Он мог бы стать кем угодно -
викингом северных морей и охотником на тигров, а
стал директором школы и учителем истории. Всему
виной нога, так нам казалось - он был ранен на
войне и нога не гнулась в колене. Невозможно было
представить, что он был солдатом и кто-то ему мог
приказывать. А он мог бы приказать всем, своим
властным сиплым голосом, легко перекрывающим
любой шум. Он был всегда в светлосером костюме - и
серые глаза, светлое лицо, большие белые руки...
Везде мы слышали стук его ноги, он появлялся -
все стихали. Он сразу находил озорника и долго
смотрел на него с высоты своего роста, как на
гнусное насекомое: "Ко мне! - в кабинет..."
Он рассказывал нам, как возникали
и гибли империи. Мы слушали его как завороженные
- он умел словами рисовать картины. Дома я
проверял по учебнику - ни слова своего он не
сказал, и не пропустил ни слова. Как же ему
удавалось это?... "Они шли лавиной, все сметая на
своем пути..." - он говорил это с особой силой,
глаза его загорались, он начинал ходить крупными
шагами, слегка припадая на раненую ногу, как
тигр... он мог бы раскрошить наши парты и выкинуть
их в коридор... Потом он сдерживался, руки за
спину мертвой хваткой, и говорил: "Приступим к
опросу" - садился и долго водил длинным пальцем
по списку - и все замирали...
Перед праздниками он обходил
классы. Сначала распахивалась дверь и
показывалась его нога, потом, на страшной
высоте - большой белый нос и его крупное лицо, а
затем и вся огромная фигура тридцатилетнего
силача. Он останавливался и говорил веско:
"Завтра праздник, наш праздник... кто не с нами,
тот против нас..." Надо было идти на
демонстрацию. Он шел впереди, всем улыбаясь,
огромный, красивый - и мы за ним, в коротеньких
штанишках, с букетиками искусственных
цветов... Он назначал наших пионерских вождей,
и мы поднимали руки. Он принимал нас в комсомол,
хотя сидел при этом как гость, в углу комнаты,
положив обе руки на больное колено, но все знали,
что он принимает. Он спрашивал всегда: "Почему
комсомол не партия?" - и услышав ответ - "потому
что двух партий быть не может..." - крупно кивал
головой и говорил - "это наш человек, наш..."
Он не старел, и потом, через десять
лет, я увидел его на улице - и дрогнул, повернулся
и стал рассматривать витрину, и он, конечно, не
узнал меня. Я не был в школе потом ни разу, потому
что уверен - он там, и снова будет смотреть
своими немигающими глазами, и снова я услышу его
медленный сиплый голос:
- В кабинет - ко мне!...
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
