КРЫЛЬЯ АЛЁХИНА
Настоящий факт мог бы положить начало фантастической повести или, того хуже, романтического романа. Но на свете происходит всё, чему дозволено происходить в мире броуновского движения молекул и судеб - и потому случилось так, что у инженера Алёхина выросли крылья.
Итак, у Алёхина выросли крылья. Выросли ночью, но только под утро он почувствовал, как что-то твёрдое, как скомканная простынь, упирается в рёбра, попытался сменить бок, глянул на часы, вскочил с постели и...
Крылья! Широкие, с кожаными, как у летучей мыши, перепонками цветов разлитой солярки, отливающие металлом крылья - вот, что увидел Алёхин.
Алёхин не удивился новообретению и, будучи практичным, технически образованным человеком, прежде всего озадачился вопросом: не бутафория ли? Так, помашешь - а там отвалятся, как подмётки после распродажи.
Алёхин расправил крылья, взмахнул ими, так, что по комнате полетели газеты - и, врезавшись теменем в потолок, едва не снеся люстру, рухнул на пол.
В голове и желудке мутило от удара, но Алёхин был удовлетворён. Крылья "функционировали".
Оценил Алёхин и то, что крылья складывались вполне компактно, особо не выделяясь под осенним, видавшим виды, плащом. Может, лопатки такие у человека торчащие? Мало ли что может торчать у свободного человека свободной страны - никто ведь не тычет пальцами в то, что торчит. Торчит - значит, так ему, человеку, надо. А возможно, даже необходимо и достаточно.
Впрочем, это уже философия, а философию Алёхин презирал, как "науку наук", не знающую основ тригонометрии. "Наука наук - масло масляное. А бутерброд склонен падать маслом вниз. С такого "бутерброда" никогда сыт не будешь, " - рассуждал Алёхин.
Алёхин распахнул шифоньер и, выворачивая шею, оглядел спину.
- Теперь в поликлинику носа не сунешь! - вдруг вслух разозлился Алёхин, - только покажись доктору: "рубашечку снимите... артефакт! на опыты!.."
Вообще-то Алёхин слыл душой-человеком и по утрам вставал, что называется, "с той ноги". Но эта злость была какой-то настоящей, тяжёлой, как кожаная ноша за спиной...
На работе Алёхин обозвал пожилую наладчицу "старой грыжей", попутно уведомив начальника ОТК, что тот со своими ГОСТами и ТУ на мозги капает хлеще рукомойника.
"С похмела, - простили работяги зарвавшегося тихоню-инженера, - с похмела человек человеку друг товарищ и брат, но только такому же человеку, который с похмела. Иначе и выпивка и лозунг теряют логику".
Тем не менее, на рабочих Алёхин наорал, запер "обеденное" домино в сейф и, вообще, заявил, что квартальный план летит к Дьяволу, но, усмехнувшись, добавил, что это даже хорошо - значит, квартальный наш, раз летит, ангельской породы, хотя бы и падшей.
Рабочие не поняли, но сообразили, что инженеру, сообразно его словам, правда пора "сообразить" - и даже зашептались, кому бежать "за угол".
Однако Алёхин пнул токарный станок, сплюнул и, энергично шевеля лопатками, отправился домой, "послав" на проходной обалдевшего охранника.
Ночью Алёхин, разоблачившись до трико, сиганул с балкона и совершил облёт городка. Сверху здания казались спичечными коробками, а пустынные улицы неоновыми каньонами.
Алёхин чувствовал в крыльях неимоверную силу - он взмыл в зенит, туда, где уже не хватает дыхания и видна кривизна горизонта; увидел звёздное, не задымленное небо, ровно горящую дорогу Млечного... Потом ему в голову пришла одновременно детская и дурацкая мысль - начинить полую пудовую гирю порохом и сбросить на город - что будет?
- Мысль морально устаревшего бомбардировщика, - рассмеялся Алёхин, паря и снижаясь.
Алёхин приземлился у какого-то моста на окраине, в старом полутёмном районе, так что не разобрать было, что за мост - то ли над речкой, то ли над чёрной гладью автострады.
Он уселся на парапете, болтая ногами и рассуждая, что крылья отросли не зря, а для какой-то пользы. Не додумавшись до пользы, Алёхин ощутил себя одиноким, потянулся было за куревом, но вспомнил, что гол, как сокол.
Но рядом он приметил девушку. Модно "прикинутая", с баночкой пива в руке, облокотившись о парапет и скрестив ноги, она курила, и Алёхин окликнул её. Вообще-то, Алёхин, как порядочный и, мало того, женатый инженер, игнорировал молодых девушек, но крылья - сегодня крылья давали ему щекочущую мозги свободу.
- Дай закурить, а? - сказал Алёхин почему-то сразу на "ты".
Девушка не оборачиваясь, протянула сигарету, потом искоса взглянула на Алёхина, улыбнулась и добавила зажигалку. Вид ночного полуголого мужчины её совершенно не смутил - да и баночная "Балтика" была, по всему видать, не первой.
Алёхин прикурил и, возвращая зажигалку, сказал:
- Ты рыжая! Рыжие, говорят, стервы - а ты курева не пожалела. Парадокс прямо.
- На себя посмотри, парадокс. Хоть бы трико залатал, женатик, - Рыжая зевнула, - я женатиков сразу узнаю. Холостым хоть есть для кого штопаться... Ты сам чего здесь? Раздели, что ли? На пьяного не похож. Или с моста сигануть затеял?..
- С моста? Ха! Гляди, Рыжая! - и Алёхин во всю ширь распустил огромные костистые крылья, кажущиеся в смутных огнях окраин металлическими.
Девушка захихикала - точно не трезво.
- Это у тебя откуда?
- От природы. - обиделся Алёхин, - Он рассчитывал, что эффект будет, по меньшей мере, театральным.
- И что, настоящие? Летают?
- Ага. Хочешь, полетаем вместе, пока не рассвело? Пивом мента какого-нибудь обольём!
- Не хочу я с тобой летать, - сказала Рыжая, - у тебя глаза злые.
- Чего?! У меня - злые? - Алёхин возмутился, потому что на работе ценили его покладистость, а родные - корили за житейскую беспомощность. "Глаза собачьи, просящие" - вздыхала жена.
- А чего "расчевокался"? - вон, косметичку возьми, полюбуйся.
Алёхин уставился в зеркало и оцепенел: расширенные зрачки были двумя огненными водоворотами, искристыми, бездонными. Он смотрел и чувствовал, как собственные глаза гипнотизируют, затягивают его же...
- Это фигня какая-то, - пробормотал Алёхин, - так раньше не было. Пройдёт.
- Лети ты, знаешь куда! - крикнула Рыжая. - Ты не в моём вкусе, бэтмэн.
"Бэтмэн" она выплюнула, как "стрекозёл", но последнее Алёхин пропустил мимо ушей.
- Знаешь, а мне лететь некуда. Детишек пугать? Или карты чертить, топографические?.. Вообще некуда, ясно тебе?
- Яснее солнышка, - Рыжая закурила снова. - Но ведь раз крылья - нужно лететь! Иначе какой смысл?
- Да... смысл...и... вот, косметичку возьми...
- У тебя руки холодные. Я заметила, когда ты ещё зажигалку возвращал. Ты что, замёрз? Смотри, мужик, октябрь, а ты разногишался. Домой беги к бабе греться. На меня не рассчитывай, стрекозёл.
Алёхин смотрел прямо перед собой, что-то соображая.
- Нет, ты правильно, Рыжая, сказала. Раз крылья - нужно лететь... В этом и смысл. Мир из смыслов состоит - вынешь один, рухнет, как дом кирпичный... нельзя нарушать. Пока!
- Курево возьми, в космосе пригодится! - крикнула Рыжая, но Алёхин уже скрылся за ближней крышей.
Рыжая мгновение смотрела вслед, затем расстегнула косметичку, зачем-то подвела помадой губы.
- Вот, "проглючило"! - она отхлебнула из банки, бросила её вниз, в провал моста, - спать надо больше, и не со всякими. А то подхватишь какую-нибудь умственную заразу. Ха! Мужик с крыльями. Лёльке рассказать - засмеёт!
...Алёхин летел, летел прочь от города, стремительный, как чёрная молния, то ли вверх, то ли вниз - чувствуя, как глотка переполняется встречным воздухом. Но не чувствуя, как шерстью порастают раздающиеся мускулами плечи, как пальцы вытягиваются фиолетовыми когтями....
Уже у самых Врат Ада Алёхин, оглушённый внезапной тишиною, подёргал, попинал невидимые двери и проревел дежурное:
- Народ, есть тут кто живой?!
© Анатолий Яковлев, 2004-2024.
© Сетевая Словесность, 2004-2024.
| НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" |
|
 |
| Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...] |
| X |
Титульная страница
Публикации: | Специальные проекты:Авторские проекты: |
