Стихи на тему смерти сочиняю,
как предок в изоляции когда-то.
Мой бедный Джаксон, в Болдино осеннем
ты верные рецепты прописал.
Почтенный председатель! Я напомню:
о пандемии чёртовой, нежданной,
узнали мы случайно в Интернете,
безбашенно справляя Рождество.
С хрустальным звоном рюмок восклицали,
под шутки-прибаутки веселились,
урман, меж тем, всех окружал стеною
и чёрной сажей воздух набухал.
Но вскоре известили: Труффальдино
под чёрной маской в Бергамо далеком
скончался от неведомой заразы
и - наступила страшная ухань!
А мы не прекращали пированья
покуда в изоляцию навечно
по самое маруся-не-балуйся
нас не загнали ужас и кранты!..
.....................................................
...И скачет всадник, жаждущий сразиться
с неведомой китайскою чумою,
зеленым фальконетом пролетает
в просторах неба, жалкий и смешной.
Как пламя по запальному шнуру,
пришла беда, помеченная чёрным,
всё в крошечную сузилось дыру,
а было - и свободным, и просторным.
Там, в небесах, творится чёрт-те что,
в завесу плотную надолго солнце село.
И за окном не шелестит авто,
и воробей щебечет оробело...
Зверь в клетке, спёртый воздух, зеркала.
С самим собой - что может быть ужасней?
В напрасном бормотанье "как дела?"
ты с каждым днём становишься опасней.
Бессилие ума... Один, один!..
Свет волчьих глаз и никакого жара!
В непобедимом слове "карантин" -
печальное выхватываешь: "кара".
На двадцать пятом этаже
я к людям вышел в неглиже.
Раздето сердце, лысы нервы,
душа, к чертям, оголена.
Ну что глядите, суки, стервы?
Суть не продажна! Как жена!
Снова ветер, ветер свистит в ночи,
И собака во тьме рычит,
Непогасший отблеск искры свечи
"Выводи машину" кричит.
Прокачу, красотка, садись со мной,
Я-то знаю, что ты не прочь,
Это тачка смерти, но я живой,
Я тебя укачу в ночь.
Опусти стекло, дай вдохнуть, дыхнуть,
Освежи немного меня.
Намотал круги, поломал свой путь,
И внутри не осталось огня.
Только ты качаешь не в такт головой,
Говоришь, что сможешь помочь.
Это тачка смерти, а я живой,
Я тебя увожу в ночь.
Прикоснись ко мне, ты совсем дитя,
Пахнет кожа парным молочком,
Позабуду о смерти, с тобой летя,
И сыграю с судьбой в очко.
Я к началу жизни несусь, заводной,
Чтоб конец увидеть точь-в-точь,
В этой тачке смерти, пока живой,
Навсегда уношусь в ночь.
Мы пляшем, Пегги, модный Totentanz,
гремят литавры, набухают трубы,
танцуют Гильденстерн и Розенкранц,
синеют ногти, багровеют губы.
Танцуют все! - король, солдат, купец,
шейх, кардинал, продюсер, стриптизёрка,
в присядке стар и млад, нам всем шиздец,
за каждым смерть присматривает зорко.
Курносая смеётся, за бока
хватается, трясётся, бьёт по ляжкам,
косой размахивает, пляшет гопака -
шпагат в прыжке, присядка и растяжка.
Вверх задницы, отбросьте ложный срам,
на "раз-два-три" - все хоровод лепите!
В заразный пляс, бесстыдство, тарарам,
исчезните в невидимом ковиде!
"Caramba" ли, "Macabra" - всё равно!..
рефреном - гогот, буйство, пляска смерти,
мы заживо погребены давно
в пластмассовом запаянном конверте.
Мраморные берега станции метро,
браслеты света в чёрном рукаве,
сочит под шпалами шалая вода,
ближе к свету - воробьи и крысы.
Кувалды сбивают накладки с рельсов.
Вырубленные в бетоне могилы зернисты.
Для свежих шпал, новоявленных трупов?
Играет шпала? Своё отыграла?
Прячется ночь желтками яичными,
в голом тоннеле вентиляционные шахты
гонят стужу в метро, в холодных струнах -
долгота, счислимая приблизительно к смерти.
Мир потускнел, стал мокрым, грязно-серым.
Скудеет шарканье в больничных переходах,
Скрипит каталка, чья-то труповозка.
Так в преисподней стонут поезда.
Открой глаза, чтоб их захлопнуть снова.
Приложишь ухо к черноте могильной,
Биенье жизни прожитой услышишь
В ребристом горле скорбного тоннеля.
Ах, огненная гусеница вербы,
Накаливанья нить пушистой лампы,
Светильник в старом храме изваяний
В конце пути - там где-то, где-то там...
Обмяк контактный рельс, "М" кровяная
В палате интенсивной терапии,
Лишь провода от капельницы сбоку
На фото доставляют слабый ток.
Так что же отделяет нас от смерти? -
Свет? Тьма? Чувствительная кожа?
На перепутье призрачные черти?
А, может, ангелы? Да вроде не похоже.
Кричащее пятно вопит в пейзаже,
звук приглушён, иль попросту отключен,
крик чаек омерзительней и гаже
бряцанья размолоченных уключин.
Резной пюпитр, ангельские лики,
промёрзший тамбур Курского вокзала -
в преддверье смерти, как Бергот великий...
Что, что? - Ты видно, Пруста не читала!..
Я не об этом, я - о пустоте,
убийственной в конечной простоте,
влекущей душу в сердцевину света.
В прозорах жизнь мерещится ещё,
и, кажется, на сердце горячо,
да только жаль, что не проверишь это...
Приходит смерть простецки, без затей,
с ней санитары с лицами детей,
(а, может, ангелы - безусы и безбровы?)
Дозатор, капельница, утка, суета,
как демоверсия банальная pieta
(без Микеланджело, Торвальдсена, Кановы).
Замкнулся круг, а, значит, это смерть,
всё мельтешня, ничтожность, круговерть,
а это - Вечность, кем-то прописная.
Потух Везувий, да и ты потух.
Нет, погоди, попридержи-ка дух:
бригада, ПИТ, не точка - запятая!
Провал, простор, свод лабиринтов, тишь...
Ага, очухался, и, как дурак, молчишь:
всё на местах, пыхтит, скрипит! О, чудо!
Свисают кровли заячьей губой,
Ты жив, курилка, ты опять живой!
Скорей бы вырваться, ведь там - весна-паскуда!
Сергей Слепухин: Портрет художника["Красный", "белый", "зеленый" - кто может объяснить, что означают эти слова? Почему именно это слово, а не какое-нибудь другое сообщает о свойствах конкретного...]Виктория Кольцевая: И сквозная жизнь (О книге Александры Герасимовой "Метрика")[Из аннотации, информирующей, что в "Метрику" вошли стихи, написанные за последние три года, можно предположить: автор соответствует себе нынешнему. И...]Андрей Крюков: В краю суровых зим[Но зато у нас последние изгои / Не изглоданы кострами инквизиций, / Нам гоняться ли за призраками Гойи? / Обойдёмся мы без вашей заграницы...]Андрей Баранов: Последняя строка[Бывают в жизни события, которые радикально меняют привычный уклад, и после них жизнь уже не может течь так, как она текла раньше. Часто такие события...]Максим Жуков, Светлана Чернышова: Кстати, о качестве (О книге стихов Александра Вулыха "Люди в переплёте")[Вулыха знают. Вулыха уважают. Вулыха любят. Вулыха ненавидят. / Он один из самых известных московских поэтов современности. И один из главных.]Вера Зубарева: Реквием по снегу[Ты на краю... И смотрят ввысь / В ожидании будущего дети в матросках. / Но будущего нет. И мелькает мысль: / "Нет - и не надо". А потом - воздух...]