Обрываясь в тоску,
Где горят ковыли
И в солёном снегу
Обретая глаза,
Чёрным вепрем бегу.
Или это гроза?
Антиномия - страх,
Трижды прожитый грех.
В параллельных мирах,
Где полжизни на всех,
Собираю с ветвей
Волчьей ягоды мёд.
Под ольхой соловей
Чью-то падаль клюёт.
Над водой камыши
Не целуют уста.
Ни бессмертной души,
Ни звезды, ни креста.
И дорога долга.
Нет росы поутру.
Кто посмеет солгать
Мне,
Не тревожь тишину, не разбрасывай звуки, сирена.
Не стирай, словно губкой, с ветвей тополей благодать.
Вот спугнула луну... Облака, словно серая пена,
Забирают пространство. И я не могу не отдать.
Поменялось в ночи. Изумрудное стало лиловым.
Стала линией фронта тропинка от дома к реке.
Мир не входит в пазы. Не поправишь улыбкою, словом
Этот странный дефект. Ни просвета, и всё - вдалеке.
И беседка, и мост - всё как будто бы в чёрном тумане.
Завершаем прогулку, пора возвращаться к семье.
А хмельные студенты, забывшие песни горланить
И уже не целуясь, сидят на последней скамье.
Говорить Вам в упрёк. Да и слов не услышите Вы.
И в камине огонь угасает.
Слабее,
Слабее...
Полыхнул напоследок, как будто промолвил "Увы".
Бледный шар над землёй. Разве так мы его представляли?
Золотое светило. Исконный наш сеятель благ.
Иссякаем и мы. А казалось бы - вечно сияли.
Но выходит иначе. Вы плачете? Снова не так.
Безвоздушное небо не внемлет мерцающей грусти.
Тяжело, неподвижно. Как будто оно изо льда.
Если будете снова проездом в моём захолустье,
На коленях прошу, никогда не ходите сюда.
Время не судит людей, позабывших меня.
Всё забывается. Всё покрывается пылью.
Стороны света местами, прошу, не меняй.
Пусть возвратятся, которые не позабыли.
Весточкой детства на полке пылится букварь.
Письмами юности там же - Дюма и Джек Лондон.
Я ошибался. Наверное, прав календарь.
Всё забывается. Так положила природа.
Звёзды ночные колеблются в тихой воде.
Камешек бросишь - как будто их не было вовсе.
Мы отражения. Может, подскажете где
Будет весна, если на сердце поздняя осень?
На улице слякоть, а здесь не в ладах с тишиною
Заходится чайник, в прихожей собака скулит.
И даже будильник, проснувшись, скрипит за стеною.
И кран загудел. Нет, скорее заплакал навзрыд.
Стена - ДСП, и не счесть бормотаний соседа,
Больного подагрой, бессонного (в эту-то рань!)
Пойдёт, и на завтрак себе разведёт "Бленд-а-меда",
А сверху покрошит забытую богом герань.
Потом позвонит, умоляя сынка-культуриста
Прийти до обеда, помочь разобраться со мной.
За окнами - мглисто, а жизнь - до того неказиста,
Что впору желать удавиться скрипичной струной.
Окунувшись в её ресницы едва-едва,
Взгляд мой тихий земли коснулся и был таков.
Столько лет проживая мимо, не знать родства.
Глубина его неизбывна, как вязь веков.
У собора Петра и Павла - прощай-прости.
На Дворцовой туристов толпы - и что с того?
Над Невою холодный ветер, да нет пути
От её золотого сердца до моего.
Летний Сад утопает в жёлтом...
Ну кто я сам?
И не знаю теперь, где дом мой, где берег мой.
А листва, как её ладони - по волосам.
Отразясь от гранита, память плывёт Невой.
Задавая себе самому
Без ответов вопросы:
Отчего? Для чего? Почему? -
Словно бы не всерьёз,
Через форточку в долгую тьму
Млечный дым папиросы
Выпускать, как на волю птенца
Или главный вопрос.
А когда надоест "Беломор",
Я куплю сигареты.
Буду так же стоять у окна
И глядеть на просвет.
Может статься, что сам у себя
Получу я ответы.
Возвратится вчерашний птенец...
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
