Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


Наши проекты

Мемориал-2000

   
П
О
И
С
К

Словесность



БАНАЛЬНОСТИ  МАЛЕНЬКИЙ  ДРУГ


 


      * * *

      Никто никому не подарок.
      Особенно в феврале.
      Но лишь потемневший огарок
      на маленьком строгом столе.
      Среди тишины перезрелой
      стоглавого шума внутри.
      Смотри же, как все обгорело.
      Как все догорело, смотри.

      _^_




      * * *

      Не смог полюбить эту страну - полюби хоть ту,
      где не изрыт погост, где ты всех живых живее.
      Где зеркало, багровея,
      не показывает кукиш в моргающую пустоту.

      Там танец воды невозбранно кружит каяк,
      бормоча в ночь - ориноко мне, ориноко.
      И тебе оринокотож. А когда одиноко
      ты в отвесную землю шепчешь - моя, моя.

      И еще в стороне той сторонней, поперек вологодчин и аризон,
      ты читаешь вслух вечерами Красную книгу.
      И внимают тебе степенно дети индиго,
      взглядами процарапывающие горизонт.

      _^_




      * * *

      Ротшильды и Рокфеллеры
      вышли в обнимку в ночь,
      взяли свои пропеллеры
      и улетели прочь.

      Так не бывает, скажете?
      Глянь на небес чертог!
      Как на кудрявых пажитях
      нежится русский бог!

      Как в труселях да в маечке
      полем да вдоль реки
      бродит Добро, сжимаючи
      потные кулаки.

      _^_




      * * *

      Что уставилась в меня,
      улка безъязыкая?
      Ждешь, тебя привечу я,
      тыкая да рыкая?

      Во груди ли, во хрящу
      звуки-буки водятся.
      Погулять их отпущу
      при честном народеце.

      Как утробы на миру
      схватятся да сцепятся!
      Как зазнобы на пиру
      к певуну прилепятся!

      Как вдоль досок, мимо плит,
      вкруг Царя Небесного
      жизнь виляет да скулит,
      сука бессловесная.

      _^_




      * * *

      Скомкало небо зарю.
      - Грустен ты больно, прости.
      - Да, я на небо смотрю.
      Грусть моя, ты отпусти.

      Грусть моя, ты не смотри,
      как я храбрюсь да свищу.
      Как доберусь до зари,
      сам я тебя отпущу.

      _^_




      * * *

      Взглядом меня не испытывай,
      ночка-четыре ноги.
      Жизнь - это сердце разбитое,
      трогать ее не моги.

      Лучше садимся на саночки,
      саночки - видишь? - грустят.
      Слышишь ли, ах, мои мамочки,
      как они страшно летят.

      _^_




      * * *

      Вот те, кого любил,
      шепнули из тумана:
      "Ты в нас не находил
      ни тени, ни изъяна.

      Ты ветром нас поил,
      ты одевал нас в солнце,
      о, нынешний зоил,
      весь высохший до донца!"

      И я иду сквозь них,
      разжалованных мною,
      разлюбленных моих,
      вечернею травою.

      И все, что есть во мне,
      летело бы, бежало б
      от милых их теней
      и тусклых этих жалоб.

      _^_




      * * *

      Из далекого прошлого мне прилетело
      много всякого ушлого - неба, земли.
      И спросил я у Господа, после - у тела:
      вот зачем мне все это, ведь все мы ушли.

      Мы на ветках расселись - дубовых, осиновых.
      Тучей нас затянуло. Втянуло под лед.
      Вы не шлите нам вести - зеленые, синие.
      Вы потом нас найдите. И спросите. Вот.

      _^_




      * * *

      И никого в селеньях тех -
      дома пустые.
      Как будто отпустили всех.
      И дни такие,

      когда уже не горячо
      от красок радуг,
      и наступает перечет
      недвижных яблок,

      и в уголке под потолком
      судьба прядется,
      и капли падают легко
      и как придется.

      _^_




      * * *

      Все пряники тульские розданы,
      не зарься на них, уходя.
      Пройдутся по тулову розгами
      холодные руки дождя.

      О, Родина! Мокрая Родина!
      Подтопленный остров-острог.
      Разлегшаяся колодина
      широких путей поперек.

      Когда беловодья и китежи
      прощальную песнь запоют,
      мы сменим парадные кители
      на мокрую робу твою.

      _^_




      * * *

      Тебе за стеночкой поёт
      больная акуджава.
      И огонёк за поворот
      плывёт, качнувшись вправо.

      И уползает старый год
      в тепло и мякоть хлева.
      Как будто жизнь к тебе придёт,
      качнувшись влево.

      _^_




      * * *

      Гнали светлоликих гибеллины
      до краев неправедной земли.
      А потом явились магелланы,
      все пооткрывали, что смогли.

      Вот стоит он с ножиком консервным,
      всем ветрам открытый Магеллан.
      Дует в его парусы инфьерно,
      завезенное из пряных стран.

      А поверх, упрям и ненысытен,
      из Твери-то, что ни говори,
      тащит Афанасьюшка Никитин
      светлы лики в краешки земли.

      _^_




      * * *

      Разве нужно торопить зиму?
      Столько стужи и ночей стылых.
      Разве жалости они имут?
      Вот придут и заберут милых.

      Лягут тихо в темноту тени.
      Ляжет солнце прямиком в снеги.
      Станут сталью - как сердца - стены.
      Звезды встанут. Берега. Реки.

      _^_




      * * *

      Пошли мы на озеро.
      И там разожгли костер
      у пастбища козьего.
      И был у нас разговор.

      Сказала ты - в заросли:
      "К другому пойду костру".
      Ответил я: "Запросто.
      Тогда ведь и я умру".

      И дерево в копоти
      пыталось сбежать скорей
      от хищных и опытных,
      почуявших кровь зверей.

      _^_




      * * *

      Надо просто промолчать.
      Головою покачать.
      Свет тихонько потушить.
      Тьму повсюду разложить.

      Просто так заведено.
      Просто снова здесь темно.
      Просто нужно помолчать.
      Никому не отвечать.

      _^_




      * * *

      Что и чем обернется, увы, совершенно не знаем.
      Кто куда обернется? Кто станет своим - не своим?
      Угощаем друг друга особым, приправленным чаем.
      И молчим. Ну а что остается? Конечно, молчим.

      Я собрал бы вас, други. Но где вы, беспечные други?
      Разбежитесь на круги - по лýгам своим, не своим.
      И на сладком плече развеселой, случайной подруги
      Я пускаю в лицо вам сладчайший, приветственный дым.

      _^_




      * * *

      Если долголетие подкосит
      тысячью биноклей на оси,
      мы его тихонечко попросим:
      не коси нас больше, не коси.

      Прочь, несоответствия, химеры!
      Жизнь, веселой птахою лети!
      Дай на встречу с паном Люцифером
      в чувстве и достоинстве прийти.

      _^_




      * * *

      Был мне ветер. Жилось мне приветно и споро.
      Где б ни падал, являлася всякая чудь.
      И казалось всегда мне - что скоро, что скоро, что скоро.
      А когда не казалось, что скоро, казалось - чуть-чуть.
      Упадали мне под ноги яблоки. Вверх поднимали
      работяги чугунное небо в четыре руки.
      И непраздные руки меня без конца обнимали.
      И вели, и вели меня споро на берег реки.

      _^_




      * * *

      Рассказал бы я, как многотрудно
      жить этой поганой земле.
      И о том бы, как люди безлюдны
      нарастают и тают во мгле.

      И еще б - непреклонно и грубо -
      как душа неживая смердит,
      я б сказал. Да смеркаются губы.
      И Господь, и Господь не велит.

      _^_




      * * *

      А когда рука мне твоя бела
      словно мед была, на глаза плыла,
      упадали вниз стены-цоколи,
      и неистово кони цокали.

      А теперь, мой свет, все - не свет, не цвет.
      И жалеть о том нам не след, не след.
      Не гундим с тобой и не знаемся.
      Инда до смерти только маемся.

      _^_




      * * *

      Идешь ли кварталами темными -
      они у окошек сидят.
      Молчат и глазами бездонными
      в разверстые бездны глядят.

      А мне-то себя еще в даль нести.
      А я озираюсь вокруг,
      аккордик в избитой тональности,
      банальности маленький друг.

      _^_




      * * *

      Ты знаешь, я тоже смотрю
      на небо в кровавом подбое.
      И так я себе говорю:
      не важно, не нужно, не стоит.

      ...А там крепче смерти любовь.
      Светлее подснежника ризы.
      И ветром вздымается кровь.
      И кровли домов - кипарисы.

      И кожи там плоть лишена.
      И утро ласкает ланиты...
      А здесь - только с губ тишина.
      Как будто мы оба убиты.

      _^_




      * * *

      Вот поведут людей из автозака -
      вот им покажут знаки Зодиака.
      Вот Водолей, вот Рыба, вот Стрелец.
      Вот Близнецы, вот Лев, а вот пиздец.

      И люди сразу же встают, немного сонны
      и автохтонны. Как же все бездонно!
      Как дивно все устроил нам Творец.
      Вот Водолей, а вот тебе - Телец.

      И все взойдут в чугунные решетки,
      оберегая мысли и мошонки.
      И выйдут с неба десять негритят.
      И всех зажарят. А потом съедят.

      _^_




      * * *

      Слыхали ль вы, мои батюшки,
      что спятил-таки наш Батюшков?
      Ветеран всего - хали-гали.
      Мы яйца коню его оторвали.

      Батюшков был батяня-комбат,
      Он лиру не прятал за спины ребят.
      Метал во врагов пушки,
      пока не пришел Пушкин.

      Он берег покидал туманный Альбиона.
      И смотрятся теперь в него наполеоны.
      И с ним теперь навсегда
      Вологдагда.

      _^_



© Сергей Комлев, 2016-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2016-2024.




Словесность