Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность




ДВА  СЛЕДОПЫТА-2

Глава из повести "Вуду Пипл"


Светлой памяти родителей 

Партизаны взрывают мосты,
взрывы нежно звенят в тишине.
И звенит тишина,
только слышится мне,
как партизаны взрывают мосты
и стреляют, стреляют по мне.
Все во имя победы,
все - во имя победы...
Глеб Самойлов "Искушение маленького Фрица"

Сцена представляет собой джунгли. Из динамиков квакают лягушки и поют птицы. Фарнсворт в юности лежит ничком на песке. Али ебет его, а Фарнсворт корчится, медленно барахтается, обнажая зубы в развратной улыбке. На несколько секунд гаснет свет. Когда свет зажигается снова, Фарнсворт одет в костюм аллигатора с вырезом на жопе, Али продолжает ебать его. Али и Фарнсворт скачут прочь со сцены, Фарнсворт показывает зрительному залу перепончатый средний палец, а оркестр морской пехоты играет "Семпер Фи". Занавес.
Уильям С. Берроуз
"Города Красной Ночи"


Пластмассовый мир победил.
Игорь Летов


1.

Игрушечная армия твоего детства была разрозненной и пестрой.

Здесь были плоские гусары, уланы и красноармейцы - почему-то всегда с обгрызенными сабельками.

Разборные индейцы - отдельно зеленая подставочка, отдельно ноги с круглыми копытцами, которые вставлялись в углубления на подставке, отдельно обнаженный торс, отдельно голова на пластиковом стебельке, отдельно скальп, отдельно перья. Бог весть кто придумал такую расчлененку, зато ты отлично помнишь, как весь ковер в комнате был усеян частями индейских тел.

Предполагалось, наверное, что это развивает мелкую моторику.

Ты же упражнялся в соединении голов, торсов и ног в самых невозможных комбинациях, под самыми невозможными углами.

Краснокожие мученики продавались в коробочках с целлофановым окошечком. Изнутри на стенках, вроде диорамы, были нарисованы оскаленные Cкалистые горы, кактусы-мустанги-вигвамы и прочие детали дикарского быта, а равно и сами дикари. Как обычно, нарисованные выглядели симпатичнее настоящих.


(Притча:
как-то раз, объезжая мустанга по кличке Дурное Копыто,
ковбой Недоделанный Сэм
нарвался в дремучей степи на разведчиков племени сиу.
Сэм знал,
что ублюдки пометили тропы войны,
вырыли томагавк,
помолились Духу Бобра и съели трехшерстную кошку.
Укрывшись средь кактусов -
звучит саундтрек к какому-то вестерну Серджио Леоне -
Недоделанный Сэм был готов стоять до конца.
Внутренний голос сказал:
"Hey, guy! Видишь старого пидора
в головном уборе из перьев орла?
Это великий вождь Виннету.
Выйди из зарослей, скинь свои джинсы и покажи ему зад.
Клык даю, все обойдется".
Сэм послушался голоса и получил сразу чертову дюжину стрел,
став похожим на дикобраза.
"Внутренний голос, ах, внутренний голос!
- с упреком сказал Недоделанный Сэм. - Гребаный внутренний голос!
Что же ты, вздумал шутки со мною шутить?".
"Йопт, извини меня, малый, - ответствовал внутренний голос. -
Я забился с парнями на nickel, что эта тема покатит.
Я проиграл.
Даже у нас, голосов, бывают проколы".
Звучит саундтрек Нила Янга к фильму "Dead man".)


Изредка попадались также германские индейцы (кто знает, тот поймет) - у них ничего не отваливалось, это были тугие самодовольные сгустки раскрашенной резины. К каждому прилагалась лошадь в сбруе, плюс лассо или копье. Ноги у фигурок были согнуты в коленях, а в сжатых кулаках имелись специальные пазы для оружия.

Этих импортных красавцев было днем с огнем не сыскать даже в московском "Детском мире". Их полагалось выменивать у приятелей, неся при этом невосполнимые потери. Откуда, в свою очередь, приятели добывали германских индейцев, навсегда останется для тебя загадкой.

Прямо беда,

      хоть пиши
        письмо Гойко Митичу.



2.

Еще был набор пехотинцев, который являлся предметом твоей гордости и, соответственно, зависти всех товарищей.



(Солдатики, помимо того, что были просто хороши, были тебе дороги еще по одной совершенно особенной причине. Их привез твой несчастный, слабый, раз от раза все сильнее запивавший отец из своей последней в жизни командировки. Он часто ездил в командировки и всегда привозил тебе что-нибудь этакое, зная твои вкусы.)



Оловянные бойцы, числом десять, были родом из города Чистополя. Видимо, там, в Чистополе, вдалеке от ширпотребного мэйнстрима, существовала совершенно своя - мощная, хотя и несколько мрачноватая - культура изготовления детских игрушек. Может быть, имеющая какие-то магические, ритуальные корни.

Такой игрушечный андеграунд, что ли.

Местная пехтура - того же пошиба, что буденовцы на тачанках и обгрызенные уланы - была на один фасон: плоская, почти двухмерная, легонькая и непрочная.

Чистопольские солдаты производили впечатление штучной работы и приятно оттягивали ладонь. Сама эта увесистость уже внушала почтение. Они казались налитыми темной сосредоточенной печалью. Никто не принимал условных надуманных поз, якобы бросая под танк бутылку с зажигательной смесью, все застыли по стойке "смирно", ожидая приказа.

И в этом ожидании тоже чувствовалась особая, сдержанная и темная сила.

Одна деталь: погоны отсутствовали. Это был взвод советских солдат начала Великой Отечественной, когда наши отступали по колено в крови. Возможно, даже штрафники или власовцы.

Командир взвода, в гимнастерке со шпалами и ромбиками, прятал за спиной пистолет. То есть на самом деле до подъема в атаку -



...УРРРРРРААААААААААА!



- оставались считанные минуты. Сейчас вынесут знамя погибшей дивизии, и не все вернутся из боя.

Хмурые, собранные, готовые ко всему власовцы-штрафники оказались незаменимыми при проведении всяких секретных операций: взорвать мост, перекинутый с дивана на кресло, похитить и запытать до смерти вождя апачей, отравить колодец. С их одинаковыми застывшими лицами, в каждом из которых ты научился различать индивидуальные черты, оловянные ландскнехты были просто созданы для подобных дел.

Да они, пожалуй, и отлиты были вовсе не из олова.

Какой-то другой,

    неизвестный
        науке
          сплав.



3.

И еще были Эти Двое.

Первый, упав на колени, целился из старинного пистолета с круглой рукояткой. После каждого выстрела такой лепаж нужно заново кормить порохом и свинцом.

Второй просто стоял, баюкая на руках отрезанную голову минга со скальповой прядью.



($10 за взрослого воина,

$5 за женщину,

$20 за ребенка.)



При этом можно было рассмотреть вышивку на кожаном кисете, чеканку на пороховом роге, вздувшуюся жилку на виске, бисеринки испарины на скулах. Гетры из оленьей кожи, свободные рубахи с бахромой, меховые шапки. Все выполнено с большим тщанием и умопомрачительной достоверностью.

Деталь. На подставке - грубое клеймо:


ЦЕНА 25 КОП


Увлекшись этими мелочами, ты не сразу заметил, что Первый зажимает свободной ладонью распоротый живот. Так что сил перезарядить пистолет просто не будет.

А у Второго между лопаток торчит обломок стрелы.



(На какую-то долю секунды тебе почему-то стало трудно дышать.

А в следующий миг ты начал что-то понимать о том месте и времени, где ты находишься.)



Ты выменял Этих Двоих на - страшно даже представить - модель правительственной "Чайки" в масштабе 1:37. Это была самая красивая, самая тяжелая и самая добротная модель из тогда существовавших. Там имелись даже откидные сиденьица для референтов и переводчиков, что ли. И самая дорогая, кстати. Она стоила десять рублей. Твоя добрая мать, после внезапной смерти мужа только что пылинки с тебя не сдувавшая, очень расстроилась, когда узнала о случившемся.

По ее подсчетам, ты продешевил ровно в двадцать раз.

Да ты и сам это знал.

Зубодробительные романы Купера про охотника и следопыта Натти Бампо, известного также как Длинный Карабин и Соколиный Глаз, к тому времени были уже прочитаны. Надо же, и такое издается под лейблом "Детская литература". Но честное слово, ты ведь чуть не плакал, когда алчные лесорубы, сведя на нет тысячелетние чащи секвой по берегам Великих Озер, заставили Натти уйти на запад солнца, в девственные бизоньи прерии.

В Страну

      счастливой
          охоты.



...........................................................................


Лирическое отступление #1: МИР УВЛЕЧЕНИЙ. Интересно пишет популярный американский автор Ричард Бахман (у нас он больше известен под псевдонимом Стивен Кинг) в романе "Салимов удел" (в другом переводе - "Жребий").

Там у него некий молодой человек по имени Марк Питри вечерами трудится в своей комнате над моделью Франкенштейна. "Марк приклеил левую руку чудовища... в выемку плеча. Это была особым образом обработанная "авроровская" модель - в темноте она светилась зеленым, так же, как пластмассовый Иисус, которого Марк получил в воскресной школе в Киттери за то, что от начала до конца выучил одиннадцатый псалом". У Марка Питри, на минуточку, этих фигурок хуева туча: "Монстры фирмы "Аврора" занимали целый стол - Марк составил из них живописную сцену, которую менял каждый раз, как добавлялся новый элемент".

Попутно мы узнаем, как выглядит молодой человек, увлекающийся настольным моделированием, как к нему относятся окружающие и что он вообще думает о жизни.

"В свои двенадцать лет Марк Питри был чуть ниже среднего роста и выглядел несколько субтильным. Несмотря на это, двигался мальчик с грацией и гибкостью, присущими далеко не всем его сверстникам, которые с виду состоят сплошь из локтей, коленок и заживающих болячек. Кожа у Марка была светлой, почти молочно-белой, а черты... казались чуточку женственными".

Отец Марка тем не менее уверен, что "мальчик крепко стоит на ногах".

Ну, еще бы: "Что такое извращенцы, Марк знал. Сделав свое черное дело, они душат тебя (в комиксах малый, которого душат, всегда говорит "а-ррр-гхххх") и закапывают в гравийном карьере или под досками заброшенного сарая. Если бы когда-нибудь извращенец предложил конфетку Марку, тот пнул бы его в яйца и пустился наутек".

Или вот еще: "Плакать - то же самое, что вылить все свои чувства на землю с мочой".

И напоследок: "Понять смерть? Конечно. Это когда чудовища наконец добрались до тебя".

"Он быстро оглянулся на стол, где расположилась живая картина, его монстры: Дракула, разинув рот, угрожал клыками лежащей на земле девице, Сумасшедший Доктор тем временем пытал на дыбе какую-то даму, а мистер Хайд подкрадывался к идущему домой старичку - и, гибко двигаясь, спустился вниз поцеловать родителей и пожелать им доброй ночи".

Читателю трудно не полюбить этого грациозного, вдумчивого, немного чудаковатого юношу, заботливого сына и в будущем наверняка - Апостола Демократии и Мира во всем мире.

"Марк немножко расслабился

    и приклеил
      чудовищу
        вторую руку".



4.

Ты отлично помнишь один день, когда ощутил ногами некий пока неясный гул, как будто твой игрушечный мир тряхануло слегка - балла на три, не больше. Разлом прошел дальше, но вроде как зияющая прореха появилась в горизонте, и оттуда повеяло смрадным холодком.

В город приехала Выставка (!) Оловянных (!!) Солдатиков (!!!) "История военного костюма от древности до наших дней". Некий человек отлил из олова десять тысяч изящных фигурок - каждая не больше мизинца - и раскрасил тончайшими беличьими кисточками конскую сбрую, застежки в виде львиных морд, доспехи и плюмажи, доломаны, эполеты, аксельбанты, ментики и кивера.

Несколько часов ты, как в стеклянном лесу, бродил по историческому музею среди колб, замкнутых на сигнализацию - солдатики Мастера имели очень большую ценность, их уже много раз пытались украсть. Легионы безупречных лилипутов внушали тебе восторг, смешанный с грустью, смешанной с разочарованием, смешанным со страхом.



(Германские апачи и семинолы здесь выглядели бы деревенскими придурками.)



И все-таки страха в этом сложном коктейле было больше.

Все-таки твои пластмассовые Следопыты были еще живы, еще боролись, еще вбирали простреленными легкими горячий воздух.

Эти, надменно смотревшие в никуда сквозь витринное стекло, были уже мертвы. Выряженные как на парад, с бутафорскими сабельками и ликторскими пучками, они были бы мертвы в первые минуты любой из твоих комнатных баталий.

И как вообще взять в руки такое вот хрупкое чудо?

Можно ли играть терракотовой статуэткой?

Ты понял, что до сих пор ничего не знал о солдатиках.

Крохотные оловянные мумии. Возможно, каждый солдат, павший в каждом бою каждой войны, обретает бессмертие в новом игрушечном теле, которое не чувствует боли.

Ночью после похода в музей ты почти не сомкнул глаз. Когда на рассвете все же уснул, тебе приснилось, будто какой-то злобный джинн заключил твою слабую душу

    в оловянный цилиндрик
            размером
              с мизинец.



5.

А потом детство кончилось.

И вскоре началась новая жизнь - подъездно-дворовая, тычущаяся мокрыми губами в щеку, пахнущая дешевыми сигаретами и "Агдамом" - о чем ты ни грамма не жалеешь. В жизни будет еще много вещей, о которых придется жалеть куда горше.

И забывать куда основательнее.

Но под занавес тебя поджидало еще одно потрясение.

Двумя этажами выше жил симпатичный улыбчивый хоббит. Твоих примерно лет или чуть младше. Вы никогда особенно не общались ("привет-привет", сбегая по лестнице), но вот неожиданно сошлись ненадолго. Сработал механизм, по которому все сумасшедшие - коллекционеры кактусов, изобретатели вечного двигателя, поэты, серийные убийцы - мгновенно опознают друг друга в какой угодно толпе.

Рыбак рыбака видит издалека.

Паренек владел своей собственной армией, квартирующей на полках книжного шкафа. Там были древние римляне в довольно условных латах; какие-то другие, южноамериканские, что ли, дикари в невозможных головных уборах; американские морпехи в тяжеленных ботинках; даже ковбои в широченных кожаных фартуках.


(Еще одна притча:
"Смотри, мудачина, вот это -
Неуловимый Джо". "Где?". "Вон тот, который верхом".
"Шериф, я вижу с десяток парней,
и каждый в седле, как влитой".
"У нас диалог в духе Роберта Фроста?".
"Пожалуй".
"Ну, тот, в двадцатигаллоновой шляпе".
"Сдается мне, все они в шляпах".
"Да вот же, в "ливайсах", четырехглазый ты дьявол!".
"И все, как один, в дурацких синих портках..."
"Парабеллум мне в жопу". "Я не догоняю, шериф".
БАБАХ!..
Долгое-долгое эхо.
"Тот, который пашет носом песок. Теперь-то ты видишь?
Вот это и был
Неуловимый Джо". "Шериф, умоляю,
открой мне секрет:
почему же он неуловимый?".
"Сложный вопрос, сынок. Многие задавали его. Но тебе я отвечу:
да кому бы он нахуй был нужен,
Неуловимый Джо!")


Все это добро было свалено в одну пеструю кучу, сляпано грубо и наспех, с торчащими в разные стороны заусенцами от формочек - для отечественной игрушечной индустрии наступали тяжелые времена.

Но на третьей полке снизу располагалось то, от чего у тебя знакомо защипало глаза.

Что-то вроде маленького анатомического театра или музея восковых фигур мадам Тюссо, уместившегося в шляпную коробку.

Десятки обнаженных, полуобнаженных, одетых в сказочное рванье тел,

    синих,
    красных,
    оранжевых,
    желтых,
    застыли в долгой судороге dance macabre.

Да, у Следопытов нашлись-таки братья-односмертники.



(...зрители в студии сморкаются в платочки. Оператор рыдает, облапив шаткий штатив. Сама ведущая, позабыв о тщательно наведенном макияже, цедит скупую вдовью слезу...)



Те же твердолицые трапперы в меховых шапках эпохи Покорения Фронтира - сжав зубы, они уходили на запад, шатаясь от потери крови, отстреливаясь от наседающих на пятки враждебных краснокожих.

Косматые неандертальцы, с тупой звериной яростью крушащие друг другу черепа дубинами.

Самураи с выбритыми лбами, совершающие сэппуку.

Китайские пешие и конные ратники - точные копии воинов глиняной армии, закопанной жестоким императором Ши Хуанди в желтую глину. Они и сейчас, спустя сорок веков, улыбались все так же.

И беззвучно умирала на третьей полке, в снегах под Москвой, рота героев-панфиловцев. Один, голый по пояс, с занесенной над головой гранатой, откинулся назад для броска, да так и замер на подставке, прошитый фрицевской очередью.

И снова - та же сводящая с ума скрупулезность деталей.

И большущий комок в горле.



(Бог знает, где, на какой подпольной фабрике чудес изготовлялись эти грустные монстры. На них, кстати, был весьма ограниченный спрос - только такие мономаны, как ты, могли в полной мере оценить их жутковатую прелесть.)



Забегая вперед: обмена не вышло. Мерзкий бесенок, светло улыбаясь, наотрез отказался расстаться даже с малой частью своих сокровищ, как ты ни соблазнял. У тебя о ту пору была модель желтой гоночной машины с кабиной, откидывающейся вверх, и турбинным двигателем. Но и гоночную машину с негодованием отвергли.

Бедное детство. Бедное, бесстыдное, скаредное и лживое детство, будто бы сбежавшее со страниц страшной сказки "Щелкунчик".

И кто бы

      о нем пожалел,
          ведь правда?



Эль, 2009 




© Алексей Сомов, 2009-2024.
© Сетевая Словесность, 2009-2024.




Словесность