Отец заболел. Он говорит - болит
сердце - и показывает куда-то ближе к шее. Странно,
разве сердце там?... По-моему, оно чуть выше живота,
и кожа над ним постоянно вздрагивает... во-от
здесь, между ребрами. Но у отца ребер не видно, а
живот налезает на грудь, так что где у него
сердце, сказать невозможно. На прошлой неделе мы
с ним ходили к морю. Перешли дорогу и стали
пробираться к воде, через канавы перескакивали,
глубокие ямы с мусором на дне обходили. Он сказал,
что ямы - воронки от бомб, а в канавках сидели
бойцы и скрывались от пуль - это окопы. Уже два
года нет войны, и окопы постепенно зарастают
травой. Вода серая, перед ней на песке разный
мусор и железки, мы туда не ходим, потому что
вязнут ноги, и порезаться можно - много ржавой
проволоки. Далеко в море серые длинные корабли,
военные. Мы приехали недавно, отец говорит -
"мы вернулись", но я не помню, как жил до войны,
маленькие не знают старых времен. Отец говорит,
что потом я вспомню, когда буду таким старым, как
он. Я спросил, а вспомню ли, как родился. Он сказал
- не знаю, и что этого пока не помнит, но, может
быть, вспомнит еще.
Мы постояли под толстым старым
деревом с узкими блестящими листочками. Он
сказал, что стоял здесь, когда был мальчиком, как
я, а дерево было такое же. "И ты вырастешь, придешь
сюда, а оно стоит..." Должно быть, скучно дереву, я
подумал, и представил себе, как приходят все
новые мальчики, а оно стоит и стоит... "Это ветла,-
он говорит, - они живут долго..." А утром он
заболел...
Я смотрел, как он дышит - громко, а
руки ощупывают край одеяла, как будто боится, что
оно пропадет куда-то. "Пойдем в воскресенье к
морю?..." Он молчит, потом кивнул мне, ничего не
сказал. Потом говорит шепотом - "позови маму..." Я
подошел к двери - позвал. Она почему-то побежала, а
он дышит редко, со свистом, и шея стала синей. Мама
зовет его, а он не слышит.
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
