целлулоидной тропою врии
покидали Пятый Вавилон
на Востоке слышался Марии
в сумеречных схватках бабий стон
месяц желтым черепом лоснился
подвывали волки и овца
там Сосо над яслями склонился
оспою кавказского лица
искрой коротило в пентаграмме
кланялись посланцы иносфер
в эксклюзивно избранном бедламе
корчился малютка Люцифер
Поплавский дирижабль, монокль-иллюминатор,
Над Северным Крестом, полярно-голубым,
Сомнамбулой парит знакомый авиатор,
Из трубочки цедит сиреневатый дым.
Мотор скребет бока, жужжалки запускает,
Чернильные круги над айсбергом встают,
Зеркалит белый лед глаза слепому Каю
И Герды за окном рыдают и поют.
Но голосьба сирен лишь суживает ужас,
Смыкается в кольцо фермата, как змея,
И ширит океан луженый зев, натужась,
И манит дирижабль за острые края.
Там мертвый арсенал, арктический чернобыль,
Там сепий фиолет, китайский лён медуз,
Там спеют пузыри земли, как гонобобель,
И поглощают жизнь чернила топких луз.
I
На крыши капала луна,
Рот разрывая от удушья,
Рука ловила каплуна,
Кукареку, душа петушья.
Известкой сыпалась во мглу
Слёз чешуя, мерцая звёздно,
Кого-то резали в углу,
Но город спал, и было поздно.
II
Под рёбра сердце звякнуло ледышкой,
На башне почты запылал маяк,
И завертелась стрелка злой мартышкой,
И цифры заплясали краковяк.
По кожуре вспотевшего асфальта
Паяц-скрипач прошелся ча-ча-ча,
Когда сирен охрипшее контральто
С пожара возвращалось, хохоча.
III
Процарапана с нажимом
Неба черная шагрень,
В рваных ранах едким дымом
Сатаны густеет тень.
Роджер весел: неба флаги -
Костяной аплодисмент,
Кровью стелется в овраге
Золоченый позумент.
В банке лейденской бутырки,
Четвертован, сжат и сух,
Клювом молний сверлит дырки
Воздух - жареный петух.
Тараканы Тартар месят,
Разжиревшие грачи,
Рог наставил полумесяц
На затылок каланчи.
Мехом выгнутые пашни,
Шрам бегонии дорог,
Шахер-махер, злые шашни,
В уголке - притихший Бог...
Мучиться дальней чертою, просачиваясь на Восток,
Там где исток, сосок матери, где начала.
Пифий письма под дверью, наискосок в висок
Ветер. Доверься ветру, близкой черте причала.
Свет прислонился к воздуху, солнце сужает зрачки,
Сбиты сливками волны, магометанским тюрбаном.
Сквозь световые раны дальней черты значки,
Слитны, неощутимы, недостижимы - рано.
Белого неба тело вырвано из глазниц,
Линия горизонта - снам круговая порука,
Детские ожидания брадисом лживых таблиц.
Жизнь за недробной чертою... Cтранная штука.
II. Лучше всего на свете - вода... Сердце бузит, дождик бусит.
Мертвый сезон за окном, холода,
Ноют колени - бурсит.
Печь затоплю, чай заварю,
Пиндар дарёный, ветхая книжица,
Время довериться букварю,
Ерь на закуску, жижица-ижица.
Неторопливы вода и стихи,
Только взойдут ли зачатки мелодий?
Мертвый сезон, но меч из сохи
Снова куют володи... III Прими чин шествия, несущего венки, Шары воздушные, растяжки, транспаранты.
Мы славных дел молочные щенки,
Свидетели и типа фигуранты.
Точи клыки, след волчий неглубок,
Вожак хитер, лукав и, в самом деле,
Рык ускоряет ржавый кровоток
В залёжанном и апатичном теле.
Пей кровь горячую, разлитую в судьбу.
Так дышит белая убитая свобода,
С венком Несущего почившая в гробу,
В конурке нулевого года.
на глаза накину платок
отложу мозги в холодок
в пряном соусе время-мокрель
за щекой карамель
на купюре кремль и путин
кол и жирные нули
эй страна вставай из буден
прячь надежней костыли
на коленях заусенцы
стопудовая мозоль
отчиняйте шире сенцы
welcome ласточка изволь
вдоль по питерской садовой
по тверской лихой ямской
пугачево казаново
пей-гуляй народ людской
славь единую россию
тощих куриц на гербе
лень и дурь тугую выю
в мертвой хватке кагебе
Атропином расширены ночи зрачки,
В глубине проступают медведиц значки
И полярника тусклый фонарик.
В декабре быть беде, не уйти от погонь,
Голод гонит зверей на усталый огонь,
Погаси щуплый свет, сплюнь чинарик.
Может быть, и спасешься в ледовой степи,
Там, где холод и мрак держат жизнь на цепи
И трусливо сердчишко-зайчишка.
Антрацитная ночь, атропиновый страх,
Мысль сгущается в смерть в бесприютных углах,
И черна чернота, даже слишком...
мясо плодится и множится чтоб
не просыхала колода
тщетная накипь горячих утроб
лезвием год от года
в хряси и хляби
не в веси - а в кач
грязной кровавой тарелки
рыночный мастер - Творец и Палач
фокусник переделки
бывшая жизнь на нечутких весах
ребра грудина лопатка
вялый Плодило на небесах
верная мертвая хватка
вот вам подбёдерки и кострецы
ножки и оковалки
обыкновенные мертвецы
в куче и свалке
Туда, где шайка звезд участливо висела
И заводной вертеп беременел тобой
Немыслимо давно, а память, память тела
Не оттеснили сон и смерть в беззвучный зной...
Набухающий свет, фонари наливаются кровью,
Контур ночи нечеток, размыт в одичавших домах,
Угловатые мысли в окне процарапаны бровью,
Узловатые руки на шее, смятение, страх.
Просыпайся, у рыбки проси по привычке корыто,
Безразличьем уколет тресковый мороженый глаз,
Птица в клетке летит золотой, но тобой не подбита,
Засорился стояк и на восемь - чинить унитаз.
Год за два - солитерное время двойное,
Где со скоростью света течет непроглядная тьма,
Где охрипшее радио хвалится новым удоем,
Но упрямо чернят молоко сулема и сурьма.
За бетонной стеной терпеливо молчит лепрозорий,
Прокаженные здания, люди, ночное зверье,
Фонари наливаются кровью, отчаяньем - зори,
И срывается сердце с катушек - твое и мое.
Елена Мудрова (1967-2024). Люди остаются на местах[Было ли это – дерево ветка к ветке, / Утро, в саду звенящее – птица к птице? / Тело уставшее... Ставшее слишком редким / Желание хоть куда-нибудь...]Эмилия Песочина. Под сиреневым фонарём[Какая всё же ломкая штука наша жизнь! А мы всё равно живём и даже бываем счастливы... Может, ангелы-хранители отправляют на землю облака, и они превращаются...]Алексей Смирнов. Два рассказа.[Все еще серьезнее! Второго пришествия не хотите? А оно непременно произойдет! И тогда уже не я, не кто-нибудь, а известно, кто спросит вас – лично Господь...]Любовь Берёзкина. Командировка на Землю[Игорь Муханов - поэт, прозаик, собиратель волжского, бурятского и алтайского фольклора.]Александра Сандомирская. По осеннему легкому льду[Дует ветер, колеблется пламя свечи, / и дрожит, на пределе, света слабая нить. / Чуть еще – и порвется. Так много причин, / чтобы не говорить.]Людмила и Александр Белаш. Поговорим о ней.[Дрянь дело, настоящее cold case, – молвил сержант, поправив форменную шляпу. – Труп сбежал, хуже не выдумаешь. Смерть без покойника – как свадьба без...]Аркадий Паранский. Кубинский ром[...Когда городские дома закончились, мы переехали по навесному мосту сильно обмелевшую реку и выехали на трассу, ведущую к месту моего назначения – маленькому...]Никита Николаенко. Дорога вдоль поля[Сколько таких грунтовых дорог на Руси! Хоть вдоль поля, хоть поперек. Полно! Выбирай любую и шагай по ней в свое удовольствие...]Яков Каунатор. Сегодня вновь растрачено души... (Ольга Берггольц)[О жизни, времени и поэзии Ольги Берггольц.]Дмитрий Аникин. Иона[Не пойду я к людям, чего скажу им? / Тот же всё бред – жвачка греха и кары, / да не та эпоха, давно забыли, / кто тут Всевышний...]
