темнота щербата светом окон
и циклопна лунным медяком.
(вот ведь слово вздорное - циклопна,
так нелепо брякнуть и о ком!)
темнота кусает крекер улиц
и темнит насчет раскрытья тайн,
черной челкой небо ахмадулит,
шекспириментируя sleep-time.
темнота в разрезе недосыпа
так гламурна - платье в серебре.
женственностью пламенного типа
пряталась в адамовом ребре,
обучая еву хитрым штучкам:
"кожура и мякоть плюс резцы..."
темнотой кокетливой приручен,
обнажает плечи гиацинт...
ей послушно всё и всяк неспящий,
кто примерить таинство готов.
лунная мудра единозрячесть
и хитра насмешливая бровь.
темнота плетет страстей тенёты:
бабочку заката - под сачок.
темнота в разрезе тюля, кто ты?
а в ответ лишь сажи кулачок...
все жиже, хуже, слякотнее дни:
февраль являет признаки простуды.
мир черно-белый, и, куда ни ткни,
он сходит с рельс, меняя амплитуду;
сдает, страдалец смогов городских,
в бюро прогнозов пробу атмосферы...
вот дом, а в нем алхимия тоски -
гремучий сплав буковски и кундеры.
в нем все рутинно, в нем веселью - бой!
в нем пахнет интернетом и овсянкой.
здесь молодость с чужими и с собой
играет то в очко, то в несознанку...
бесплодны вазы, маникюр убог.
но тонким пальцам не до маникюра.
в какой-то год, наверно, сдуру бог
из мыслей и чернил состряпал дуру,
зажав для прочих крови с молоком.
а, может быть, он новый ставил опыт?..
но к черту опыт! разве мы о том?
день был слюняв, глазами сонно хлопал...
и шарила обмякшая душа,
ища предлог для радости, в кармашках.
но только сплин стекал с карандаша,
и щелкали минуты, как фисташки.
молчала кухня, запахи сглотнув,
не парила, не терла, не шкварчала.
трехпалубка квартиры шла ко дну
спокойствия. и это означало -
надменность яви и провал затей.
и ежилось сознание синицей.
а где-то в небе хор смешливых фей
сквозь путы смога тщился дозвониться...
и девушка была вещам подстать -
без праздничных сюсюканий и граций.
а год назад ей было двадцать пять,
а пастернаку - только сто тринадцать.
вероятность вины не мужчины, а знака
высока, как высок тот космический знак:
в беспристрастно холодном кругу зодиака
деловито мерцает серебряный рак.
вот и этот, земной, непредвиденно цепок,
аккурат ко второму свиданному дню
без досужих бесед и прогулок нелепых
в мое сердце вонзил не стрелу, а клешню.
день за днем - снегопад... оперившийся камень
в январе с нескрываемой лаской глядит.
но мужчина уныл, он герой му~рак~ами,
крутит радио и материт аппетит.
я сержусь, но иду по кривому маршруту
непременных утрат, беспросветной любви.
и заочно рыдает метель по кому-то,
и целует в висок жаркой о.р.в.и.
под щекочущим пледом тепло и слюняво...
любознательность тела не знает границ.
отпускаю спокойно хмельную себя во
внеземные вояжи, и падаю ниц.
домовитость его - в целовании бедер,
и тихонько, легонько, лениво, едва,
как по сердцу, по телу касания бродят,
и не хочется звукам слагаться в слова.
что про завтра гадать? мир жесток и цикличен.
мне опять выпадает познать и сгореть.
оттого я люблю запах скрюченных спичек,
оттого я тиха и уступчива впредь.
вероятность вины... хуже нет околесиц.
в непонятное верю сильнее сто крат.
карту неба вспорол ятаган-полумесяц,
и опять - снегопад, снегопад, снегопад...
чернильный вечер долго-долго
на блюдца окон наползал...
но вспыхнул разноцветно зал,
жонглировала светом ёлка,
проснулась пыль на книжных полках,
тараща серые глаза.
в орешке - детском кулачке -
из леденца рождалась фея
(пока не полночь - пусть дозреет).
кружилась тень на потолке,
как несмышленая фике
в елизаветинских аллеях.
но кто-то вдруг зажег свечу -
янтарный ялик в море света.
рука скользнула по плечу,
по разукрасу хвойных веток,
и обогнула пируэтом
зеркал стеклянную парчу...
затем часы издали гул -
округло сиротело время.
игра вступала в новый level.
был мальчик водружен на стул,
он хлестко сабельку взметнул
и новый год отсек от плевел.
с экрана музыка звучала,
виолончель бедром качала...
старик, укрывшись одеялом,
дремал, младенчески лучист...
и в воске алчущих мелодий -
ключа скрипичного угодий -
минором споро кукловодил
кудесник-виолончелист.
в серванте бал давали чашки:
всей блюдцеюбочной компашкой
учили па, кружились тяжко
за старым треснутым стеклом.
но эта комнатная старость
ничуть не горбилась устало,
храня в себе шарад и салок,
и ласки верное тепло.
здесь жили люди, жили вещи.
здесь снов побаивались вещих.
под шалью вздрагивали плечи,
пугаясь резкого звонка.
скрипела лестничная клетка
осипшей лифта вагонеткой
и смехом пьяненькой соседки,
приведшей в гости мужичка.
здесь лица святостью светились
в речах о юношеской были,
о том бумажно говорили
альбомы, письма и стихи.
и в кружевах старинных музык
здесь бились бабочками музы.
но невесомы были узы,
и музы тикали: хи-хи!..
квартира номер "эти двое" -
был адрес векового кроя.
с буфета месиво алоэ
свисало, будто осьминог,
хранящий маленькое море
вещей, мелодий и историй,
и странных пятничных риторик
под самодельное вино.
здесь время вписано в окружность
стола, очков с помятой дужкой.
здесь всякий гость - mon sher и душка,
и всякий пёс - дай лапу, джим!..
была одна лишь из утопий -
своих нашить забыли копий.
увы, внучатых звонких скопов,
квартира старая, не жди...
Елена Мудрова (1967-2024). Люди остаются на местах[Было ли это – дерево ветка к ветке, / Утро, в саду звенящее – птица к птице? / Тело уставшее... Ставшее слишком редким / Желание хоть куда-нибудь...]Эмилия Песочина. Под сиреневым фонарём[Какая всё же ломкая штука наша жизнь! А мы всё равно живём и даже бываем счастливы... Может, ангелы-хранители отправляют на землю облака, и они превращаются...]Алексей Смирнов. Два рассказа.[Все еще серьезнее! Второго пришествия не хотите? А оно непременно произойдет! И тогда уже не я, не кто-нибудь, а известно, кто спросит вас – лично Господь...]Любовь Берёзкина. Командировка на Землю[Игорь Муханов - поэт, прозаик, собиратель волжского, бурятского и алтайского фольклора.]Александра Сандомирская. По осеннему легкому льду[Дует ветер, колеблется пламя свечи, / и дрожит, на пределе, света слабая нить. / Чуть еще – и порвется. Так много причин, / чтобы не говорить.]Людмила и Александр Белаш. Поговорим о ней.[Дрянь дело, настоящее cold case, – молвил сержант, поправив форменную шляпу. – Труп сбежал, хуже не выдумаешь. Смерть без покойника – как свадьба без...]Аркадий Паранский. Кубинский ром[...Когда городские дома закончились, мы переехали по навесному мосту сильно обмелевшую реку и выехали на трассу, ведущую к месту моего назначения – маленькому...]Никита Николаенко. Дорога вдоль поля[Сколько таких грунтовых дорог на Руси! Хоть вдоль поля, хоть поперек. Полно! Выбирай любую и шагай по ней в свое удовольствие...]Яков Каунатор. Сегодня вновь растрачено души... (Ольга Берггольц)[О жизни, времени и поэзии Ольги Берггольц.]Дмитрий Аникин. Иона[Не пойду я к людям, чего скажу им? / Тот же всё бред – жвачка греха и кары, / да не та эпоха, давно забыли, / кто тут Всевышний...]