Краплёные капли лениво ложатся
на ломберный столик краснеющих крыш...
Ты снова мухлюешь, погодовожатый;
заоблачный гений, ты снова ловчишь.
Над городом замер неправильный улей:
сомнамбулы-дамы, тузы-ворчуны...
О тучный начальник, одышливый шулер,
спаси нас от этой бубновой чумы -
от пасмурной лени, скуластой зевоты,
от медленных капель на грязном стекле...
Я движусь, как муха, попавшая в соты,
и греюсь в текилы холодном тепле,
и прячу голодное тело в утёсах
халата, футболок, шарфов и штанин;
я стрёмная, струнная, странная особь:
я полумужчина и полупингвин...
Пошли нам, ей-Богу, хорошую бурю,
на зависть придуманным нами врагам;
ты ж это умеешь - хорошую бурю,
чудесную бурю, а то - ураган!..
Пускай буревестник летит себе гордо;
ну что тебе стоит - пошли нам грозу!
... Ни шатко, ни валко; ни ливень, ни вёдро -
краплёные капли, девятка к тузу.
Одышливый шулер... Сыграть с тобой, что ли,
и выиграть что-нибудь вроде пурги?..
Но эта игра, к сожаленью, не стоит
ни мессы, ни свечки, ни левой серьги.
"- Улетая в далёкий Замуж,
где полно молока и мёда,
напоследок окинь глазами
безалаберность и свободу,
бестолковых своих вассалов,
надоевших пажей и фрейлин..."
(Что хотела - давно сказала.
Повторяться напрасно - ей ли?..
- Что из них - ни один не вырос:
постаревшие в пьянках дети,
и во всех - безнадёги вирус,
и у всех - недостача в смете...)
"- И не лучше ли, впрямь, синице
в огрубевших мужских ладонях,
чем по небу весь век крутиться
за дурацкой мечтой в погоне?..
Так купи же билет на "Боинг",
распродай по частям свой замок...
Мы внизу вслед тебе завоем,
улетевшей в далёкий Замуж."
... Луна аннулирует все долги,
и желтым фломастером ставит крест
на всех обещаниях - или плюс?..
Мигает: давай-ка, сбеги, солги;
мочой заливается в мой подъезд,
крадется к постели и шепчет: "трус..."
Луна пожинает плохие сны,
с косой и серпом за столом лежит,
впиваясь в мой мозг, как хорёк - в яйцо...
Луна, ты мой кровник и мой мясник,
папаша кошмаров, мамаша лжи,
закутано в маску твоё лицо.
Луна - это желтый громадный пресс,
пропахший асфальтом и злом каток:
как лихо по мне разъезжает он...
Но тут раздается веселый плеск,
из моря выходит Незнамо Кто,
и шумно садится на горный трон.
И тут же луна убыстряет ход,
но Некто бросает своё копьё,
и желчь проливает из лунных уст;
луна убегает, что твой енот,
и долго морскую микстуру пьёт...
Наутро же трон - безупречно пуст.
Ты скажешь, что это - всего лишь сон.
Ты скажешь, что это - виденье, бред...
Сегодняшней ночью учуешь сам:
луна издает приглушенный стон,
луна оставляет кровавый след,
на лунном пергаменте - свежий шрам.
Заплёванный демон за левым плечом, заклёванный ангел за правым;
в руках у них полные кубки - причем наполнены явно отравой.
За левым - вовсю разомлел и вспотел, и весь в предвкушеньи улова;
он ложечкой жадно мешает коктейль в стакане со штампом столовой,
в котором - пропорции знаешь и сам - настойка из мёда и дёгтя
(настойка течёт по губам и усам, и капает пена на когти).
Еще в том коктейле - сурьма, белена, и кровь убиенного бога...
Напиток что надо, и свалит слона; зовется он "Гоголь-Магоголь".
Советую взять на заметку рецепт... А справа - до боли похоже:
блаженство на ангела полном лице, и он в предвкушении тоже.
Он снял, словно шляпу, светящийся нимб, и лысиной нынче сверкает.
Щербатая чашка стоит перед ним, обычная, знаешь, такая.
На чашке написано: "Рыбы", а в ней - настойка из мёда и мака,
а к ним - кардамон, и имбирь, и елей, и трав понапихано всяко.
Он пьёт, и глотает, и смотрит в окно на сонную лунную дыню;
он видит - на брюках темнеет пятно, и душу отводит латынью...
Заплёванный демон за левым плечом, заплаканный ангел за правым;
закуски лежат на тарелках - причем по виду отрава отравой:
на этой - асфальт, а на той - асфодель (не спрашивай - знаю лишь имя).
Тут - ангел-хранитель, а там - асмодей; а я - хохочу между ними;
а я потихоньку тяну чёрте-чё, сорвав этикетку с бутылки,
и пряная жидкость в желудок течёт и что-то бормочет там пылко.
Горит пентаграмма на левой стене, на правой - рыдает икона;
глотаю настой из костей и теней на грязной воде Рубикона.
... Такая вот притча о зле и добре, посланниках рая и ада:
за левым - вонища, за правым - амбре, куда не посмотришь - засада.
Заплёванный демон блюёт в унитаз, и храп обессиленный - справа;
и кто-то смеющийся смотрит на нас, шепча механически: "Браво!"
Суфлер в анатомическом театре
(а заодно гример и декоратор),
руковожу своей корявой труппой -
что говорить, кому куда идти...
Они играют - Беккета да Сартра;
и хоть движенья их и вяловаты,
не жалуюсь, ведь жаловаться глупо -
послушнее актеров не найти.
Вот эта будет - нежной или грубой,
вот этот будет - эльфом или троллем:
податливы, материя сырая,
ума не больше, чем у снегиря;
и, раздвигая челюсти и губы,
старательно озвучивают роли -
но текст любой, увы, перевирают, глаголы все в прошедшем говоря.
На желтой сцене, дочиста отмытой,
тяжеловесно шутят, интригуют,
друг друга месят, словно тело - тесто,
покорное и скалке, и ножу;
как будто всё взаправду - да, но мы-то,
но я-то знаю истину другую:
их действия послушны мне и тексту,
который я шепча произношу.
Пришла пора антракта, перекура;
я череп поворачиваю к залу,
высматривая новых кандидатов
отмеченных отметиной "готов".
... А манекены с синим маникюром
и белыми, прозрачными глазами
старательно высчитывают даты.
Но Смерть придет быстрее, чем Годо.
... Дождь размывает скрипящий город,
как акварель на рисунке глупом,
тушь на глазах, сквозь меня глядящих,
жирных чернильных моих балбесов...
Город - повержен; а дождь-Егорий,
попировав на змеином трупе,
думает: сдался мне этот ящер,
и - исчезает за ближним лесом...
2
Следом - тумана ребристый ластик,
пахнущий свежей сырой резиной,
пахнущий стиркой, грибами, хлевом
и молоком, почему-то - козьим...
Месяц выходит, мурлыча "аста,
аста ла виста"; и ножик длинный,
длинный, кухонный, и в крошках хлеба -
этот туман беспощадно косит...
3
Насобирать бы грибов, да только
в наших асфальтах - одна отрава:
зонтики красные - мухоморы,
зонтики черные - та же соя...
Их что варить, что тушить - без толку:
лучше оставить их мокнуть, право,
или тушить ими сине море,
если лисички поджог устроят...
4
Но, расплываясь зеленой кляксой,
кляксой оранжевой, кляксой серой;
но, превращаясь в потёки краски,
но, унижаясь пред взглядом Бога,
город - восстанет: сначала - таксой,
медноголовым затем терьером,
следом - боксёром лихой закваски,
и напоследок - красавцем-догом...
5
Ветер шуршит по земле, как веник
в сумрачной и нелюбимой школе, -
гонит обрывки речей, гримасы,
листья и мусор летят по кругу...
... Что если, выплыв из пепла, Феникс
вдруг обнаружит, что стал всего лишь
курицей мокрой, дешевым мясом,
хохотуна-петуха подругой?..
Как сказал бы нам Бродский, печальный рыжий - это солнце слюною горячей брыжжет, объясняя отличье души от тела невесомой луне. И луна вспотела.
Это курит асфальт - сигареты "Ноблесс", а не "Приму", поскольку - другая область; широта-то другая, но та же узость...
Ничего не попишешь, надсадно тужась - просто ртуть подросла до отметки "сорок"; этак все мы, пожалуй, забредим скоро. Кипяток из холодного хлещет крана; белый мячик влетает в ворота Кана... Не до жиру сегодня - не сжечь бы кожу; Казанова - и тот бы взмолился: "Позже!", предпочтя кружку пива утехам плотским - как сказал бы блестящий от пота Бродский.
Это просто погода, не больше, Игорь. Это ветер горячий танцует джигу, ну, и дует в волынку заправским горцем, намекая, что выпил бы пару порций... Вентилятор в экстазе, сопит пропеллер. Мы так много пропили, так мало спели... Диспозиция: Хайфа, июль, Израиль - ближе к морю и, видимо, ближе к раю... Ненароком взгрустнулось? - по крайней мере есть старинный, надежный рецепт Сальери: кока-колы бутылка и томик Шекли.
... Хоть и вправду сегодня - светлей, чем в пекле, и душней, чем у танкера в черном трюме, - как сказал бы нам Бродский. Но Бродский умер.
... Не по Стеньке, наверное, шапка...
... - И на что ему эта царевна -
бусурманка, татарка, арапка,
из-под челки глядящая гневно...
... - Ишь, как зырится, зенки таращит,
ненавидящим взором буравит...
... - Перезлится - любить будет слаще:
не придумано лучше приправы!
...- Поцарапает, после поплачет,
повздыхает - и свыкнется скоро...
... - Раз гордячка - то будет горячей;
раз строптивая - станет покорной...
... - Не по Стеньке та, стало быть, шапка,
окрутила беднягу царевна:
атаман оказался-то - тряпкой,
был мужик, ну а нынче - что евнух.
... - Подойти к ней - и то не решился,
как посмотрит - глаза опускает:
бусурманка его - словно шилом,
словно рыбу - царевна морская...
... - Стенька бродит с утра очумелый,
ошалевший, пьянее, чем пьяный...
... - Это, братцы, последнее дело.
Надо, братцы, спасать атамана...
... А ладья выплывает на стрежень...
Слово за слово, ссора не ссора -
трое Разина за руки держат,
двое в ноги бросаются споро;
Прошка с Филькой хватают царевну,
в сероватую Волгу бросают...
Исчезают круги постепенно,
пузыри на поверхности тают.
Держат бережно Стеньку, но крепко.
Прошка Разину шепчет на ухо:
"Ну подумаешь, девка как девка.
От нее нам - сплошная непруха.
Бусурманочка эта на кой нам?
Не нашел, что ли, лучше подруги?.. "
А река так бездумно спокойна,
облака проплывают, как струги...
"Глубин пупырчатый жилец,
печальный многочлен кессонный,
я самому себе в жилет
роняю капельки озона;
ломаю щупальца, лома-
-ю даже собственные строфы;
я - незаконченный роман,
очередная катастрофа...
Сивуху северных морей
глотаю с океана содой,
закусывая поскорей
соленым огурцом подлодок...
Гарпун ли рассечет мне бровь,
ударит ли акула с тыла -
польется из меня не кровь,
а в лучшем случае - чернила..."
Елена Мудрова (1967-2024). Люди остаются на местах[Было ли это – дерево ветка к ветке, / Утро, в саду звенящее – птица к птице? / Тело уставшее... Ставшее слишком редким / Желание хоть куда-нибудь...]Эмилия Песочина. Под сиреневым фонарём[Какая всё же ломкая штука наша жизнь! А мы всё равно живём и даже бываем счастливы... Может, ангелы-хранители отправляют на землю облака, и они превращаются...]Алексей Смирнов. Два рассказа.[Все еще серьезнее! Второго пришествия не хотите? А оно непременно произойдет! И тогда уже не я, не кто-нибудь, а известно, кто спросит вас – лично Господь...]Любовь Берёзкина. Командировка на Землю[Игорь Муханов - поэт, прозаик, собиратель волжского, бурятского и алтайского фольклора.]Александра Сандомирская. По осеннему легкому льду[Дует ветер, колеблется пламя свечи, / и дрожит, на пределе, света слабая нить. / Чуть еще – и порвется. Так много причин, / чтобы не говорить.]Людмила и Александр Белаш. Поговорим о ней.[Дрянь дело, настоящее cold case, – молвил сержант, поправив форменную шляпу. – Труп сбежал, хуже не выдумаешь. Смерть без покойника – как свадьба без...]Аркадий Паранский. Кубинский ром[...Когда городские дома закончились, мы переехали по навесному мосту сильно обмелевшую реку и выехали на трассу, ведущую к месту моего назначения – маленькому...]Никита Николаенко. Дорога вдоль поля[Сколько таких грунтовых дорог на Руси! Хоть вдоль поля, хоть поперек. Полно! Выбирай любую и шагай по ней в свое удовольствие...]Яков Каунатор. Сегодня вновь растрачено души... (Ольга Берггольц)[О жизни, времени и поэзии Ольги Берггольц.]Дмитрий Аникин. Иона[Не пойду я к людям, чего скажу им? / Тот же всё бред – жвачка греха и кары, / да не та эпоха, давно забыли, / кто тут Всевышний...]