и болтаться по дому непричесанным и полуодетым... Или - вот еще лучше! - толком так и не позавтракав и только заготовив про запас специальную огромную чашку кофе (чаша, кстати, как раз закуплена на каникулах в Греции! скрытый смысл?), сразу устремиться к письменному столу, заученным движением большого пальца правой ноги включить под столом UPS (ну не лезть же туда на карачках прямо с чашкой в руках!), раскрыть notebook и блаженно откинуться в кресле, шумно прихлебывая горячий кофе и глядя, как все это loading... А затем лениво browse пять минут спортивные страницы (ну, какие там вести из стана манкунианцев?), и наконец, со вздохом предвкушения, открыть в редакторе новый чистый template будущей лекции. В эти минуты клавиатура и "мышь" казались Мэтту продолжениями его рук, его собственными нервными окончаниями, а белое поле редактора, постепенно покрывающееся смысловыми строчками, - более четким, более абстрактным, но все-таки лишь отражением его собственного мыслящего "я"! И если Джейн вечно говорит, что он только потому и держится за свою неденежную работу, что нормальному труду предпочитает возможность подремать всласть, - она, ей-богу, права! И если Дженни, шутя, говорит, что все его так называемые мысли суть (да-да, она всегда так чертовски грамотна!) лишь продукт вторичной переработки кофе в его мозгу, - она, ей-богу, не шутя права! И если, после сладкого секса, она всегда ревниво упрекает его, что раз он не задает мгновенного храпака, как все нормальные мужики, значит, неудовлетворен ею и все мечтает о ком-то еще, - она, ей-же-ей, опять права!

И сегодня у него была особая причина "помечтать". На прошлой неделе, сам нежданно-негаданно для себя (всегда же недолюбливал рифмы за неточность!), он предложился вдруг деканату вести семинар по русской поэзии. Ах, на самом деле, не он, конечно, предложил, а его спросили - там вышел некий казус с двумя нераспределенными "часами", не суть! - а важно то, что он внезапно согласился и сам предпочел поэзию. С другой стороны - семинар ведь был совсем по краю темы, то бишь чистой роскошью, и собираться собиралась только маленькая группка тех, кто буквально "жил" с ним "на одной странице". Лишь несколько человек из огромного колледжа; они определенно заслуживали поэтического отношения к ним - наперсникам более никому не нужных Муз! Все они уже хорошо знали его педагогические приемчики - и пускай ему иногда удавалось их удивлять, но сегодня, несомненно, все ожидали именно соблюдения традиции: новая тема обязана открываться неординарно, даже сногсшибательно, должна запоминаться, как первая любовь! Учебный план, усеченное количество часов, диктовка каких-то ключевых, но совершенно рутинных формулировок - весь смысл которых только в том, чтобы быть простыми вешками на пройденном мысленном пути, - все это будет, они прекрасно знали. Но первое занятие - оно как обручение: и должно быть столь прекрасным, чтобы помниться сквозь всю последующую прозу - после свадьбы и даже после развода! Одним словом, нельзя изучать русскую поэзию с заплетов Тредиаковского и трактатов Прокоповича (тут смайлик с подмигом)!..

Ну, а с чего начинать-то?.. Он откинулся на спинку кресла. Сидя с закрытыми глазами перед чистым белым экраном, вслепую нашаривая и потягивая остывающий кофе, он не то, чтобы размышлял, а покойно отдался во власть подсознания - и только рефлексивные подергивания и сглаживания лицевых мышц показывали яснее ясного, яснее любого сообщения на экране любого монитора: "Search is in process. Please wait...".




IV. Ars Amandi

Но утром все продолжилось, как прежде. Та ненасытная безудержная сука, что угнездилась в ней - опять пробудилась ближе к полудню, и тут же нагло и привычно пустилась диктовать Еве всяческие приказы, которые та исполняла (не то хуже будет!) привычно безропотно. Сказала немедленно подойти к Нему - едва заметно поманившему пальчиком из двери - и Евочка послушно вскочила, даже подол не оправив, забросив к черту сверхсрочный перевод (уфф, одни аббревиатуры); нашепнула изобразить манящую улыбку - и невинная улыбка глазки-в-пол покорно ею изобразилась...

А едва за спиной кликнула дверь, она - ужас же! - тут же похотно просунула колено между Его ног, нарочито нервно расстегивая его версачевскую сорочку и жадно протискиваясь руками в открывающуюся полость. Потом нагнулась послушно под его рукой и повела-повела-повела языком по солоновато-горькому животу, по горько-пахучим купам седоватой волосни на груди, по могучей шее, розовой щечкой прижалась мазохически к его шершавому подбородку и картинно впилась в табачно-сладкие губы (опять, преддиабетик, позволил себе шоколад!). А внизу вовсю откровенничало уже не колено, а бедро ее - мягкое и жаркое, зовущее к себе, влекущее в себя, как родная тропическая ночь, под завязку наполненная томлением звезд и брачным жабьим квакушеством. И, аки царевна-лягушка, она вмиг освободилась от одежки и предстала во всем своем царственном бесстыдстве. Ему это нравится, она знала. Нравится куда как больше, чем анорексичные куколки из типового порно, - для тех типов, что "не можут" сами отодрать женщину!

Торопясь уже, дрожа не в лад всем растомившимся телом, Евочка расстегнула Ему брюки, стараясь все устроить понежнее, но еле же сдерживаясь, чтобы не порвать ему ширинку! И задыхаясь, зашептала дежурный любовный прúговор - на неясном ему диком наречии, перемежаемом только внятными ему командами тела. Что-то из индейских легенд, ей и самой (суке той) довольно приятное: "Милый, как же я хочу! Возьми меня скорей - пришел мой час, чтобы из живота моего родился фонтан неизбывного счастья, а из глаз высеклись жемчужины восторга! Я кричу, чтобы знала вся Природа: твоя коленопреклоненная жертва сходит с ума без твоего огня! Ороси меня! Как-же-я-те-бя-хо-чу!".

И та глупая сука с одной извилиной, которая жила в ней, приказала удовлетворенно, чтобы Евочка села на низкий диван, зовуще приподняв ноги и откинувшись назад. И Ева села, и задрала скрещенные ноги, и откинулась (lick!). Хозяин опустился перед уступчивой красоткой на колени; она спешно водрузила утомленные ноженьки ему на плечи. И он, сладко-сладко вылизав ее там, дождавшись ее как бы первой дрожи (fuck?), встал затем и ох как твердо и горячо навалился на нее... Он уже в ней, в этой чертовой сучке! И тут Еве приказано было не размышлять попусту, а интимно пискнуть-взвизгнуть от счастья - так, как только она и умеет! И что-то жарко тарабарить по-индейски, все равно что, задыхаясь, давясь словами и прихлынувшей слюной, конвульсивно содрогаясь всем телом на полуслоге (cum!!!). А потом уже только тупо стонать и вскрикивать. Сладостно стонать и исступленно вскрикивать - ради того, что Он владеет и царствует. Это Ему приятно. Это Ему очень приятно. Евочкин сладостный стон. Это Он любит больше всего на свете.

Еще - стон!

Еще! Он уже на вершине блаженства! Ах!

Еще!

И - вместе с Ним - ах, общий стон - вместе - стон вместе с Царем!..

Теперь медленней. Тише. Еще тише. Медленней.

Стоп.

Нежный мокрый благодарный чмок туда. Это Ему тоже нравится. Он счастлив. Ее Царь.

И обязательно, обязательно пролепетать смущенно: "Как же ты меня заводишь, милый, я просто на небе каждый раз!".

И после всего этого, - пока хрéнов Царь раскуривает дежурную послелюбовную сигарку, - послать расслабившуюся бешеную суку к чертовой матери!!!



Лихорадочно заперев дверь, Ева уселась прямо на прогнувшуюся с гадким чпоком крышку унитаза и разрыдалась. Попыталась разрыдаться. Но глаза остались сухие - и сил рыдать даже не было. Была тошнота, поднимающаяся от вагины и живота, заполняющая грудь, легкие, мозг... обессиливающая настолько, что не было даже сил перевернуться, поднять наконец поганую крышку и бухнуться перед унитазом на колени... Нет - тошнота, как и слезы, тоже была жалкой фикцией - даже этого она уже не могла! Только несколько сухих судорог сотрясли ее тело и оставили Еву, вконец униженную, малодушно разевать рот, жадно хватая искусственный, пахучий яблочным дезодорантом воздух, вместо того, чтобы, не дыша, решить все раз и навсегда. Не стоит ее тело даже искусственного воздуха! Ах, трусиха! Проклятое тело!

Да, оно снова подвело ее, - но это само по себе стало уже даже привычным. Ведь уже сто раз не девочка, как говорится! Огорчало вот, что даже несколько часов не смогла удерживаться - не многих лет, как до первой памятной порчи, не томительных недель, как по молодости терпела не раз, а циферблат еще не докрутился после ее Обещания! Позорище... Так она сидела, дыша, постепенно эмоционально выдыхаясь, зато от влажной вагины и подрагивающего еще живота шли вверх уже не тошнота, а горячие волны истомы, предательского бездумья и - как возможно? - все-таки покоя. Грешного покоя...

Ну что же, любовница! Между-нами-девочками - эка невидаль! Быть любовницей - как же безумно это молодит! Этот хахаль был еще получше других - не умом, нет, и уж конечно не убогой техникой - тут она аж истерически расхихикалась... Нет, тем лишь, что был женат и не мог причинить неприятностей. Вот и чудненько. И к тому же - прирученный любовник-босс - это очень современно и практично, это любая женщина в ее положении скажет...

Она встала и посмотрелась в зеркало: раскраснелась-то как! "Обезумевшая сучка" - так однажды и назвал ее ласково один из лучших любовников; давно, еще на родине. Ах, жалкая сцена - сучка перед зеркалом! Верно, так и есть - и когда же ее тело стало так жить отдельно от души? Положим, она и знала, но сейчас это было совершенно ни к чему вспоминать... Ева взялась перекладывать прическу. Все равно, она подозревала, многие догадываются. Хорошо, хоть Ян настолько не интересуется ее работой, не знаком ни с кем и не желает, и ни от кого ничего грязного не услышит. А если? Ах, да глупчик не поверит никогда, потому что дома она совсем другая, сама ручная. И правда любит своего Яна. Янчика. Правда хочет, очень хочет любить его - быть его всеми доступными ему чувствами. И откуда знать бедолажке, что берет он... ммм... ну, пять-семь процентов того, что мог бы иметь? Она глупо хихикнула - вот же, бывают ситуации, когда даже женщина как она ничего сделать не может...

И вдруг - ее прямо до костей пробил каменный холод. Да, как дипломированный врач, оказавшийся вдруг в безвыходных джунглях и открывший у себя гангрену и механически-методически помечающий в дневнике что? еще отмерло и отгнило, Ева точно так осознала самым дальним краем сознания, как буквально исчезает с каждой новой изменой. И безысходно! Ведь измена - всегда глупость, глупость, глупость! Тем более, хроническая... Ах, Боже! До чего она дошла - ставит себе самодиагноз перед зеркалом! А зеркало легкомысленно отобразило ей молодую, но чем-то взвинченную женщину, несомненно привлекательную и не страдающую от отсутствия похотливых или даже чистых влюбленных взглядов. Так что же с ней не так? А не так то, что зеркалишко это - наиглупейшее в мире создание, хуже апокрифических блондинок, потому что видит только тело и совершенно не смотрит в глаза. Но если осторожно заглянуть в себя ... Изображение расплылось, как-то покривело, исказилось, и на месте собственного лица Ева сначала разглядела какую-ту старуху в черном платке с жуткими провалами глазниц, потом уличную девку с багрово подбитым глазом, потом трагическую красавицу, вороные волосы которой заполонили одним махом все пространство зеркала, и еще много всяких лиц, и потом полную пустоту, темный туман, без начала и конца... Но все эти выказывающиеся бесяки уже были привычны и совершенно не пугали. Разглядывала их скорее с любопытством и критически - как морщинки на лице. По крайней мере, днем... Одного только лица - своего настоящего, которое, впрочем, и самой ей помнилось только по фото, - Ева никогда не могла увидать, как ни щурилась, в этом, видать, совершенно немагическом зеркале! Лица той юной девочки с мудрыми глазами, мудрее мирового океана, которую когда-то давным-давно испортили поганые мужики!

Ах! Она расстроенно вздохнула, настроила воду и подмылась наконец. Подтершись бумажной салфеткой из раздатчика, с облегчением натянула чистые трусики, а старые, брезгливо подцепив с пола двумя пальчиками - ах, сделать бы маникюр! - сунула в заготовленный полиэтиленовый пакетик, замотала туже и запихала на дно сумочки. Конспирация! И, доставая косметичку, вновь - фыркнула и расхохоталась... Право, как удобно все в этом "мире широких возможностей" - вот, пожалуйста, отдельная кабинка, где можно после этого поостыть и спокойно прихорошиться. На родине, бывало, так и приходилось расхаживать липкой до вечера, не будешь же подчищаться при всех у коллективной раковины на этаже!

Но все же - с этим непотребством надобно как-то кончать! Она сердито посмотрела на себя нынешнюю в зеркало и резко раскрутила помаду. Смешно, конечно, и невероятно, но, может ли быть, что те "любовные" эксперименты, которые начнутся ныне вечером - это и ответ Бога на ее просьбы? Может? Она нервно закусила губу. Не деньги главное, конечно нет! Это же только с Яном, не старея еще, а только предчувствуя сей ужас, поневоле начала больше об этом думать, а раньше - ах, сколько наотвергала предложений роскошной жизни ради глупой нищеты! Но - внимание! Вот почему этот смешной аттракцион - спасение. Потому что не дом, и не работа. Не Ян, и не любовник-босс. Ни умом, ни телом можно ни под кого не подстилаться. По крайней мере - там люди, незнакомые люди. Ах, помнит ли сама, как когда-то лихорадочно собиралась на дискотеки, тратя последний сантим на дешевую помаду (не чета даже нынешней!) - ведь там, где чужие люди, там не надо притворяться, а можно безумно-бездумно танцевать до утра, там жизнь - в которой можно раствориться без остатка, быть только эмоцией, вспышкой музыки, не думать и не гадать о грядущей судьбе.

Ах! - она хихикнула. Ах, помнит ли сама, как ей порой после тех безумных ночных плясок подружки связывали руки, чтобы перестали дрожать? Yaki-Da, Erasure, Rialto и что там еще было на слуху? "You saw me dancing... you'll never be the same again!.." Ах-х!!! "I love to hate you..." - любил напевать тот ее любовник.

Ах, как можно было так дурачиться! Но теперь - она подвела новой прекрасной помадой последний штрих - теперь она мудра и собирается не на безумную вечеринку. Но просто к людям, к событиям, к мечтам - пожить хоть немного. И этот - как его? Мэтт? - напрасно будет ждать многого. Хотя... посмотрим, как он будет себя вести - она игриво стрельнула сама себе глазками в зеркале - может, она его и пожалеет! Кого-то же надо!

И Ева-Евочка (расхохоталась: aka "Teaser on the Catwalk" - или dba надо употребить? Ха-ха!) открыла дверь...




Примечания

К эпиграфам

Сердце - любовных зелий... - Из стихотворения Марины Цветаевой "В гибельном фолианте":

В гибельном фолианте
Нету соблазна для
Женщины. Ars Amandi
Женщине - вся земля.
Сердце - любовных зелий
Зелье - вернее всех.
Женщина с колыбели
Чей-нибудь смертный грех.
Ах, далеко до неба!
Губы - близки во мгле...
Бог, не суди! Ты не был
Женщиной на земле!



К главе I.

"мильоном мельчайших частиц" - из стихотворения Г. Иванова:

Распылённый мильоном мельчайших частиц,
В ледяном, безвоздушном, бездушном эфире,
Где ни солнца, ни звёзд, ни деревьев, ни птиц,
Я вернусь - отраженьем - в потерянном мире.


"les mistrals gagnants" - Буквально "выигрышный мистраль". Исторически - название детских конфет с сюрпризом, выпускавшихся во Франции. Об их существовании наш герой мог знать по известной французской песне, которая и называется "Mistral gagnant". Песня написана французским шансонье Рено (слова Renaud Sйchan, музыка Renaud Sйchan/Franck Langolff) и посвящена его дочери, исполнялась и исполняется почти всеми звездами французской эстрады. Одним из лучших является дуэт Максима Ле Форестье и Ванессы Паради (Maxime Le Forestier & Vanessa Paradis).


Widescreen... anamorphic... - Термины использованы "зазывалой" не совсем точно, возможно, даже намеренно. В то время, как пометка "Widescreen" на DVD-дисках однозначно указывает, что фильм предназначен для просмотра в разрешении 16:9, термин "anamorphic" означает лишь определенную технику записи (изображение несколько "сжимается" при записи на диск и должно соответственно "расширяться" DVD-проигрывателем), не связанную однозначно с итоговым разрешением фильма. Данной техникой часто пользовались производители эротики, - используя обычные DVD-диски (для стандартного разрешения 4:3), оказывалось возможно создавать widescreen "шедевры".


PIP... PEEP... - PIP - аббревиатура Picture-In-Picture, означающее режим работы телевизора "кадр в кадре". Peep - намек на так называемые peep show, т.е. стриптиз, как бы наблюдаемый через "замочную скважину".


могла бы быть на месте Мелины... - Как видно, для Дженни образцом актрисы является не Мелина Меркури (Melina Mercouri), дважды бывшая министром культуры Греции, а Мелина Канакаредес (Melina Kanakaredes), известная ролью доктора в сериале Providence (переводится как "провидение", но также как "дальновидность", "расчетливость").


Musca domestica - Муха домашняя/комнатная.


Attacus atlas - Бабочка "Атлас" распространена, преимущественно, в Азии. Размах крыльев может достигать 30 сантиметров.


in sicer veritas - Дословно: истина в сидре. Термином sicer в античные времена называли любой пьянящий напиток кроме виноградного вина. Здесь - в смысле бормотуха.


"La chanson des vieux amants" - Известная песня Жака Бреля (слова Jacques Brel, музыка Jacques Brel/Gйrard Jouannest), переведенная на многие языки и исполнявшаяся многими и многими исполнителями. Название можно перевести как "Песня вечных любовников".



К главе II.

Geneviиve de merci - Женевьева жалеющая.


до припудренной терракотом - Имеется в виду т.н. терракотовая (бронзовая) пудра, рекомендуемая для загорелой кожи.


"Berge ruhn, von Sternen ьberprдchtigt..." - Из стихотворения Рильке "Wunderliches Wort: die Zeit vertreiben!".

Что за слово: времяпровожденье!
Удержать бы времени поток!
Вам не страшно: в чем итог мгновенья,
в чем конечный бытия итог?
Замедляет день свой ход у края,
за которым вечер настает:
все течет к покою, замирая,
все к равнинам клонится с высот -
горы спят, и звезды верховодят;
но и в них - мерцание минут.
Лишь в ночной душе моей находит
все непреходящее приют.
(Перевод Вячеслава Куприянова) 


"Ich fьrchte mich so vor der Menschen Wort..." - Первая строфа одноименного стихотворения Рильке.

Я так боюсь человеческих слов,
в них кажется все настолько простым:
вот это дом, а вот это дым,
таков исток, и конец таков.
(Перевод Вячеслава Куприянова) 



К главе III.

Нечто о поэте - "Нечто о поэте и поэзии" - название известной статьи-размышления К. И. Батюшкова. Начинается словами: "Поэзія, сей пламень небесный, который мен&x0463;е или бол&x0463;е входитъ въ составъ души челов&x0463;ческой...".


Кассандрском пляже... - Имеется в виду полуостров Кассандра в Греции.


манкунианцы - Исторически - жители Манчестера (средневековое название - Mancunium). В футболе применяется исключительно к игрокам клуба "Manchester United" (в отличие, например, от "Manchester City"), - возможно, в силу удачной аббревиатуры MancUnium.



К главе IV.

Ars Amandi - Искусство любви. Название поэмы Овидия.


"You saw me dancing... you'll never be the same again!.." - "Ты видел меня танцующей, ты никогда больше не будешь прежним!.." - Искаженная цитата из песни группы Yaki-Da "I saw you dancing".


"I love to hate you..." - "Обожаю тебя ненавидеть". Имеется в виду одноименная песня группы Erasure.


aka - Сокращение от also known as (также известный как). Употребляется обычно в неформальном общении.


Teaser on the Catwalk - Можно перевести как "Кошка на прогулке". Имеется в виду одноименная песня группы Yaki-Da. Teaser переводится как: задира, привлекательная и недоступная женщина, стриптизерша.


dba - Сокращение от doing business as (осуществляющий деятельность под именем). Употребляется обычно в официальных документах.




© Андрей Устинов, 2009-2024.
© Сетевая Словесность, 2009-2024.




Словесность