Нет острокрылых ласточек давно,
Лиловый плющ расщелины ласкает,
И в сморщенных руках веретено
Покорно дремлет... Вспомни, Навсикая,
Того, кому омыла ты ступни,
С кого - ни поцелуя, ни браслета,
Чьи по волнам рассеянные дни
На смуглой коже каплями сверкают!..
Не ты ль напела дивные куплеты
Великому слепцу на склоне лета?
- Падаешь, ласточка, в черные воды забвенья?
Вены ручьев набухают в беспамятстве ночи.
Соль разъедает мне скулы, и гаснет мгновенье
В омуте комнаты... Боль как свинцовые клочья!
Крылья оплавлены маслом горючим, горячим.
- Я ль очертила светильником круг полнолунья?
Сетью паучьей опутано нежное сердце:
Ты ли уловлен, ужален сестрицей-колдуньей?
Кто же мне спрячет за щеку истертый сестерций? -
Ибо и часу не быть мне причастною к зрячим.
- Я, как елей в твоем ветхом сосуде, истаял...
Падает, ласточка, вздохов бескрылая стая.
- Боже, мой Боже, стать камнем мне в каплях стоячих!
Я лишь хотела глазами любить, это значит...
Не остров - острый остов корабля,
И бездна под ребром, а не земля,
И гребни волн вздымают чёлн впотьмах,
И рыбьего хвоста смертелен взмах.
Ты - Водолей. Вода твоя горька
И солона. И, о глотке моля,
Я выроню кувшин для молока.
Не остров - даже горсть золы в руке,
И та - надежнее волны в реке,
Вливающейся в черный океан,
Чья безмятежность - гибельный обман.
Я - Лев. Моя стихия - жар степей,
Где солнца шар, не пойманный никем,
Шипя, в колодец канет - хочешь, пей!
Не остров - отрок в млечной глубине,
Отрыв от яви, ямба плач извне
Манят, и дразнят, и влекут, и пьют
Приправленною солью жизнь мою.
И чья ладонь, соломинка, змея
Протянутся из небыли ко мне?
Язон не вздрогнул на корме, смеясь.
Кипарисов глухая стена - дыбом:
Там навеки нашел покой брат твой.
В метрополию рвёшься немой рыбой,
Чей плавник отхватили тупой бритвой.
Ты в Вифинии нажил мешок скорби,
Паутиной осенней сундук полон.
Непосильным бездельем с утра сгорблен,
Звук гекзаметра гасят - поддых - волны.
...Славен претор разбоем - тебе ль разве
На него равняться, забыв песни?
Он в приписках мастак, но как червь развит -
Вот и строки указов его - ЧТО весят?
В услуженье у власти земной - ты ли?
Поклонись лучше деве своей - Музе!
Та не будет с другими блудить или
Загонять тебя в пропасть - как шар в лузу.
Закажи-ка папирус себе светлый
Да вина - вот отметим твою встречу!
Под ногами листвой шелестит ветер,
Задремав на губах золотой речью.
Что нам, право, кровавых богатств бойня?
Пусть у Цезаря ноги болят: к бриттам
Отправляясь за оловом! На кой ляд
Нам те цацки: не больше от них ритма,
Чем от брани сенатской! Давай всё же
Лучше выпьем за долгую жизнь виршей:
Хоть мы пишем сдирая до жил кожу -
Оболочка истлеет в земле рыжей.
Час ухода во тьму не прозреть - точно.
Возвращайся скорей с берегов дальних!
Лучше, друже, в Вероне поставь точку -
Да на свитке, а не на костях игральных.
Осенней бабочкой скользя
Над тусклой позолотой хризантем...
Куда влечет небесная стезя?
Что кроется за облаком, за тем
Пологим спуском у ручья,
Заросшим незабудками, уже
Распадом тронутыми? Чья
Трепещет тень, рассыпавшись драже,
У старой городской стены
И у корчмы дорожной, где давно
Не слышно песен - римских иль иных,
Где молодое не лилось вино
С тех пор, как галлы обрекли
Огню все виноградники вокруг?..
Кто трогает шершавые колки -
Извлечь из ржавых струн чудесный звук
Элегий скорбных?.. Вторя им,
Вздыхает Понт и ластится у ног...
Юпитером ты больше не храним,
А Августом - тем паче... Жизни срок
Всему отмерен: и тебе ль
Дано прозреть израненной душой
Закат империи? Своих недель
Не счел и Цезарь! Но уже вошел
В провинции восточной в Храм
Кудрявый Отрок... А в твоей глуши
Легионеры тащат в крепость хлам,
И италийским молятся богам,
И гетов бьют из кожаной пращи...
И бег судьбы остановить нельзя -
Как строчку на пергаменте поэм,
Как и любви Божественной приход...
Душа твоя пускается в полет,
Осенней бабочкой скользя
Над хрупкой позолотой хризантем.
Имперской поступью, державною строкой
Выстукивает август пульс в запястьях.
Эвксинский Понт сулит, как прежде, непокой
И на семи холмах распятья.
Кто нынче зван? Чьё ухо плавит Спаса воск?
Поёт латынь Октавиану славу.
И терпкий яд на солнце раскаленных ос
Горит в моей крови октавой.
Заповедных кругов
Было девять, а ныне не счесть,
И уводит другой -
По спирали - в зловещее "шесть..."
Что ты нам, Иоанн,
Завещал в своей ссылке земной?
Этой твари непарной - и сам
Ужаснулся бы Ной.
Расскажи мне о том,
Как на Патмосе меряют день
Стрекозиным крылом,
Чья дрожащая стелется тень
На листок, на строку,
На протяжное скорбное "а":
В виноградном соку
Тонет "thAnatos", плачет душа.
И еще расскажи,
Как на дудке кузнечик свистит
У горячей межи
И как в уши вливается стих,
Небесам отслужив;
Как под утро гремит трубный глас -
И полёвка во ржи
Камнем падает в смерть, оступясь, -
Расскажи, расскажи,
Как подымется вал,
И на берег прихлынет волна,
И из вод - дик и ал -
С рваной раной, зияющей на
Бронтозавровой шее,
Выйдет зверь - телом тучный шакал:
В лапах держит клише,
Чтоб влепить наповал
Человекам печать
Прямо в лоб - не успеешь моргнуть,
А не то что вскричать:
"Боже, Боже, как темен мой путь!"
И по морю круги
Разбегаются - несть им числа,
И гудят сапоги,
И грохочет в потемках хвала,
И затоптаны в грязь
Семью семижды светочей. Ночь
На Кавказе. Клубясь,
Жаркий смерч гонит ласточек прочь.
А на Севере, где
Подворотня обрушенных скал,
Приподнявшись в седле,
Бледный всадник уже проскакал.
Лишь семь звезд в облаках
Чуть мерцают, как ясный берилл...
Твоя пропись, монах,
Багровеет от теплых чернил.
На полоски порву
Легкий лён кружевного белья -
Просыпаясь во рву
На отшибе глухом бытия.
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
