Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


Наши проекты

Мемориал-2000

   
П
О
И
С
К

Словесность


Время падения с луны



ЗОНД


- Кто есть некурящий? - майор в камуфляже, главный, строевым взглядом обошёл группу.

- Кто вообще не курящий?

Мужики помалкивали, знали: брякнешь не то - побьёт, как собаку. Ответишь по делу - отправит туда, куда уже не хотелось ни за какие коврижки.

Над ними, абы как одетыми, в нелепых поверх ушанок касках, сгрудившихся под наголову торчащей из тайги старожилом-сосной, там, на верхотуре качался невесть какими норд-зюйдами занесённый и запутавшийся в кружевных ветвях колоссальный шар. Мороз проглатывал звуки, но шар слышимо гулко поворачивал огненные под солнцем перкалевые бока, отбрасывая гектарные "зайчики" на и без того ослепительный снег.

Шар был чужд и страшен, как иная цивилизация.

- Геозонд. Модель ИС-35Г, 39-й год выпуска. Наполнитель - водород... - Майор бубнил металлически, вроде бы сам себе, тем не менее пристально и поголовно оглядывая группу.

- ...взрывоопасен. В соединении с воздухом даёт гремучую смесь. Эквивалент... Вас инструктировали. Пытаться снять - невозможно. На данном этапе необходимо вскрыть оболочку и выпустить газ. Считайте это вводной.

Майор одёрнул форму.

- Повторяю - кто в группе некурящий?

- Я... я неделю, как завязал. - Парашин потупился.

- В глаза, в глаза смотреть! - рявкнул майор и добавил равнодушно:

- Одобряю.



Парашина экипировали: худую фуфайку до треска затянули монтажным поясом, обвязали инструментом - и вышкой "телескопичкой" задрали на недосягаемую высоту, где гладкая и тёплая кожа сосны встопорщилась первыми ветками.

"Дальше - сам" - подумал Парашин, пристегнулся к дереву, ступил с площадки подъёмника на уплывающую молодую ветку и накрепко, как в мотоциклетный руль на вираже, вцепился в ветки выше.

Парашин закрыл глаза - высота не кружила ему голову, он молился и трогал крестик под холодной фуфайкой. Закрыв глаза было наедине с тем к кому он обращался и о чём просил... Спустя минуту, Парашин открыл глаза и иноходью перебирая руками-ногами направился ввысь - к зонду.

Вблизи шар не казался таким циклопическим. Он был упруг и в то же время морщинист, как слоновий зад или физиономия "поддавшего" дедка. "Большое видится на расстоянии..." - вспомнил Парашин из любимого Есенина и глухо рассмеялся.

"ИС-35Г, - не прочёл, а подумал Парашин побитое временем и пространствами аловатое на вставшим перед ним стеной зонде, - ИС - это Иосиф, небось, Сталин. Тогда всё - Иосиф Сталин. Уважаю. Держал человек бразды".

Парашин последний раз перестегнулся и, задыхаясь, свесил ноги с основательной ветки, бочком привалившись к зонду. Парашин был худ, плохо выбрит и неприятно кашляюще подлаивал - туберкулёз, прихваченный из "закрытого" детдома в "большую жизнь", при сухих, как водка без закуси, -30° рвался из лёгких нерастворимым паром.



Когда в заваленное за плетень сельцо продрался на мигающем "бобике" орущий, на чём свет стоит, военный, неприкаянный Парашин, выстояв очередь среди подобных голодранцев и оболтусов, покорно вывел закавыку в мудрёном документе, подписываясь на исполнение денежной, но сугубо секретной акции - и стал членом "группы". Зачем он это сделал, Парашин не знал. Тогда не знал.

- Я неделю без курева, без табачка, - сказал Парашин шару, - хрустов не было. Терпел, думал, на злое пойду. Окурки добивал - кто курит, присоседишься, лясы точишь, а сам глазами сосёшь - сколько оставит. Во жизня, да?... Ладно, майор аванс выделил - "Прима". Классика, питерские... Путёвое курево. Почитай, что валюта. Вроде белой.

Парашин озабоченно обхлопал карманы - на месте ли?

Шар не ответил. Поворачивая бока, он будто оглядывал небо, которое у него забирают.

- Я тебя понимаю, - сказал Парашин шару, - так и ты зла не держи. Хуже бывает. Меня в "спецухе" насиловали вот, в сортире. Башку дверью зажмут, и... по чёрному... Надо же! - Парашин усмехнулся, - А ты летал. Я в брюхе мамашином не пёкся ещё, а ты летал! Повидал, очевидно, до жути - сверху-то?.. А меня - башкой в дверь.

Парашин хрустнул пальцами.

- Я тоже летать хотел. Лётчиком стать. Во сне летал, говорят, к росту. А маломеркой остался... Ты прости меня, - Парашин ткнул кулаком в неподатливый бок зонда. Шар тяжело отстранился.

- Будет тебе, - сказал Парашин, - я здесь, считай, что по службе. Просекаешь? Ты своё за троих отслужил, хотя обидно, я понимаю. Планы они на целую жизнь строятся, вроде как навечно... Так и ты понимай. Дед уж, почитай, коли с тридцать девятого. Прямо батькой мне. А я то бобыляю, матушка выпивающая была, воровать приучила, так и закрыли в детдом, как у них называется. А оттуда две дорожки - на зону или в уголок посутулей, чтоб не торчать больно... Будь батяня, он бы из матушки дурь повыдрал... Мне не за себя обидно - за жизнь, что она такое допускает. Чего бы не существовать человеку по его чину, по людски? Кореш давеча наезжал, давний, с горшка ещё, за самогонкой всё про детство своё, про детство. А мне ему что - про башку да дверь? У меня детство бздёжное, мечталось только. Летал и то во сне... А я и сейчас - хоть в космос, конфетки не надо!..

- Господь, спасибо, руки не забрал - кому дровишки, кому бредешок - тем и на плаву, - пробормотал Парашин, - Ну, прощай, дед-батяня...

Парашин напялил противогаз "автономку", вздёрнул пудовые гидроножницы и, неловко перекрестясь, взрезал облупленную оболочку. Беззубо засвистело. Парашин сделал второй надрез - получилось "V" на попа - и зонд, свесив треугольный язык, выдохнул, как остаканившись.

- Будь теперь здоров! - продудел Парашин из-под резиновой маски, тяжело дыша узкой астматической грудью.

Зонд сдавал на глазах, морщинясь и наваливаясь на по-женски застонавшую сосну. Парашин тоже сморщился так, что сморщился противогаз, попытался рваным рукавом обтереть запотевшие вдруг снутри окуляры и машинально потянулся закурить...



Рвануло так, что "корабельные" хлысты-стариканы "за двести" полегли километровым радиусом с дымной залысиной посередке, как вдутая в землю трава. Парашин взлетел под потолок небосвода и его казённая оранжевая каска с выдавленно-пластиковым "труд" метеором врезалась в МКС, изувечив антенну и сбив станцию с толка, который кто-то ненужный там, в земном муравейнике, почитал курсом.

"...лишь бы не было войны..." - додумал Парашин, обращаясь в орбитальную пыль.



Следующий рассказ
Оглавление




© Анатолий Яковлев, 2003-2024.
© Сетевая Словесность, 2003-2024.






НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
Словесность