Проснулся рано утром, за окнами еще темно. В палате тихо и пусто. Вот я и
остался один. Да-а. Ну ничего, я всегда был один. Сегодня точно должно что-то
произойти. Чувствую, что что-то назревает. Я встал с кровати и пошел в туалет.
Выйдя из туалета, я встал на свое любимое место возле двери в сад. На земле
вокруг клена лежит багряный ковер из опавшей листвы. Осенний ветер срывает
последние листья с клена и уносит вдаль за горизонт. Приближается зима. Хоть бы
на работу послали. Лучше уйти сегодня из этого питомника, не стоять целый день
возле окна, как столб. Да-а, подхалимы на меня точно наедут, если я останусь в
отделении. Отделение начало оживать, хлопая дверьми и гремя замками. В туалет
выстроилась длинная очередь мужиков.
Завтрак. Жаба сидит рядом со мной за опустевшим столом. Его глаза изменились,
потухли, улыбка тоже исчезла. Чувствует что-то квакушка. Да, в принципе ему с
нашей стаей было жить неплохо. Никто не обижал и не издевался, даже защищали его
от нападений шакалов и других хищников. Подхалимы сидят за столом возле кушетки
и изредка посматривают на меня.
- Ну чё, Жаба, чуешь беду?
Жаба поднял
голову, посмотрел на меня грустными глазами и продолжил есть баланду, опустив
глаза в миску.
- Не бойся, квакуха, я себя и тебя в обиду не дам.
После завтрака я увидел знакомого санитара - земляка Чика. Слава Богу!!!
Может получится на работу выйти, уйти из этого проклятого места. Я подошел к
санитару и спросил:
- Работники не нужны?
Санитар посмотрел на меня
изучающе, пытаясь по-видимому что-то вспомнить и спросил:
- Ты солдат?
-
Да, из третьей палаты.
- Хорошо, иди робу получай и выходи на улицу.
Никто из медперсонала не знал моего имени и мою физиономию тоже никто не
помнил. Я ни с кем не общался, не дебоширил, с медперсоналом вел себя очень
корректно и вежливо. Многие пациенты имели дружеские беседы с санитарами и
медсестрами, но мне это было ни к чему. Моим единственным собеседником был
Андрей. Одев робу, я вышел из барака и встал возле крыльца. Из барака вышли
знакомые подхалимы с наглыми ухмылками на рожах и встали рядом со мной. Да-а,
повезло: с козлами работать придется. Ну, ничего, не впервой.
Стоит солнечный
морозный день. Подъехал грузовик и наша компания погрузились в кузов. Санитар
сел в кабину. Нас было шестеро: двое подхалимов, два мужика и молодой парень,
которого я ранее не видел. Он был упитанный, с румянцем на лице, свежий,
круглый, как помидор. Кто он такой? Солдат или гражданский? Непонятно. Скорей
всего гражданский - роба на нем не казенная. Машина остановились у большого
квадратного барака. Санитар выскочил из кабины и сказал:
- Ну что, мужики.
Кровати из барака надо вынести.
Мы спрыгнули с кузова и вошли в барак.
Резкий, отвратительный запах ударил мне в нос. Воздух в помещении липкий, кислый
и спертый - смесь медикаментов, гниющей плоти и дерьма. Даже в надзорке так не
воняет. Что это за гнойник? Я прикрыл нос рукой. У молодого парня начались
позывы рвоты.
Половина помещения заставлена кроватями специального дизайна в
виде клеток. В них копошатся совершенно голые костлявые существа. Людьми их
назвать невозможно - кожа да кости. И не понять - дети они или взрослые. Лица у
всех одинаковые, деформированы и уродливы. За одну-две конечности эти существа
привязаны грязными полотенцами к клеткам-кроваткам. Уродцы хаотично дергают
конечностями, орут, стонут и мычат. Многие парализованы и лежат в одной позиции,
провалившись задницей в дыру в середине кровати. Под клетками стоят тазики, куда
опорожняются эти бедные существа. На другой половине барака стоят обычные
кровати. На них лежат исхудавшие люди, похожие на жертв концлагеря. Кашель,
стоны, крики и вздохи не прекращаются в отделении. Комната - стона.
- Чё это
за барак? - спросил я санитара.
- Инфекционный.
Ай-я-яй, вот попал. Надо
срочно смыться от сюда, чтобы инфекцию не подхватить.
- Эти кровати? -
спросил я санитара, указав рукой на койки сложенные стопкой в углу.
-
Да.
Задержав дыхание, я быстро и не дыша подошел к кроватям. Подхватив одну
из них вместе с румяным парнем, мы потащили ее к выходу. Выйдя на крыльцо, я
глубоко вздохнул. С помощью шофера мы закинули кровать в кузов.
- Так, мы
здесь останемся. Будем кровати в кузов грузить, - сказал я шоферу.
- Хорошо,
оставайтесь, - сказал шофер и ушел в кабину.
Румяного я послал в кузов, для
его же безопасности, чтобы подхалимы на него не наехали, а сам остался стоять
возле машины. Подхалимы вынесли кровать, и мы погрузили ее в кузов.
- А чё вы
тут стоите? - спросил меня подхалим Сергей.
- Ты чё, не видишь? Мы кровати в
кузов грузим, - грубо ответил я.
- Вы что, самые хитрые? Вам это кто-то
говорил делать? Пошли с нами.
- Слышь, ты меня не напрягай и не говори мне,
что делать. Хочешь иди, а мы тут работать будем. Понял?
- Я санитару все
расскажу.
- Скажи, скажи, стукачек.
Подхалимы ушли в барак. Мужики
закинули кровать без нашей помощи и ушли. Через несколько минут появился санитар
с подхалимами, несущими койку.
- А ты почему не работаешь? - спросил меня
санитар.
- Мы работаем. Что не видишь? Кому-то же надо кровати в кузов
закидовать и складывать.
Подхалимы остановились, замерли, посматривая то на
меня, то на санитара.
- Ну чё вы встали, идите, кровати несите, - прикрикнул
санитар на подхалимов.
Когда подхалимы ушли, я вежливо обратился к
санитару:
- Ты уж извини, санитар, но я в этот гнойник не пойду. Я себе не
враг. Лучше на серу пойти - чем инфекцию подхватить на всю жизнь. Пацан чуть не
обрыгался там от гниющего мяса и фекалий.
- Ладно, понимаю, самому плохо
стало. Мы сейчас дальше поедем кровати по баракам собирать, а тебя с пацаном
оставим в прачечной. Дрова пилить хотите?
- Конечно хотим. Будем тебе очень
признательны.
- Только не сачковать.
- Все будет чики - поки. Отвечаю за
свои слова.
Санитар ушел в кабину. Подхалимы носили кровати, а мы их грузили
в кузов. Кровати были липкие, вонючие, руки от них стали жирные и желтые. Нужно
срочно где-то помыться, чтобы заразу не подхватить. Закончив грузить кровати, мы
погрузились в машину и поехали дальше.
Машина остановилась возле небольшого
домика. Санитар выскочил из кабины и махнул мне рукой.
- Куда это вы? -
спросил меня Сергей.
- Не твое дело.
Мы спрыгнули с машины и пошли за
санитаром. Он сдал нас в подчинение толстой тетке - прачке с красными руками и
лицом.
- Мамаша, а можно где-нибудь умыться? - спросил я прачку.
-
Конечно, сынок. Воды в прачечной много. Раковина в углу и мыло там же.
-
Пойдем, - сказал я румяному.
- Зачем? Я чистый.
- Пойдем, пойдем, надо от
инфекции отмыться.
Я тщательно вымыл лицо и руки с мылом, почистил все, что,
возможно было почистить, даже прополоскал рот на всякий случай. Румяный начал
нехотя полоскать пальцы.
- Ты чё, пацан, сдохнуть хочешь? Ты знаешь, где мы
сейчас были? В инфекционном бараке. Там в воздухе инфекция летает. Если люди
туда попадают, то прокаженными оттуда выходят. Хорошо мойся.
Румяный
испугался и начал тщательно мыться.
- Ну, как сынки, умылись? - спросила
тетя-прачка.
- Да, маманя. А где дрова?
- Во дворе. И инструмент тама.
Если что-то нужно, - я всегда в доме.
- Ага, хорошо. Мы тогда пойдем
работать, - сказал я и мы вышли в небольшой дворик, огороженный невысоким
забором.
Погода была хорошая, солнечная. Воздух свежий и морозный. Мы с
удовольствием пилили дрова. От работы у моего напарника по лицу градом катится
пот, хотя мы не спешили и работали размеренно.
- Что, устал? - спросил я
румяного.
- Да, немного.
- Давай отдохнем. Слушай, а почему ты здесь? Ты
кто: солдат, зэк, гражданский?
- Гражданский я. Меня Саша зовут.
- А
почему тогда здесь, в судебно-медицинском бараке?
- Мест не было.
- Почему
тебя в дурдом положили? Ты вроде бы не псих.
- Я работать физически не могу,
устаю быстро, потею и давление повышается.
- Так ты не работай. Не всем же
физически работать.
- Врач родителям посоветовал положить меня на
обследование.
- Так тебя сюда родители положили? Они чё у тебя, совсем
больные?
- Нееет, не больные. Они сделали это для моего благополучия, -
сказал Саша со слезами на глазах.
- Благополучия? Какого в х-я благополучия?
Саша, тебя не туда направили. Тебе в нейрохирургическое отделение надо, а не в
дурдом. Вот козлы вонючие эти врачи, ублюдки. Твои родители в бараке были?
-
Нет, они меня сдали в приемную и уехали, - сквозь слезы сказал Саша.
- Ну
ладно, не плачь, успокойся, слезами горю не поможешь. Телефон у тебя дома
есть?
- Да-а.
- Когда вернемся, позвони из сестринской родителям и
пригласи их на свиданку. Пускай посмотрят, куда они своего сына определили. В
отделение их, конечно, не впустят, но ты им расскажи, какой тут контингент
собрался.
- А если врачи меня не выпишут?
- Ты, Саша, гражданский. Тебя
сюда родители сдали и если они захотят тебя забрать - нет проблем. Шконок всегда
не хватает.
- Я им обязательно сегодня позвоню.
- Смотри, только ничего
плохого по телефону не говори. Если тут письма проверяются, то телефон тоже
прослушивается. Скажи, что просто хочешь их увидеть, соскучился. Беги отсюда
Саша, проклятое это место - "неоновый рай". Ты в надзорке был?
- Нет.
-
Ну, значит тебе повезло. Хотя в инфекционке еще хуже. Такого я нигде не видел.
Где они таких уродцев насобирали? Скажи своим родителям, что в нашем бараке
знаменитые личности лежат: Царь, Гитлер и Юрий Гагарин где-то тут тасуется. Ну
ладно, Саша, не переживай сильно. Давай закурим. Куришь?
- Нет.
- Тогда
пойди у прачки что-нибудь пожрать попроси.
- Хорошо, - сказал Саша и убежал в
домик. Через несколько минут он вернулся, неся в руках кружку и два
пирожка.
- Пирожки домашние, тетя добрая, хорошая, - сказал Саша.
Я с
удовольствием съел пирожок и запил чаем без брома.
- Ну что, Саша, давай
поработаем, а то санитару обещали, - сказал я и мы принялись за работу.
Дрова мы все распилили. Я присел на корточки и закурил. Тетя-прачка вышла на
крыльцо и крикнула:
- Идите хлопцы в дом.
- Ты иди, Саша, а я покурю.
Начинает темнеть. Воздух свежий и морозный. Да-а, инфекционка - очень
неприятное место. Зачем они этих существ коллекционируют? Опыты что ли над ними
делают? Они ведь ничего не понимают, мучаются от боли и лишений, бедняги, лучше
бы усыпили их. Гуманизм! Псевдогуманизм! Нет, это, пожалуй, садогуманизм -
мучают существ и гордятся этим, уроды. Санитар хоть нормальный человек, зема
Чика. Вообще мужчины более менее нормальные. Вот с женским персоналом похуже.
Почему? Может женщины более предрасположены к сумашедствию так как психика у них
слабее.
Из домика вышел Саша, неся чай и печенье.
- Чё это тебя тетка
подкармливает? Кушать любишь?
- Да, здесь я чувствую себя постоянно голодным,
- сказал Саша.
- А как долго ты здесь?
- Четыре дня.
- Страшно
было?
- Мне и сейчас страшно, спать не могу ночью, - сказал Саша со слезами
на глазах. - Не хочу туда возвращаться.
- Не бойся, Саша, никто тебя не
съест. Ты, в какой палате лежишь?
- В третьей.
- Ну тогда нормально,
мужики тебя в обиду не дадут. А зэки и солдаты тебя трогать не будут, так как ты
гражданский. На, возьми мое печенье, я не люблю.
Саша быстро проглотил
печенье и запил чаем.
- Саша, а смог бы ты из-за голода уши себе отрезать и
съесть?
- Нет, никогда. А зачем ты спросил?
- Да, так просто. В детстве я
одну книжку прочитал о Севере - "Злой дух Ямбуя" называется. Один охотник -
эскимос или чукча, точно не помню, заблудился в тундре зимой. Кушать было нечего
и зверя никакого не было. После долгих скитаний и раздумий он отрезал себе уши и
съел. После этого он благополучно набрел на одно племя. Племя это было странное,
руководила им женщина. Матриархат у них был. Охотника этого не кормили, а
отдавали ему только кости со стола. Он их так обрабатывал, что даже собаки к ним
не подходили. Никто не знал точно, сколько ему лет, да и он сам не помнил.
Женщина-вождь сказала приезжим геологам, что ему, наверное, около восьмидесяти
лет. Она была еще девочкой, когда он в племя пришел без ушей. Европейские
геологи были очень удивленны и спросили женщину - вождя, почему же она его не
кормит? Знаешь, что она им ответила?
- Что?
- Ради его благополучия! И
пояснила, что если ему давать в избытке пищу, то он обленится, станет жирным,
бесполезным для племени стариком и вскоре умрет. Если же он сильно голоден, то
он идет на охоту, убивает животное, съедает сырую печень, а остальное приносит в
племя. Выглядел этот старичок очень бодрым и подтянутым. Он стал глухим после
того как отрезал себе уши, но чувствовал зверя особым чутьем и был лучшим
охотником в племени. Так вот, Саша, жри меньше, жить будешь дольше. Обжорство -
удел умалишенных и рабов.
- Где ты такие книжки читал?
- Дома. У моей мамы
хорошая библиотека.
На крыльцо вышел санитар и махнул нам рукой.
- Ну что,
ребята, поехали. Прачка довольна вашей работой.
- Я же тебе говорил, что не
подведем.
Мы залезли в кузов. Подхалими злобно зыркнули на нас. Козлы.
* * *
В отделении гудит-горит неоновый свет. Все та же картинка. У Андрея
сейчас самый пик серной прелести, нужно его проведать. Я постучался в
"телевизор" надзорки.
- Чё надо? - грубо спросил санитар - десантник.
-
Слышь, впусти - дружка проведать.
- Не положено.
- Ну ты же меня знаешь,
я ничего плохого делать не буду.
- Я сказал, не положено.
- Да чё ты
заладил, не положено, не положено. Кем положено? И кем не положено? Скажи хоть,
как он там?
- Живой, живой, не сдох, валяется на лавке. Слушай, подходи после
ужина.
- Ну так бы сразу и сказал.
После ужина, я взял у медсестры пачку сигарет из моих запасов, подошел к
двери надзорки и постучал. Десантник нехотя приоткрыл дверь и сказал.
-
Давай, но только по быстрому.
Я быстро прошмыгнул в полуоткрытую дверь. Войдя
в надзорку я поздоровался с Лешей.
- А где Андрей? - спросил я Лешу.
Леша
молча указал рукой на обеденный стол. Андрей лежал на лавке на животе, ноги и
руки безжизненно свисали на пол, как плети. Я подошел к столу присел на корточки
и спросил:
- Андрей, живой? Это я, Борис.
Андрей медленно развернул лицо.
По лицу текли слезы - пот. Он что-то сказал, но я не расслышал и придвинулся
ближе.
- Суки.
- Тебе что-нибудь надо? Может сигареты?
- Неет, -
отрицательно качнул головой Андрей.
- Если что-то потребуется, дай мне
знать. Сигареты я оставлю Лехе.
Отдав пачку сигарет Леше, я вышел из надзорки
и встал возле окна. Больные смотрят телевизор, подхалимы расселись на кушетке,
как курицы в гнезде, и изредка посматривают на меня. Ко мне подошел Саша и
сказал:
- Я позвонил родителям. Они завтра утром приедут.
- Ну вот видишь
Саша, все будет хорошо. Слушай если тебя выпустят, сделаешь мне одолжение?
-
Конечно. Сделаю все, что угодно.
- Письмо отправь. И никогда не говори в
таких местах, "что угодно", могут неправильно понять.
- Хорошо.
- Ну
ладно, письмо я тебе завтра отдам. Пойду покурю.
Я вошел в туалет и закурил.
Два новеньких зэка мастерят из лезвий и разбитой лампочки кипятильник. Может им
наш подогнать? Все равно чаю нет. Да ладно, не буду вмешиваться. Свет на пару
секунд вырубили, и зэк с проворством кошки вскарабкался на напильника и закрутил
лампочку-кипятильник в патрон. Начинается. Включили свет и поставили напильника
с банкой над головой, без полотенца.
- Смотри, Бичико, работает, - сказал
один из зэков.
- Да, - сказал кавказец.
Они сели на корточки закурили и
изредка посматривали на статую.
- Кажись, вскипает.
- Ара-а, еще рано, -
сказал Бичико.
- Надо сымать, а то дурак банку уронит.
- Ара биджо, еще
не кипель.
Статуя скорчил жалобную гримасу и нервно задергал пальцами.
-
Я ему полотенцэ дам, - сказал Бичико и выскочил пулей из туалета. Через пару
секунд напильник скорчил плачущую гримасу и чуть не выронил банку из рук. Зэк
моментально подхватил банку и поставил на пьедестал толчка. Вода еще не
вскипела, но тем не менее он засыпал чай в банку. Кипятильник остался висеть в
патроне. Вернулся Бичико с полотенцем и спросил:
- Эээг, ты што, биджо, чай в
вода положил?
- Да, вода уже вскипела.
- Эээ-г, как кипель? Смотри пенка
белий плавает. Эта моча ослиный, а не чай.
- Ну ладно, давай еще вскипятим.
- Ээ-г, ты што биджо, совсем плохой? Там чай, током убить может.
- Не
убьет, мы дурака поставим.
- Короче, делай, што хочешь, биджо. Я пошел, вода
выпью.
- Оставь полотенце.
Бичико бросил ему полотенце и быстро вышел из
туалета, ругаясь на своем языке. Вот и финал. Я вышел из туалета и встал в
пустующую норку Жабы. Больные сидят и влюбленно смотрят на телевизор. Гулкий
хлопок и звук бьющегося стекла донесся из туалета. Свет в отделении отключился.
На несколько секунд установилась полная тишина и темнота. Из туалета с ревом
вылетел черный ком, ударился в стенку рядом со мной и упал на пол, истошно вопя.
- Пятьсот собак, милиция на крыше, - кто-то истошно заорал на все отделение.
- Братва, мочи козлов!
Крик, шум, удары, возня, кто-то упал со стула..
Кто-то взвизгнул как свинья, - наверное, хохол. Где Жаба? Как бы он под раздачу
не попал. Где подхалимы? Замочить бы кого-нибудь из них сейчас, пока света нет.
Может вылазку сделать? Не-е, время не хватит, да их и не видно. Наверное под
кушеткой спрятались, амебы вонючие. Включился аварийный свет, как на подводной
лодке. Через несколько секунд надрывно загудели неоновые лампы. Все успокоились.
Напильник-кипятильник лежит на полу и стонет как осел, закрыв лицо руками.
Пижама мокрая, голова в заварке и парит. Один из санитаров подошел к нему и
поволок его за руку по полу в сестринскую. Другой санитар включает и выключает
телевизор, но телек не работает. Вот с этого все и начнется. На выходные дни без
любви и аэробики будет бунт и потасовки. Санитар закрыл туалет, открыл палаты и
начал загонять больных, как баранов в стойло. Я вышел из норки, пошел в палату и
лег на койку. Завтра точно что-то произойдет, назревает. Нужно с утра маме
письмо написать. Пакетная бумага, конверт и стержень у меня заготовлены. Через
некоторое время я заснул.
* * *
За завтраком я увидел напильника-кипятильника. Выжил сученок. Все лицо
и руки у него в красных пятнах, но улыбается, стойкий - гаденыш.
После
завтрака я сел за стол возле поста санитара и начал незаметно царапать письмо.
Подхалимы сидят на кушетке и изредка поглядывают на меня.
"Здравствуй Мама!!!
Не удивляйся, что пишу на такой бумаге, другой под рукой не оказалось. Из
этих листков больные клеят пакеты для лаврового листа. У нас наверняка дома есть
такой.
У меня все нормально. Комиссия прошла. Меня комиссовали, так что
скоро буду дома. Ты не волнуйся за меня родная, все будет хорошо.
Я поправился и чувствую себя хорошо. Кормят нас неплохо. Каждый день после
обеда нас выводят гулять в сад. Кто хочет, может пойти на работу. Я выходил пару
раз. Вообще все нормально.
Лечение мне отменили. Сижу и жду, когда за мной
из части приедут. Думаю, что скоро. Может ты еще это письмо не получишь, а я
приеду. В свободное время читаю книги из больничной библиотеки. По вечерам
смотрю телевизор, так что все нормально.
Как ты, мама? Как ты себя
чувствуешь? Не убивайся, что я такой. Ты в этом не виновата. Ты - самая лучшая и
единственная моя мама. Они меня не изменят, не заставят делать, как все. Я не
сломаюсь. Ты же знаешь меня, родная. Не волнуйся за меня, я делаю все возможное,
чтобы выйти из этого заведения. Ну ладно, буду заканчивать. Прошу тебя, не
волнуйся. Я скоро приеду домой. Всем родным передавай привет.
Твой сын
Борис.
P. S. Писем сюда не пиши, это письмо я через парня передаю."
Я встал из-за стола и подошел к окну. Аккуратно сложив листок и заклеив
незаметно конверт, я сунул письмо в карман. Саша шел ко мне, улыбаясь во весь
рот.
- А я за вещами. Ты знаешь, когда я отцу рассказал о бараке, он сразу
побежал в поликлинику и устроил там большой скандал.
- Ну вот видишь, Саша.
Все случилось, как я тебе говорил.
- Ты извини, я даже не знаю, как тебя
зовут?
- Борис.
- Я хотел тебя поблагодарить. Если бы не ты, я не знаю,
что со мной было бы. И родители мои тоже тебя благодарят.
- Благодарностей
мне не надо, Саша, - мы не в армии. Вот письмо отправь, но только не в поселке,
пожалуйста. Жителей поселка наверняка тоже кто-то проверяет.
- Конечно
отправлю на главпочтамте в моем городе.
- На возьми незаметно, - сказал я
Саше и протянул письмо.
- Для мамы?
- Да. Ну ладно, Саша, давай
прощаться. Несколько хороших советов тебе на дорогу дам. Не работай физически,
не жри много и, самое главное, будь человеком.
- Хорошо, - с улыбкой сказал
Саша. - Спасибо тебе большое за все!
- Не за что, Саша, не за что.
Саша
улыбнулся и быстро пошел в палату. Через несколько минут он выскочил из палаты с
вещами и побежал к выходу. Я проводил его глазами. Перед дверью он остановился,
улыбнулся, махнул мне рукой и исчез в дверном проеме. Я развернулся и уставился
в окно. Пошел первый снег. Сильный ветер обрывает последние листья с клена.
Да-а, вот и зима катит в глаза. Когда же за мной приедут? Скорей бы свалить из
этого проклятого места.
- Эй ты, отойди отсюда, я тут полы мою, - прозвучало
над моим ухом.
Я медленно развернулся. Знакомая рожа подхалима Сергея нагло
смотрит на меня и лыбится. Я молча отошел в сторону к другому окну.
-
Слушай, а чё ты не работаешь? Стоишь тут как приведение, - продолжал Сергей.
- А вин щас буде парашу мыты, - промычал хохол.
- Давай, бери швабру и
бегом на парашу, - сказал Сергей.
Я посмотрел сквозь них и отошел в другое
место. Вот амебы вонючие.
- Ты шо, глухый? Не чув, шо тоби сказалы? -
заверещал хохол.
Трое подхалимов подошли ко мне. Бригада - х-й, лимон да
уксус. Сергей протянул мне швабру и нагло посмотрел на меня. В голове сгущались
тучи зла, нервная дрожь пробежала по телу. Кого же первого прибить и чем? Я взял
швабру, сделал шаг назад и резко ударил Сергея по голове. Швабра с треском
сломалась. Обломком я начал бить хохла по тупой роже. Третий подхалим
моментально исчез.
Пробел. Душу кого-то, пижама трещит по швам, не могут
оторвать, удар в затылок отключил меня на пару секунд. Руки завернули за спину и
связали полотенцами. Ноги тоже связаны. Волокут куда-то по полу, архангелы. Шум,
крик, кто-то бьет меня ногой в грудь. Третий подхалим. Вот амеба, вынырнул. С
грохотом открылась дверь в надзорку. Волокут по коридору, быстро как на санках,
только успеваю отворачивать лицо от кроватей и закругленных углов. Открылась
дверь изолятора. Меня подняли и кинули на койку как сосиску. Уперли головой в
матрац, содрали пижаму, руки и ноги привязали к кровати полотенцами.
- В
четыре точки его, козла, и куб аминазина не забудь. Чуть пацанов не поубивал,
сученок. Все отделение в кровище, - злобно зашипел санитар.
Я застыл в
ожидании уколов. Холодная игла дважды с треском пронзила кожу под лопатками. В
задницу кололи через трусы. Затем дверь с грохотом закрылась. В изоляторе стало
тихо. Слышно было, как сопит Царь и надрывно гудят неоновые лампы. Я расслабился
и попытался подвигать конечностями, но тщетно - полотенца мокрые и плотно
связывают все тело. Развернув голову, я посмотрел на Гитлера. Он забился в угол
кровати и смотрел на меня испуганными глазами.
- Эй, фюрер, помоги мне
распутаться.
- Меня за это санитары накажут.
- Не накажут, не ссы. А не
поможешь - я тебя накажу, когда распутаюсь. Ну давай. Не бойся - я скажу, что
сам распутался.
- А драться не будешь?
- Не буду, не буду. Давай быстрей,
фюрер, пока никого нет.
Гитлер слез с кровати и долго возился с узлом. В
конце концов ему удалось справиться с узлом на полотенце, связующем мои руки,
после чего он быстро юркнул на свою койку. Через пару минут я освободил ноги и
сел на койку.
- Ох, распутался. Спасибо, Гитлер.
Гитлер кивнул в ответ
головой и скромно улыбнулся.
Изолятор маленький и душный. Под стенами четыре
койки. Между кроватями небольшой проход, где два человека с трудом разойдутся.
Воздух спертый и ядовитый. Жарко, как в парной. Царь лежит в дальнем углу, сопит
и бурчит себе что-то под нос. Две неоновые зарешеченные лампы висят на потолке и
гудят как два гигантских шмеля. Окон нет, только "телевизор" в двери. В
"телевизоре" мелькнуло лицо Андрея. Я подскочил к двери. Подошел санитар и начал
открывать дверь.
- А, сученок, развязался, - говорит он, зайдя в
изолятор.
- Эй, санитар, я успокоился. Никого трогать не буду. В натуре,
отвечаю за свои слова.
- Успокоился? - с подозрением спросил санитар.
-
Да, смотри - руки не трясутся, - сказал я и вытянул руки перед собой. Санитар
молча собрал полотенца и вышел из изолятора. Андрей подошел к окошку.
- Как
ты?
- Сам видишь. Кино и немцы.
- Ты такой кипеж на той стороне поднял.
Одного подхалима увезли в хирургическое, башку зашивать. А я с Лехой уже перетер
зэки подхалимов опустят на днях.
- Они и так опущенные, Андрюха. Не стоит
даже мараться.
- Не-е, я это дело так не оставлю.
- Слышь, Андрей,
посматривай за мной завтра.
- Да, буду заходить.
Андрей ушел. Я сел на койку. Почему так болят подмышки? Я поднял руки и
посмотрел на подмышки. Они были порезаны и кровоточили. По-видимому, когда меня
оттаскивали то швы пижамы порезали. Козлы! Ладно, ничего, переживу. Боль в
затылке утихла. Я посмотрел на Гитлера и спросил:
- Ну что, Гитлер,
косишь?
- Нееет. Я ничего не помню, что со мной раньше было.
- Как попал
сюда, помнишь?
- Нет, не помню.
- А как развязывал меня, помнишь?
-
Помню.
- Ага, значит, там помню, а там не помню. Хмг... Косишь ты, немецкий
шпион. Ну да ладно, мне до этого никакого дела нет, я и сам шпион. За помощь
спасибо, сочтемся. Слушай, Гитлер, а может ты - Юрий Гагарин?
- Не
знаю.
- А имя свое помнишь?
- Нее, не помню.
- Да, ты точно Юрик
Гагарин. Тебе комитетчики память отшибли и сюда спрятали на пожизненное
заключение. Помнишь, как в космос летал?
- Не, не помню, - с застенчивой
улыбкой сказал Гитлер.
- А как с Английской королевой встречался,
помнишь?
- Не-е, не помню.
Я посмотрел на Царя. Он успокоился, залез
рукой под майку-тунику и начал теребить пипиську.
- Эй, Царек, вот этого в
моем присутствии делать не надо.
Я подошел к нему и слегка ударил его по
руке. Царь обиженно буркнул, положил руки по швам и звучно засопел. На стене
возле него было большое жирное пятно от его тела. Я прилег на кровать и изредка
посматривал на Царя.
Так, значит меня до обеда вмазали. Скоро приход
наступит, а самый пик будет завтра к вечеру. Как же это пережить? Суки! Попробую
раствориться. Да, но как лежать? Только на животе, на спине или на боку не
получится. Царь опять принялся за свое грязное дело.
- Я же тебя
предупреждал, вонючий. Не делай этого, урод, а то руки переломаю.
Я встал и
хлестнул его по руке. Царь положил руки по швам и что-то обиженно промычал.
-
Ну чё ты мычишь, овца?
Я хотел, было схватить его за палец, но потом
вспомнил, что он руками пипиську трогает и слегка ударил его по пузу. Моя рука
отскочила от пуза, как от резинового мячика с гулким звуком.
- Ну у тебя и
пузо, Царек. Да ты беременный и царевича вынашиваешь!
Я постучал несколько
раз по резиновому пузу и сказал:
- Слушай меня внимательно, цезарь-онанист.
Я этого паскудства в моем присутствии не потерплю. Еще раз увижу, - придушу.
Я схватил его за горло и слегка придушил за яблочко. Царь замычал как баран
и задрыгал конечностями.
- Ты меня понял, урод?
Царь лихорадочно замахал
головой, и я отпустил его.
- А ты, Гитлер - Гагарин, не мог что ли раньше
его отучить от этого? Весь изолятор спермой и мочой воняет.