Мы давно уже свернули с шумной
улицы и шли маленькими спящими переулками. Здесь
лежал чистый непримятый снег. Наконец, стали
спускаться в подвал. В нем было сыро и тихо, и
непохоже, чтобы здесь жили. В окошко светил
фонарь с другой стороны улицы, он освещал старую
мебель, какие-то ржавые трубы и колеса. Справа
увидели желтый свет узкой полоской, и пошли туда.
Там оказалась комната, посредине стоял круглый
стол, заваленный грязной посудой, бутылками, тут
же лежали книги. Вошел невысокий человек в
телогрейке и вязаной лыжной шапочке - это и был
художник. Мы поговорили немного, потом он встал,
придвинул стул к стене и принялся ставить на стул
картины, одну за другой, немного ждал каждый раз,
наклонив голову, снимал и ставил следующую...
Здесь были уголки старого города, простые
предметы, и когда-то увиденные люди, и то, что он
запомнил с детства... и красные трамваи... Картины
появлялись из всех углов, ярко вспыхивали то
красным, то желтым - и исчезали в темноте. Здесь
были обрывы и откосы, с уголком сурового неба
наверху, а под откосом груды старых вещей, посуда,
осколки и обломки, драгоценные и милые ему... и
старые стулья... и вещи эти лежали, и кружились в
воздухе, и медленно падали... И в жизни его все, все
катилось под откос - и все начиналось снова - он
уезжал. Он никому не хотел угождать, и делал все
честно, как умел, изо всех сил - это было видно.
"Надо делать свое, - он говорил
упрямо, - и здесь, и там - везде... но здесь я - в
подвале, а там - весь мир, и он велик...".
На мольберте стоял незаконченный
этюд с двумя яблоками... Он проводил нас на улицу.
Шел крупный снег и ступеньки в подвал совсем
замело.
Он будет также работать и там,
почти не выходя из дома, только иногда - в
лавочку, или на угол - сигареты купить. И люди,
которые привели меня к нему - скоро и они
разъедутся кто куда... Ну и что ж, ну и что ж...
Мир открыт и велик, велик!
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
