Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность



N.  ДОЛЖНА  СДОХНУТЬ


 



      МИЛТОН  И  АНТИПОДЫ

      Рассказывал кому-то где-то кто-то,
      как лет в семнадцать обитал на ферме.
      Нормально, в общем, жил, не хуже многих.
      Однажды он лежал в параличе
      и слушал, как какие-то людишки
      твердят такое!.. Ни в одной из этик
      такое матерям не говорится.
      Короче: "Сын ваш утром будет мертв".

      Прошли десятилетия. Теперь уж
      семнадцать лет тому, кто много курит,
      немного пьет, употребляет что-то
      (пока еще не так, чтоб уж пиздец),
      а лежа в темноте, понять не может,
      о чем галдят какие-то три тетки,
      которые прядут и режут пряжу
      в его уже уставшей голове.

      Все будет так, как пожелает кто-то.
      А можно - если только есть желанье -
      повесить мойр на собственной их пряже.
      Ты удивишься, как это легко!
      Но если разучился удивляться,
      а также сотворять себе кумира -
      лежи и слушай, как врачи квинтетом
      поют: "К утру ваш мальчик будет жив!"

      Единожды ошибся - кто поверит.
      Единожды ушибся - кто поднимет.
      Единожды отвлекся - кто научит
      не проморгать последний твой рассвет.

      _^_




      СМЕРТЬ  ГНЕВЛИВОЙ

      Итак,
      нас привозят на пустырь,
      выводят из автобуса,
      выстраивают в шеренгу,
      делают инъекцию.

      Все по очереди валятся в обморок.
      Я остаюсь стоять.

      Тогда экзекутор - старуха в черном платье -
      говорит:
      ты мне нравишься,
      пошли покурим.

      Сигарета, которую она мне дала,
      очень вкусная.
      Не потому, что последняя и все такое,
      а потому что вкусная.

      Одна сигарета забирает четырнадцать минут
      из оставшейся жизни.
      Эта заберет у меня четырнадцать часов
      из оставшихся пятнадцати.

      Я говорю:
      убила бы тебя, старуха, но незачем,
      убила бы тебя, но не чувствую потребности,
      убила бы, но лучше посмотрю,
      как облака в панике убегают от чего-то,
      как птицы собираются вон на том дереве,
      как где-то далеко-далеко строится церковь.

      Она докуривает
      и говорит:
      давай скорее,
      хорош любоваться,
      нам еще надо всех укрыть одеялами.

      Не умирать же им в холоде, в самом деле.

      _^_




      ТАК  ЯСНО

      валяй
      проткни меня точкой сожми пробелом
      вишневое брызнет. ведь так ты когда-то пел им?
      им, не то чтобы мелким, но да, презренным
      жарко курлыча тянулись к тебе
      хрен им

      валяй
      отрежь мне ресницы скорми их птицам
      бывает такое: забудется - не простится
      магнитное поле засеют опийным маком
      магнитная буря выдерет всё
      так им

      валяй
      давай не стесняйся бери кинжальчик
      прошлого жаль уже так что не будет жальче
      но вечность оставим терре и разным аквам
      так вам
      и что ты тут скажешь еще
      так вам

      валяй
      ступи мне на горло взлети не грохнись
      в черных моих глазах засинела окись
      скоро проснусь и пойду приготовлю мяса
      все же отлично что стало все так
      ясно

      _^_




      КАРАМЕЛЬ

      А сегодня на головы лился холодный душ,
      и задвигалось что-то в глубинах дрожащих луж
      цвета хаки. Возможно, что был это просто уж -
      трехголовый, линялый и с дергающейся лапой.

      Он, усталый, хотел нам сказать, что любовь чиста,
      но с испугу ты чуть не лишила его хвоста.
      Не терзай себя, мы уже дома - вот ляг, растай,
      только тающим пальцем линолеум не закапай.

      Ты спокойна, как будто тебе ничего не жаль,
      будто не придушил я, а просто слегка прижал.
      Городские создания - вроде того ужа -
      захлебнутся, увы, в этих жарких текучих пальцах.

      Доказать не успею, - и ты меня не прости, -
      что совсем не из жалости наши сошлись пути.
      В липкой светописи, как у Ричардсона почти,
      ты увидела б это сама, но поздняк метаться.

      Сладкий запах - не гниль, а пока еще карамель -
      мою сущность уносит куда-то к чертям в Кармель,
      разгоняет волну и сажает мечты на мель -
      ведь какие мечты, когда вот оно, на кровати...

      А когда ты дотаешь, поднимет уже башку
      солнце в розовом. Много оно опалило шкур -
      пусть поможет, лучами позвав, моему шажку
      с подоконника в грязь.
      Будет так.
      Потому что - хватит.

      _^_




      БИЕНИЕ

      Спят под ногами белые флаги,
      звезды уже не в шоке.
      Сердце разбито. В смысле - как лагерь.
      Надо пожрать тушенки.

      Сердце надбито самую малость -
      бил в основном посуду.
      Бил, а победы не получалось...
      Больше я так не буду.

      Взбиты перины, выбиты стекла,
      кожу грызут осколки.
      Так и подохну - добрый и теплый.
      Нет, не хочу. Нисколько.

      Бейся, смешное... Выпить из фляги
      бьющего по печенкам.
      Надо уже сворачивать лагерь
      и отправляться к черту.

      _^_




      К  ВОПРОСУ  О  НЕСОВЕРШЕНСТВЕ  ЯЗЫКА

      Я спрашивал: "Что же, теперь мне не быть счастливым?" -
      "Ну что ты, родной, почему!" - отвечали бары.
      И вот я шатаюсь по ним, наливаясь пивом,
      как яблоко - жизнью под солнцем Большой Сахары.

      Известно, что в нем неизбежно забродят соки
      (не в солнце, а в яблоке, не доставайте, чтоб вас!)
      Мой цель был, вот именно так, цель мой был высоким,
      но выше намного явился на небо Фобос.

      И я, словно соки, брожу - подбери синоним:
      я шляюсь бесцельно, я выброшен из могилы...
      Ну что ты отпрянул? Не бойся, тебя не тронем.
      Ты мертвый и так. А ведь мы-то не некрофилы.

      _^_




      23

      Я вернусь в униформе - ублюдочной и отутюженной.
      Будет час двадцать три. Я взмолюсь: не услышь, не увидь...
      Двадцать три - это тройка, семерка и чертова дюжина -
      ну, и что-то еще. Но об этом бы лучше забыть.

      Я пройду тише ночи, в коврах и ковровых покрытиях
      утопив и подошвы, и душу, и все, что шумит.
      Так когда-то в земле утонула - теперь не отрыть ее -
      как же звали ее? Аэлита? Лолита? Лилит?..

      Я споткнусь и свалюсь, и собью что-то звонкое с полочки.
      Воплощенная бледность, ты выйдешь увидеть меня.
      Вот тогда-то и спросишь: как можно быть этакой сволочью -
      и не выдержать с честью ни труб, ни воды, ни огня...

      Нет, не спросишь, а просто накормишь остатками ужина
      и напоишь водой. На конфорках завянут огни.
      Двадцать три - это тройка, семерка и чертова дюжина,
      а еще, а еще, а еще...
      Но об этом ни-ни.

      _^_




      ЗАЛИВ

      Никогда не узнать вам, пьянчуги, как тревожно смотрели на вас
      в те минуты, когда вы плясали, весь наш берег ногами изрыв.
      Это было как новость о чуде - так же страшно ломало каркас
      даже нам еле слышных касаний, составляющих Финский залив.

      Вас ведь тоже, признайтесь вы, тянет заметаться среди темноты,
      на сиротском замызганном платье разорвав все теснеющий лиф,
      возгореться хотя бы по пьяни, расцвести, как от ливня зонты?!
      Ну так вот, это просто заклятье, и родил его Финский залив!

      Вам-то можно цвести, не сгорая - в вас горячий и радостный сок,
      ну а мы тут остались навеки, что-то важное в мире разбив.
      Мы, конечно, не видели рая. Ветер, чайки, кирпич и песок.
      Мы всё знаем, как древние греки, но судьба наша - Финский залив.

      И когда не замерзнет в России к февралю ни один водоем,
      и русалкам, дотоле забытым, в том поймется на сушу призыв,
      мы пойдем и по камню босые, мы и голыми в холод войдем,
      чтобы обнял песком ядовитым нас алеющий Финский залив.

      _^_




      ВЕЧНЫЙ  ЖИД.  КАППАДОКИИ  ИЛЛАРИОНОВНЕ  BERLIN

      А накручивать нервы на руки, но жить - это школа
      всем знакомого, Вечного, как нетерпимость, Жида.
      Он поет, он смеется, он бьется, он женского пола,
      уважает цыган и смолит сигареты "Житан".

      У него, как у всех, кто в пути, есть претензии к миру,
      а конкретнее - к толстой решетке долгот и широт:
      Вечный Жид, как известно, прямейший потомок хабиру,
      а хабиру, вы помните, были свободный народ.

      Он мечтает о море, но едет плацкартным вагоном;
      вот построит корабль - и встречай его, Мадагаскар!
      Пусть хамят и хихикают, мудрый, простит этот тон им
      Вечный Жид, понимая, что самое злое - тоска.

      Это в чем-то банальность, а в чем-то, конечно, крамола,
      но пример совершенства безумия нам уже дан -
      он поет, он смеется, он бьется, он женского пола,
      уважает цыган и смолит сигареты "Житан".

      _^_




      ПИТЕРСКОЕ

      Из-под голых недревесных крон
      появился, станциями вспорот,
      добрый призрак злобного метро,
      провожавший нас в немертвый город.
      Я смотрела, будто не узнав,
      поглупев и не поняв, зачем он...
      Вдалеке, невинный, как весна,
      весело плясал когтистый демон.

      Трупный запах щекотал ноздрю,
      как щекочет горло жертвы бритва
      (до сих пор я так ее острю,
      будто завтра, завтра, завтра - битва!)
      Из другой ноздри моей текла
      речка цвета первой же из линий.
      Через все царапины стекла
      было видно: скоро будет синий.

      ...А теперь я тку из наших вен,
      нервов, капилляров, сухожилий
      темный некрасивый гобелен -
      пусть и он достанется вражине,
      если мой воздушный особняк
      (нет, на замки не хватило вздохов)
      грабанут бесстыдно, а меня
      просто вздернут, что не так уж плохо.

      Черный кот куда-то усвистал -
      серый пересек мою дорогу.
      Светит незнакомая звезда,
      снова мы оторваны от бога.
      Мы хлебали, но не из ковша,
      мы осанну пели дуре-Дурги...
      Ты одно пойми, моя душа:
      все мы были - гости в Петербурге.

      _^_




      ДЕВКА  БЕЗ  ВЕСЛА

      Она хотела, чтоб
      закончилась весна -
      и дать в нахальный лоб
      той девке без весла,
      что мрамором груди
      смущала всех вокруг...

      Все было позади.
      Все падало из рук.

      А я хватала трам
      со светлого стола -
      украдкой, по утрам,
      пока она спала.
      И продавать несла
      туда, где гром и гул,
      и девка без весла
      кричала караул,
      и серые друзья
      трясли со всех сторон...

      Я возвращалась. Я
      варила ей бульон.
      "Ты где была?!" - она
      тогда бывала зла...

      А чья была вина?
      Не девки ж без весла.

      _^_




      ЧЕРНО-СЕРОЕ

      Шурша транспарантами: "Где вы?!",
      крича: "Разве час не настал?!" -
      шли маршем по улицам девы,
      одетые в серый металл.

      Хлестали их черные ветки
      и сами вязались узлом.
      Агенты древнейшей разведки,
      шагали они напролом.

      Носилась по городу новость:
      "Беда нам! Невинные здесь!"
      (Невинность не есть невиновность,
      и что ж? Невиновность - не честь).

      Трещали знамена: "К развязке!
      Мы все доживем до утра!.."
      ...По черному городу Сказки
      шли серые девы Добра.

      _^_




      ДОЛЖНА  СДОХНУТЬ

      N. должна сдохнуть. Все объяснимо?
      Все разговоры проносятся мимо.
      Нет аргументов. Уйди, теоретик.
      Ложь, преступления... все это в-третьих.

      N. должна сдохнуть. Это во-первых.
      Копится пыль на гранитных Минервах -
      дождь убегает от этого места...
      N. невиновна. В чем - неизвестно.

      N. должна сдохнуть. Ты уже слышал?
      Здесь очень душно, поднимемся выше.
      Выпьем абсента за каменность мира:
      канет божок - рассохнется лира.

      Так вот и будет. Случай нередкий -
      гарпия вылетит ночью из клетки.
      Мы, как всегда, не успеем и охнуть...
      Ночь будет ясной.
      N. должна сдохнуть.

      _^_




      МЭРИ  И  МАКС

      Я иду, смотря на следы прошедших, там и тут - то слёзка, то мяса шмат.
      Все не так прекрасно, как феи шепчут, но уже, конечно, и не кошмар.
      Раньше было "рано", в котором - раны, раньше было холодно и смешно,
      а теперь по плитам снуют вараны, составляя фрейдовское "оно".

      Я иду по белым красивым плитам, размышляя, как это - сбиться с ног,
      быть вонзенным, высыпанным, пролитым в ежедневный, бодрый, живой поток,
      стать частицей пыли в слепой комете, - вот такая, знаешь ли, самоцель...
      Только мне, конечно, уже не светит даже тень луны на твоем лице.

      Сквозь траву пробился горячий камень, на камнях - трава, ты права, права.
      Я иду, размахивая руками: раз-два-три, раз-два, раз-два-три, раз-два.
      Вот такая жизнь. Я, по крайней мере, притворяюсь, что отбиваю такт.
      Ну а ты-то что, дорогая Мэри? Ты уже придумала свой теракт?

      Я иду, иду, дорогая стерва, понимая: вымучен и смешон.
      Ты взорвешься, либо заснешь в застенках. Я усну под солнцем - и хорошо.
      Я иду, забыв и слова, и жесты, как и все, что долго, с трудом зубрил...
      Мне приснится запах намокшей шерсти
      и твои слова:
      "...трепетанье крыл".

      _^_



© Марина Оранская, 2011-2024.
© Сетевая Словесность, 2011-2024.




Словесность