 |
|
Девять лет
Часть первая
- Солнце, тяжелое солнце падает теплой кометой
- Чай с чабрецом или крымской негорькой полынью
- В городе ночь
- Евгению. О творчестве
- Когда лежишь, укрыт теплом как глиною
- Люблю веселый треск и блеск веселый печки
- Остатки белых пятистопных ямбов
- Господи! Позволь мне дожить до скончания этой зимы
- И плавным переходом в стену мы увенчаем наши будни
- Иногда одинок, как засохшее дерево посреди поля
- Складень кусков
- Тьмою город усыплен
- Тень.
- Гоняясь за бабочкой белой
- Опять зима.
- ...И красота тех мест дарует веру
Солнце, тяжелое солнце падает теплой кометой.
Мед, золотистый закатный, ложится слоями на стены.
Друг мой, не бойся, вернется беспечное милое лето,
Током весны расширяя сомкнутые темные вены.Сменою светлых ночей продолжительным днем ободряя,
Властное это светило спокойствием нашим займется.
Вверх по блестящим и белым ступеням свой взор
устремляя, Мы тебя встретим, медовое, мощное, теплое солнце.
Чай с чабрецом или крымской негорькой полынью.
Крымские отсветы, отблески в мягком эстонском пейзаже.Сухость, жара и покой на плоских вершинах, террасах -
Солнце в зените. От света все небо поблекло,
Свежестью сладостно стонут подсохшие ломкие травы.Осенью так хорошо покупать хризантемы.
В городе ночь. Свет фонарей, неяркий и ровный,
Тихо восходит к нависшему пасмурно небу.Свет выдыхает земля, и, вдохнув его облачной грудью,
Небо дарует нам
праздник любви и покоя.
Когда лежишь укрыт теплом, как глиною,
Закатным облачком слегка переливаешься,
Садится муха на мизинец неожиданно,
Слон наступает на ухо нечаянно.И вот лежишь, как скорпион раздавленный,
Рукою потною за простыню хватаешься
Как за скользящий край оврага глинистый.А облачко летит спокойно по небу
И исчезает в сумерках загадочных.
Люблю веселый треск и блеск веселый печки
Когда уничтожаются стихи.Мои стихи уничтожаются всемерно,
Я их давлю, как на стене клопов,
Забвением и страхом, непечатным
Видом, тайным почерком своим.Зачем им жить? Кому они нужны?
Горите, милые, горите, душу веселя.
Остатки белых пятистопных ямбов
Кружатся филологией родимой:
Как бы из зуба вывалилась пломба,
Во рту порхает льдинкою незримой.
Господи!
Позволь мне дожить до скончания этой зимы
Время, замерзшую ртуть за окном растопи.
Подруга мудрости - ночь без солнца мне будет светить.
Господи!
Позволь мне дожить до весны.
...И плавным переходом в стену
Мы увенчаем наши будни
И там пребудем неизменно,
Как в несгораемой посуде.И наблюденьем забавляясь,
Мечтая лишь о жидком хлебе,
Мы будем незаметным мясом
Для тех, кто позже вынет жребий.Свои глаза над коридором
Развесивши порой вечерней,
Мы будем неизбежным кормом
Для нежной поросли дочерней.
Иногда одинок, как засохшее дерево посреди поля,
Некий штопор внутри, словно знак проницающей боли:
Одноногий небритый мужик под землею качается, молится,
Подаянье звенит, к нему на подстилку упавшее:
Плоскость вряд ли когда-либо медью наполнится.Понемногу глава моя лысою станет, точно луковка на
колокольне.
Чтобы завтра сбылось, вспоминается позавчерашнее.
Так зачем же стоит это дерево ненастоящее
В реальности поля, ей недоступное?
Складень кусков
Кореш, скипаем!
Хватку ослабил змей скользкий, блестящий и длинный!
В мощной казенной машине по гладкому ночи простору!
Время тягуче, как мед, и медленно в темь уплывает!
Черному ветру навстречу прокаркает ворон!
Снег над равниной - след крыльев совиных!
Ну, убегаем!Ждет нас шофер, только руку бы вскинуть
Будем беседу вести, курить иногда и смеяться!Пусть нас дорога, как мягкие волны, качает -
Вьющейся долгой поземке вослед не угнаться!Глянет заснеженно дерево в спину -
Нас уже нет, уже нет нас, нас нету -
Скользим, уменьшаясь,Скипаем...
Включение I.
Выйдя из дому, заметишь:
Влагою воздух пронизан.
Осенние птицы...Включение II.
Увы, отгремели сии колесницы...
Мораль:
Рак шейкой машет, чтоб освободиться,
Когда его сжимают в тонких пальцах,
И иногда кусается за пальцы...
Но пойман он - и надобно свариться...Скипаем...
Тьмою город усыплен,
И молчат кругом явления,
В синеве проходит время.
Тишина - и бысть мне сон.
Сон, и сын, и бело пламя,
Пламя белое полей,
Оставляемых словами,
Убегающий олень.Сыну снится белый сон
И туманные мелькания -
Неоформленный Протей -
Колыбельное дыхание.За пустым стеклом окна
Ночь пустынна и темна.
Спи, сынок, - мое сознание.
Гоняясь за бабочкой белой,
Которой не помню названья,
Гоняясь за тению бледной -
Отрадою воспоминанья,
Гоняяcь за бликом на луже осенней,
Снежинкой и паром незримым,
За вздохом, и смехом, и скрипом,
Улыбкой младенца,
Стареет душа постепенно,
Стареет неисследимо.
Все больше и больше забвенья прореха -
Все меньше и меньше оконце.
Оно
Зарастает мохом и мехом.
...И красота тех мест дарует веру,
Что снова будет та же красота.
Немного было важных сновидений,
И смутно, смутно помню их сейчас.
Вот эти сны про переход границы.
Армейский сон:
приходим в ресторан,
А на тарелках - сочные тюльпаны,
Или, быть может, даже орхидеи,
Огромные и красно-золотые,
Раскинувшиеся через всю тарелку
И толстые, как будто шоколад.
Те орхидеи, которых до сих пор
Не видел я.
И сладостно мне было пробужденье
На КПП в невыспанности лютой.Еще два сна, что снились мне на Ропке,
В зеленом доме, что Корней так помнит.Сон первый: с синих-синих гор
Огромная и красная лавина
Стекает.
(В тот день стирал Корнюшкину рубашку
Небесно-синюю, и красная гуашь
Волною красной медленно стекала.)
Сливается тут все - рубашка,
Гуашь и горы, красная лавина...
Тут все есть правда, и не отменяет
Одно другое, и причиною не служит.
Быть может зеркалом, являющим в рубашке, -
Горы, а в гуаши -
лавины света,
Красного, густого.Был сон второй похож на первый.
Участвовал в крестьянской я войне,
Не помню, с кем и за кого сражался.
Одно лишь помню: в правый бок, под ребра,
Меня косой ударили, как сноп,
Когда его рукой зажавши левой,
Наносят справа гибельный удар
И опускают наземь осторожно.(Не помню: может, серп
Слева направо толстый сноп срезает,
Коса всегда налево справа режет,
Направо слева возвращается обратно,
Обратно поверх скошенной травы.)Так я лежал, слегка прозрачен телом,
Прохладен, чуть голубоват, прозрачен,
(Быть может, были искры золота
Во мне).
Лишь справа до средины живота
Пятно розово-красное струилось,
А я лежал, спокойно-удивленный
И на живот свой радостно глядел.1987-1993.
© Владимир Литвинов, 1997-2023.
© Сетевая Словесность, 1997-2023.
НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" Айдар Сахибзадинов: Третья осень в Урюме [Уже ноябрь. Березки, черемуха и верба в моем дворе облетели. В деревнях, как правило, срубают все, что не плодоносит, или, по крайней мере, не заморское...] Ольга Кравцова: "Не стенать на прощанье и влюбляться навек": о поэзии Александра Радашкевича [Поэзия Александра Радашкевича притягательна своей смелостью, даже дерзостью ума и речи, загадочна именно той мерцающей магией чувств, которую обнаружит...] Андрей Мансуров: Начистоту – о рассказах А.И. Куприна [...после их прочтения остаётся тягостный осадок: что герои такие тупые и безвольные, и не испытывают ни малейшего желания улучшить свою судьбу и жизнь...] Алексей Миронов: Сомнительный автограф [Так бы хотелось быть воздухом лётным, / невыдыхаемым, неприворотным. / За поворотом бы ахнуть в потьме / так бы хотелось, конечно, и мне...] Георгий Чернобровкин: Качание эпох [Подумаешь, что можно вдруг шагнуть / за грань стекла и за вечерним светом, / зимы познать действительную суть, / что ведома деревьям и предметам...] Леонид Негматов: Улица Леннона [Ночь привычно шаркает на запад, / шлейф с подбоем синим волоча. / Вслед её походке косолапой / не смотрю. Я наливаю чай...] Читайте также: Динислам Алтынгузин: Когда закончится поэзия | Сергей Арутюнов: Вот в этих самых днях | Максим Жуков: Некуда бежать | Яков Каунатор: Житие сатирика | Наталья Козаченко: Сидоров и Элька | Алексей Смирнов: Три рассказа | Елизавета Терпиловская. "Ничего не забудь из того, что казалось ненужным..." | Владимир Алейников: Быть ясновидцем | Михаил Ковсан: Братья | Наталия Кравченко: Не о женщине, не о мужчине... | Никита Николаенко: Награды и золото | Айдар Сахибзадинов: Зарок | Алексей Смирнов: Три рассказа | Виктор Хатеновский: К волнорезам жмутся волны | Лана Яснова: Так обманчива ночи моей тишина...
|