расскажи моему пятилетнему сыну
как мякиш в пальцах превращается в глину
что любое слово может стоять в начале
что родились мы не одинокими но одичали
что и сам не знаешь как обратиться к богу
господин или гражданин начальник
и что еще можно сварить из абхазского чая
расскажи то немногое этого будет много
расскажи как слепому объяснить что есть свет
когда он и тьмы не ведает ведь
одного без другого нет это как всюду медь
медь и медь и если бы луч мог зазвенеть
если б музыкой мог стать этот луч
если б играюч был и певуч
как разбился бы он о грани стакана
виртуозным рассыпался бы стаккато
расскажи как храморе ковыляет из берегов
расскажи как ходить в снегу не оставляя следов
расскажи что все уйдет в молоко
что время от времени падает недалеко
расскажи что смерть можно переболеть как ангину
что долг отца перед сыном
вовремя сгинуть
раз отец твой молох а мать печаль так сиди на кухне себе пей чай жди гостей из таких селений мертвецы придут и разложат скарб умертвильны яблочки и с цингою скраб да уродцев в банках из-под солений заведут беззвучный свой разговор вспоминая - жить это каково а малому сунут чтоб не шумел коробок с жуками вот погремушка пропоют колыбельную древних шумер чтоб скорее уснул почемучка а настанет утро - съешь валидол проводи непрошенных в коридор весь как черное чрево сома схорони ребенка пока живой подыши немного воздух утренний ножевой и ложись помирать сама
Возвращенье меня настигло в неизвестных краях
Тень от меня отделилась и вышла в ночь
Память - ворох снимков без подписей - второпях
давала имена тому, что поименовано так давно
Незнакомая улица. Но выходишь по ней прямо к морю
на песочный пляж, как его часть, пораженную
взглядом Горгоны, наблюдаешь за птицей хромою
ковыляющей вслед черным точкам прожженным
в небесной скатерке. Слышишь колокола за спиной
как они каждым ударом раздвигают пространство
(Интересно, как бы себя ощущал перевернутый Ной
курсирующий меж облаков и синего глянца?)
И отныне сухое древо не меньше, чем трещина в небе
Краб, как живая мина, тикает к воде
Но природа по прежнему во мне видит смерть, как я мебель
раньше в дереве видел, а теперь его на себя надев
И закрыв глаза, я увидел на зыбчатом горизонте сна
едва различим, завис дирижабль искомый
склеенный из слюды, и хоть оболочка его тесна
комарами, жужелицами, и другим насекомым
он вздыхает и проседает, когда я всхожу на борт.
Город внизу становится собственной копией меняя масштаб
с каждой минутой, пока не уменьшается в детский набор
кубиков у ног великана. Отработанная мошка
создает впечатление, что мой цеппелин терпит крушение.
И тогда я открыв глаза, обнаруживаю себя по шею
в воде, словно на блюде моя голова угощение
И то ли я в самом начале пути, то ли в его завершении
Камень стирается о
Железо съедает ржа
Женщины хорошеют
на удаленном погодой пляже рывками
мужчина превращается в одно целое с женщиной
превращается юркой ящеркой прячется в трещину
само становится неприметной трещиной
в камне
вода сохраняет покой и память
о вселенском потопе и своей тирании
сохраняет каждое слово что в неё уронили
сохраняет что другие не сохранили
и растворяет камедь
ночь заливает в баки темнол
время скрипит - мотоциклетная ржавая цепь
отсутствие цели это и есть его цель
из-за камней кажет морду земно-
-водное оглядевшись ступает в воду
только деревья ощущают тревогу
тень по воде расплывается как нефтяное пятно
Переведя взгляд с русского на китайский
оглядываешь заоконье и видишь:
никаких изменений - та же вечная мерзота
одинокий мужчина в черном
расхаживает грачом
росчерки веток, окаменелые молнии
но отчего-то колет в левом предсмертии
и на листе, как чужая, лежит пятерня
эта письменной речи дельта
И вот, одновременно осуществляя предчувствие
и отгоняя страх потерять себя
обводишь её, не мелом еще, ка-ран-да-шом
Зима. Мост - каменный язык -
ощупывает берег дальний
(смотри рисунок "немой крик")
Вот осторожно к площади приник
как к наковальне
и выпустив в мундирах черных
отряды слов и дат, мост замер
застыл, мной в жизни уличенный -
то под конвоем заключенных
сердечных камер
вели на риторический допрос
Я с ними ощущаю спинной холод
как покрывающий округу купорос
закрался внутрь, медленно пророс
соцветьем полым
2.
Новосредневековый город - здесь
всё держится на анатомии, на скучной
физиологии, построен весь
как по учебнику. И хлопковая взвесь
ложится кучно
на площади пустые и проспекты
И снова правят тишь и темнота
И только внутренний инспектор
на перекрестке меня с кем-то
поет тра-та-та
та-та
та
танцует тра-та-та
Вьюнком овит и ржавчиной, велосипед забытый у дерева.
Кожаное седло высохло и потрескалось. Отсюда слышно,
как за штрих-кодом пролеска толкуют на древнем
языке волна с берегом, а ветер с травой (её не колышет).
По пляжу тянется цепочка улик чужого присутствия:
блуза зацепилась за куст, как парашют маленького десантника,
шортики на песке, шляпка, лифчик и трусики,
нервно сброшенная у самой кромки воды туфелька с бантиком.
Это озеро среди сосен, как упавшее в траву круглое зеркало
для бритья, необычайно гладкое, - в нём столько же неба
сколько и над, - резким порывом коверкотово исковеркано.
Тишины еще больше в словах, где бы то не было.
Особенно в написанных, из толстого романа, в котором
на самых последних страницах в пейзаже
расстворяется всё: автор, главная героиня, её муж, контора,
где он десять лет служил менеджером по продажам,
и прочее. Остаётся только озеро, облако, чахлое деревце, -
на глазах выцветающая фотография времени. Дальше
только белая пустота форзаца. И немного не верится,
что никогда из него не вынырнет нагая купальщица.
Вставать и с огорченьем узнавать
в окне всю ту же улицу, такую же как раньше
и даже пробовать не стоит встать пораньше
- в окне все та же улица, такая же как раньше
Но с каждым днем все меньше узнавать
себя помноженным в трельяже
свой нос помноженный в трельяже
три пары чуждых глаз и даже
в один из вечеров вдруг поздороваться с собой
И каждый раз потом здороваться с собой
И продолжая ежеутренне чужое брить лицо
чужое старое противное лицо
в один момент, в конце концов
не поздороваться с собой
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]