Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность




Анри  Волохонский
и  воспоминанье  о  буквенном  сроке  нумерологии

Беседа с тюбингенским отшельником о смыслах мировоззренческого гербария



Представитель старшего поколения русских поэтических беглецов, Анри Волохонский - перипатетически многомудрый романтик, профетик и карнавалист, уединенно-герметический тайновидец генисаретских тамплиеров и переводчик каббалоцентричного Зохара, а также многих песенно-славянских литургий вкупе с полилингвальным реченьем Финнеганового Джойса - разрешил нам собеседнически заглянуть в призрачные, но неотменимо проникновенные щели, зябко отверзающие экзистенциальные тм-отверстия, наделяющие мягким светом и мощным Смыслом биенье его творчества жизни, или, по-басурмански: lebenskunst'a [Das Leben zur Kunst machen]. С обретающимся ныне в небольшом немецком поселении Рексинген знаменитым русским андеграундным поэтом и замечательным эстетическим кудесником мы поговорили о мифографии алхимии, о чудесах житийных на Озере Тивериадском, о загадках Заболоцких монголов во францисканской Татарии и, конечно же о джойсовой Музыке, Логослове, Звукомире АукцЫона и тайнах эксклюзивного книгопечатанья пополам с немыслимым дискоизданием. Получившуюся беседу мы предоставляем просвещенному вниманию читателей журнала "Сетевая Словесность".




Д.И. Анри, наш разговор, без каких-бы-то-ни-было упреждающих кармических катехизисов оказывается необходимым начать с очень скорбной ноты: не прошло и тридцати дней со смерти Вашего друга и соавтора Алексея Хвостенко. Располагает ли философическое, тюбингенское Ваше размеренное бытование к более "буддистическому" взгляду на эту горесть? Или же наоборот, Ваша зримая удаленность от "топоса беды", Ваше активное неприсутствие при последних минутах Друга оказывается лишь трагически отягощающей метой, нешуточно усугубляющей боль утраты?


А.В. Алеша Хвостенко умирал в течение последних двух лет. Он бывал у меня за это время трижды... Как раз сейчас я составляю (то есть, уже составил) книгу его избранных стихотворений по материалам выпущенных им ранее восьми книжек и с особенной ясностью вижу его чрезвычайную роль вперёд смотрящего поэта.


Д.И. И все же интересно, Ваше многолетнее присутствие в таком древнем университетско-философском месте каким-либо образом модифицирует образ мыслей, настраивает на некий хайдеггеровский "разговор с Вечностью"?


А.В. В Тюбингене я прожил восемь лет, с конца 1995 по начало 2004. Там есть очень хорошая коллекция ихтиозавров, и в бывшем герцогском замке - музей древних находок. Особо существенных связей с тамошними учеными у меня, увы, не было. Отмечу, тем не менее замечательного профессора Зайлахера, который изучает старинные следы ископаемых животных, а также разные другие их проявления. Но и с ним я был знаком лишь поверхностно. В Тюбингене, как известно, учился в свое время Кеплер и учил Меланхтон. Есть теперь гимназия имени Кеплера и детский сад имени Меланхтона. Показывают карцер, в который был посажен Кеплер за избиение крестьянина, с ним почему-то не поздоровавшегося. Но я туда не ходил. Есть окно, в которое выглядывал Иоганн Вольфганг Гете, рассматривая большой каменный собор, что расположен прямо напротив. Над первыми воротами в замок висит массивный герб с орденом Подвязки. Других признаков вечности, о которой вы спросили, я не обнаружил; потому, наверное, с нею и не общался.


Д.И. A propos "детский сад": если из позднейшего академического Тюбингена мы мановейно перенесемся в прохладные хронотопы Вашего петербургского детства, в неплохо темперированный ангелический Чин божественного Присутствия, в эон перворазвития и пору юнгиански-индивидуационного становления - то какие начальные рубежи Вашей "партикулярной истории" следовало бы отметить особо? Школьный опыт кондовых советских годов - располагал ли он маленького Анри к излишку жизненного философствования?


А.В. Из впечатлений раннего детства у меня сохранилось только чувство звона в ушах, это от петербургских простуд, а от школьных лет - вечное пустозвонство... Оно перешло потом в "громокипящий кубок". Я от него немного оглох, так какое уж там "жизненное философствование"... В чуть более зрелые годы - а мне было уже 22 - я нашел в Публичной библиотеке популярную когда-то книгу Папюса "Каббала". Сама книга была написана в каком-то таком, важно-мистическом тоне, с многозначительными и таинственными намеками, но в конце к ней был приложен сделанный Переферковичем перевод "Книги Творения", "Сефер Иецира". И вот этот перевод я переписал тогда от руки, и он у меня до сих пор в таком виде хранится. Книга же не очень большая, всего примерно шесть страниц. Она мне очень понравилась... своим трезвым взглядом на вещи.


Д.И. Действительно, это весьма важный момент - мета по сути первого, юного, соприкосновения с популярным фундаментом мистического знания. Что любопытно, это тождество читательских судеб - Вашей и символистских авторов "Серебряного века" (Брюсов, Белый, Волошин - все читали Папюса и именно эту книгу). Можно ли сказать, что Вы буквально сызмальства восприняли духовидческий опыт своих модернистских предшественников как живо-близкий и актуальный для своего, будущего писательного "умного делания"?


А.В. Конечно все эти люди должны были читать Папюса. Но я-то полюбил не таинственного "мистического" Папюса, а милого, чуть провинциального Переферковича. И употребил я эту книгу (Книгу Творения в переводе Переферковича) вовсе не для писательских нужд. О писательских нуждах мы еще, наверное, поговорим. Нет, эта книга была мне нужна для взгляда на вещи. Она помогла мне выработать точку зрения. И я эту способность впоследствии использовал: я рассчитал двадцатипятитоновую систему звуков октавы с натуральными интервалами; построил тетраэдральную модель атомных ядер и икосаэдральную модель генетического кода; в результате осмысления этих моделей оказывается, что основные формы в нашем мире подчиняются - мертвые или минеральные - тераэдрально-кубической симметрии, и живые - икосаэдральной или пятиричной симметрии. И, уже с таким, немного выработанным взглядом, мне удалось прокомментировать книгу Откровения Иоанна Богослова. Все это, думаю, благодаря Книге Творения. А "духовидческий опыт" меня тогда, как и сейчас, признаюсь, довольно мало интересовал.


Д.И. Интересно, к каким годам, Анри, можно отнести Вашу первую встречу с самим мистагогическим языком Сефер ха Йецира - с каббалистическим ивритом? В Ленинграде предотъездных времен - как обстояло дело с этим вопросом? Вы бывали в те годы в петербургской синагоге?


А.В. С древнееврейским языком? Скажу, что с буквами еврейского алфавита я познакомился лет, приблизительно, в тридцать, где-то во второй половине шестидесятых годов, с языком же - только в Израиле. Я слышал, что в начале семидесятых существовали преподаватели иврита. В синагоге я был два раза.

А не могу не отметить, что Ваше владение греческим и латынью меня действительно восхищает. "Мистагогический иврит" - это довольно хорошо сказано. И... да... - "полилингвальный" - в начале интервью тоже вовсе неплохо. Как:

        Полилингвальный
        Как грех тот свальный
        Мистагогический иврит...

Это "Цыпленок жареный", если помните песенка такая была, правда уже очень давно... :-)


Д.И. Не могу не оценить Вашу, Анри, едва скрытую, но от этого не менее едкую иронию: и то правда, какой нынче век на дворе? Какие, нахрен, мистагоги? А вот я, грешен, ностальгируя, люблю иногда впадать в эту, рекомую, "полилингвальность", будь она неладна. Любопытно, как сочетались в Вас строгие законы "биохимического" (?) университетского образования и каббалистический дискурс иврита? Возможно, посредством "еврейской алхимии" (Рафаэль Патай)? Не могу, также, удержаться от того, чтобы вопросить Вас в плане общей конкретики побудительных причин "отъезда": почему вы отбыли туда, куда отбыли - не проследовав, скажем, как чермное большинство тогдашних лет - в Соединенные Штаты? Чем Вас привлекал Израиль - и чем, уже позже, перестал?


А.В. Денис, я ведь учился в Химико-Фармацевтическом институте, на инженерном факультете. Хотя, кафедра биохимии там и вправду была. Но я хотел-то изучать, как вы можете догадаться, вовсе не химию, а алхимию. Лишь проучившись так года два, я понял разницу. А уехал я, так как действительно хотел уехать, причем с самой ранней юности. Я уразумел, что в Стране правят настоящие преступники, и с ними жить, мне казалось, совершенно невозможным. Поехал в Израиль, так как ранее сказал, что поеду в Израиль. Уехал из Израиля, так как лишился работы, а новую нашел в Германии. Я все еще думаю, что Израиль - очень важное государство и чем-то привлекательное тоже... Особенно для молодых людей.

Кто такой Рафаэль Патай, мне, к сожалению, неизвестно... Но неужели мы обязаны обсуждать всякие обыденные предметы - такие как жизнеустройство, миграции и тому подобное? Может быть поговорим о... чудесах?


Д.И. О, это была, с моей стороны, лишь банально-автоматическая дань завзятому, покуда неизжитому "журнализму". Позвольте не комментировать ваши слова об особой государственной "привлекательности" и "важности". Об этом, право, не стоит спорить. :- (Дело, между тем, в том, что покойный антрополог и библеистический археолог Рафаэль Патай (близкий друг Роберта Грейвза, кстати) имеет прямое отношение к опознанным стратам "чудесного". Он автор важнейшей книги - компилятивного и аналитического источника по малоизведанной со времен Гершома Шолема теме "еврейской алхимии". Книга эта издана в середине девяностых годов в Принстоне: The Jewish alchemists: a history and source book, Princeton University Press, 1994. Конечно, он автор и уймы прочих важных работ, но именно эта, по-особенному зримо фундаментальная, приводит наш разговор несколько более "плотно" к тому, о чем вы сейчас сказали: к вашему давнему интересу и "герметическому кабинету" (где, собственно, и местоблюстительствуют алхимики). Можно ли отнести ваш опыт в этой сфере (ab realibus ad realiora) к области чисто "практического"? Знакомство с "колбами" и "гомункулусами" неизменно носило эмпирический характер? Кто ассистировал вам в зажигании тигля...?


А.В. В зажигании? :-) Это было в конце пятидесятых годов. Мне в тот момент удалось уговорить ответственного Профессора позволить провести эксперимент со впадением рек в заполненное органическими веществами море и постепенным увеличением солености при ритмическом освещении круглые сутки. Последнее достигалось с помощью обычного будильника с припаянным к стрелке контактом - по замыслу: полчаса свет, полчаса тьма. Мысль - сама наивная - была, однако, тá, что в этих условиях может возникнуть жизнь. Помогать мне взялся приятель, думаю, что теперь, за давностию лет я уже могу назвать его имя: Геннадий Иванович Пустошкин. Так стали мы этим всем понемногу заниматься. Но вот, однажды ночью раздался взрыв, и загорелся вытяжной шкаф. Кто-то оставил колбу с петролейным эфиром, заткнутую плотно резиновой пробкой, причем на беду - рядом со включенной электрическою плиткой. Колба наша взорвалась. Мы стали выносить другие быстро воспламеняющиеся жидкости; я взял большую бутыль с эфиром (температура кипения 36 градусов), которая была уже немного теплая наощупь. Когда я отвернулся с нею от горящего шкафа, то заметил голубоватое пламя над её корковой пробкой в двух, буквально, пядях от моего лица. Я дунул на огонек, и он погас. С тех пор я питаю живейшее отвращение к химическим опытам.


Д.И. Кажется, это был знаменательный опыт по практическому пере-осмыслению содержания пыпинского давнишнего издания "Русское масонство 18- первая четверть 19го века". Ред. и прим. Г.В. Вернадского, Прага, 1916, стр. 495-497, (переиздание Москва, 1997). (Впервые издано в Пыпин, А.Н., "Homunculus: Эпизод из алхимии и из истории русской литературы" в Почин: Сборник общества любителей российской словесности на 1896 год, Москва, 1896). Не устою перед искушением пространно процитировать оный источник: "Сие происходит следующим образом: возьми колбу из самого лучшего хрустального стекла, -- положи в оную самой чистой майской росы, в полнолуние собранной, одну часть, две части мужской крови и три части крови женской; но заметить должно, чтоб сии особы, если только можно, были целомудренны и непременно чисты; потом поставь стекло оное с сею материею, покрыв его слепою крышкою, сохранно на два месяца для плодородного гниения в умеренною теплоту, - и тогда на дне оного ссядется красная земля. После сего времени процеди сей менструм, который стоит наверху, в чистое стекло и сохрани его хорошенько; потом возьми одну грань тинктуры из царства животных, -- положи оную в колбу, поставь ее паки в умеренную теплоту на один месяц, - и тогда в колбе сей подымется кверху един пузырек. Когда ты усмотришь, что показались первые жилки, то влей смело, туда немножко своего процеженного и согретого менструм, сохрани поспешно колбу, закупорив ее тайно и крепко, старайся токмо, чтобы не шибко шевелить оную, оставь ее паки бродить цельный месяц, а оный пузырек будет делаться от часу большим; по прошествии четырех недель паки влей туда немного оного менструм, - и сие делай четыре месяца сряду; однако ж всякой раз вливай более менструм, нежели вначале. После сего времени, когда услышишь нечто шипящее и свистящее, то подойди к колбе, - и к великой радости и удивлению твоему, увидишь ты в ней две живые твари.

Здесь примечай. Ежели кровь из которой приготовлен ОССЕГ и из которой выросли сии мущинка и женщина, взята из людей нецеломудренных, то мущинка будет вполовину зверь, -- також и женщина будет непередаваемо ужасного вида. Ежели кровь сия взята из особ истинно целомудренных и всяко чистых, то ты будешь дивиться, да радоваться ими и взирать на них с подлинным сердечным веселием, сколь любезным естество их составило; но они будут не выше одной четверти аршина; однако, ж шевелятся и движутся, ходят взад-вперед в колбе; в середине же вырастет низенькое деревцо, украшенное всякими незнакомыми нам плодами.

Ежели хочешь сохранить их и желаешь, чтоб они паче и паче возрастали, то возьми две грани астрального камня прежде, нежели оный увеличится, и столько же камня растений, сотри хорошенько обе тинктуры в твоем ранее сохраненном менструм, налей оные несколько в колбу чрез трубочки, долженствующие быть на стороне колбы, дабы не было нужды часто открывать оные и не входил бы в нее чужеродный воздух, который вреден для сих тварей, -- и налей на самое дно оные, и потом заткни трубочки накрепко, и тогда в скорости начнут произрастать всякие травы и дерева; однако ж ты должен каждый месяц подливать сим образом; и так можешь ты сохранить целый год. А по прошествии сего времени ты от них узнаешь все то, что тебе захочется знать из натуры; они тебя бояться и чтить, -- но более шести лет жить они не могут, на седьмом годку исчезают (кончаются)".

Как пишет современная американская исследовательница, наша коллега, из выходящего в этом году под моей редактурой сборника научных трудов "Дискурсы телесности и эротизма в русской культуре и литературе": "...таким образом, строчка: "Ты орган телесный даешь для великого Бога" также напрямую связана с возвращением человека и человечества "в божественное состояние": в специальное физически-искусственное "состояние близости к великому Богу", то есть в мифогенетическое состояние Адама Кадмона. Алхимический символизм прослеживается и в строчке "пусть двое погибнут, чтоб ожил один", и в отсылке читателя к образу феникса, возрождающегося из пламени: "как феникс из пламени, встал андрогин". Алхимические трактаты, использовали андрогинную аллегорию в описании химических процессов; описывали трансмутацию определенных металлов, в первую очередь серы и ртути, в реторте, поставленной на огонь, в момент, напрямую предшествующий получению философского камня. Растворяясь друг в друге, и таким образом, уничтожая друг друга, сера и ртуть дают принципиально новое вещество, уже упоминаемое выше как ребис, т.е. создают андрогина. Как пишет анонимный автор семнадцатого столетия: "Вот, мертвые лежат на ложе своем король и королева. Они сгорели в огне, но дали жизнь сыну своему, бессмертному и прекрасному. И разделились четыре элемента, и очистилась душой плоть сыновья, и кровь стала водой, а из пепла их выросло древо жизни. И двое стали одним, слава Ему".

В связи с чем возникает (не может не) вопрос о партикулярном смысле происходившего с Вами, Анри, тогда, в пятидесятые годы. Поиск по нахождению "вечной жизни" привлекал Вас, помимо всего прочего, каким-то "лично-прагматическим" интересом, в качестве потенциального преодоления будущего "эффекта старения"? Вы осваивали лишь европеоидный опыт (от, скажем Николаса Фламмеля или Раммона Луллия) или же восточная, в частности многомудро-китайская, даосская алхимии также притягивали Ваш "внутренний взор" в то время?


А.В.: Благодарю Вас за эту прелестную цитату. Сам же я в те времена об этом мало думал. Я хотел получить живое вещество, что называется, рационалистически, в соответствии с теорией Опарина, я думал, что должны образоваться коацерватные капли или что-то в этом роде. Вот и чуть не взорвался, ибо неправильно думал.

Но я хотел бы вернуться к Израилю, который Вы чуть ранее, кажется, возвышенно отмели. В этом привлекательном государстве есть такой город - Вифсаида. Вернее был. И даже не один. Это он по-гречески называется "Вифсаида", а на местном языке - "Бет-Цайд", "дом ловли", предполагается, что ловли рыб. То есть Цайдан или Сидон, в Финикии тоже есть такой город. Сейчас, в Ливане, его называют Сайда. Одна из этих "Вифсаид" или "Сидонов" была расположена на берегу озера Киннерет, в двух шагах от развалин города Киннерет, где сейчас стоит врытый в гору огромный насос, который качает воду на всю страну. Она служила, вероятно, портом для этого города. Самое же название города представляет женскую форму от имени "Кинор", который был там богом, а город - как бы его женой... То есть, на самом деле, если не искажать предания, то вовсе не "как бы", а настоящей, всамделишной женой, возможно, даже в чем-то более настоящей, чем обычная жена... Это, кстати, довольно часто происходило на Ближнем Востоке архаических времен... Если мы теперь будем читать античный миф о Европе, то там сказано, что она - эта Европа (которую увез на себе бык) - была "дочерью Сидонского царя Агенора". А Агенор, это, несомненно, "Ха-Кинор", то есть уже нам знакомый бог. Самое имя Европа означает "Ха-Эрев" или Запад. Брата ее, как Вы помните, звали Кадм, который потом основал Фивы. Кадм же по-финикийски или по-ханаанейски означает Восток. Но это еще не всё. Над северовосточным углом озера Киннерет (оно же - море Галилейское) подымается гора Хермон (примерно означает "Священная"). А жену Кадма звали Гармония, то есть "Хермония". Вот такая европейская топонимика в наших глухих местах. Так что к Израилю следует относиться со вниманием.

А о даосской алхимии я тогда и не слыхивал. Потом лишь узнал что-то, например о тщаниях императора Цинь-ши стать бессмертным, глотая ртуть. Вроде бы без толку?


Д.И. Интересно, что слушая эти Ваши слова у меня, интонационно, возник звуковой образ недавнего метафизического альбома "Горы и Реки". Тут утверждается некий похожий, мифопоэтически-географический тип Вашей напевной наррации перечислений ("narratio in sequentia"). И действительно, топонимический ономастикон, который Вы выше описали, просветителен и, что называется, makes sense. Забавно, что "Кинор" значит еще и, так сказать, "скрипка", или какая-нибудь ее индоевропейская (валлийская или, скажем, кельтская) струнная fiddle-ипостась, а иногда даже чуть ли не крохотная "арфа" (то есть, "Кинор Давид ха Мелех" была, "возможно", небольшой лирой или арфой или, как пишут некоторые квазиученые евразийцы - "гуслями": ТаНаХический Царь Давид был, по их мнению, Великий Гусляр, почти как Садко, который - "богатый гость" - уже полностью мифопоэтичен: бытует аки морское, подводное монстро-чудище). Помню, также, из Вашего "Уэйка" - "Виола да море из-за синего моря"... :-) Замечу еще, что о Сидоне в современном Израиле сложены многие популярные тексты. Некоторые из недавних войн израильских были романтически увязаны с этой местностью.

Вы вообще, вероятно, в свое время много путешествовали по Израилю? Наверное, были биографические пересечения с таким израильским битническим путешественником как издатель "Саламандры", веселый адепт пост-акмеистического куража Владимир Тарасов, чьи мифогенные дневники не так давно опубликованы онлайн: www.geocities.com/vltarasov/proza/rossyp.htm.

Тематически не уходя от Израиля: не могли бы Вы приоткрыть завесу на типом Ваших поэтических и человеческих тогдашних контактов в Терре Санкте? Кто тогда (в первую половину семидесятых) составлял Ваш экспериментально-химический круг исторических взаимодействий? Помимо Тарасова тогда там активно жили (как и сейчас) Ира и Миша Гробманы и кто-то еще...


А.В. Да, "кинор" - это, как известно, скрипка, а всё это происходит от того же имени уже упомянутого нами божества. А Садко - это, действительно, кажется, Цадок, богатый гость. Говорят, что озеро Киннерет называется так из-за того, что его географическая форма напоминает реальную скрипку. Но это неверно, или, вернее, такая "народная этимология"... Название озера происходит от имени города (а не наоборот!). В то время, как сама общая форма озера больше всего напоминает огромную ладонь...


Д.И. Ну, вы ведь работали, насколько мы помним официальным ученым "смотрителем" этого озера, разумеется, Вам виднее... Это такой опыт, которым не могу похвалиться разные прочие русские литераторы современного нам Израиля... Кстати, о присных...


А.В. :-) ...Конечно я знал и художника Мишу Гробмана, и жену его Иру... Врубель-Голубкину, как и Майю Каганскую, и Володю Тарасова и Мишу Генделева... А также - Агурского (кстати, а Вы слышали об Агурском? - это сын основателя американской компартии, о нем ходили презабавные анекдоты) и кое-каких филологов и многих других. Но может быть я не буду рассказывать Вам о представителях интеллигенции. Расскажу Вам лучше о субботниках. Это такие русские люди, которые говорят о себе: "Явреи мы". Вот пара слов о некоем Хаиме Голане. Он ждал меня, когда я вернулся с работы. Сидел на стуле у входа, небольшого роста, одетый просто, с серенькими глазками, с бородою до плеч и в трех шляпах, одна над другой, причем вторая шляпа была голубая, а сверху был натянут прозрачный колпак, от дождя, хотя дождей в том сезоне не шло. "Я, - так он начал, - могу лечить ожог любой степени яичным жиром". Дальше он очень подробно описал способ приготовления этого жира. Немного напоминает приведенный Вами алхимический метод. Затем он передал способ лечения "гамароя" (геморроя). Нужно взять ведро, положить туда пару кирпичей, облить керосином и поджечь. Когда керосин прогорит, нужно сесть в это ведро, предварительно сняв штаны. Если не поможет - повторить. Среди его средств была серная кислота, медный купорос и другие столь же простые вещества. Я попросил у него рукопись со всеми рецептами, и он ее мне дал. (Он пытался передать ее Менахему Бегину, но специалисты с ним не разговаривали ввиду отсутствия у него справки о высшем образовании - "Лесной Университет, Медвежий факультет" - его словами). Опубликовали ее лишь в конце девяностых годов. Там было еще про "укус собаки-волкодав". Вот это был по-настоящему интересный человек. Была там еще пара монахов, но это уже особый разговор. Может рассказать Вам про отшельников?


Д.И. Конечно, Анри, я не могу, никоим образом, посетовать на такой замечательный и неожиданный "шифт" - беседа о "жидовствующих" (Новгород конца пятнадцатого века) как о современных субботниках и отшельниках несравненно глубже отвечает экзистенциальным интенциям, стоявшим у колыбели этого интервью, чем разговор о присных... :-)

В связи с чем не могу не привнести топик исихастского и, далее - имяславческого византино-палестинского философствования. Близок ли Вам аспект "умной молитвы", Дионисия Ареопагита, Григория Паламы? Из живущих в Израиле опыт византийских исихастов активно использует мой близкий знакомый - московско-иерусалимский поэт Александр Бараш. Его небольшая поэма "Посвящение Иоанну Мосху" как раз об этом. Написанный в "Палестине" Луг Духовный там играет далеко не последнюю роль.

Эксплицитно-исихастским молитвенным интересом полнятся и некоторые строки метаметафористов (в особенности у Константина Кедрова, о чем, в частности, повествует моя недавняя статья, публикуемая в спец. выпуске амстердамского журнала "Russian Literature"). Насколько глубоки Ваши связи с ортодоксальным мистицизмом в изводе, например, Владимира Николаевича Лосского (www.lib.eparhia-saratov.ru/books/11l/lossky/mystic/contents.html)?


А.В. Могу сразу отметить, что стихи Александра Бараша мне очень понравились. Спасибо за них! Значительно равнодушнее я к учению исихастов. По-видимому оно может лишь с поверхности называться христианским, а на самом деле нечто вроде йоги - такая как бы "насильственная духовность". Не испытываю особого интереса и к учению В.Н.Лосского. Мне вообще кажется, что о природе Божества лучше... помалкивать. Впрочем можно вспомнить Ицхака Лурию Ашкенази, такого великого каббалиста, который учил, что Богу для создания мира пришлось сжаться (откуда и произошла Шелуха). Это вроде бы достаточно оригинальная мысль...

А вот послушайте, лучше, об одном любопытном отшельнике. Вы, правда, и меня недавно обозвали отшельником, но я-то не отшельник, а тот был самый настоящий, обитал в Иудейской пустыне, примерно там же, где Иоанн Креститель. Жильем ему служила пещера. Мебели у него, естественно, там никакой не было. Но и в пещере он днем сидеть не желал, так как о нем уже прослышали и могли посетить. Он уходил куда-то подальше и там проводил свои дни, ночью же возвращался и спал в пещере. А для связи с внешним миром - по его словам - была у него птичка. Эта птичка, когда кто-нибудь приходил к пещере, летела к нему и чирикала, что-то пищала, а он уразумевал, стоит идти к гостю или лучше остаться на месте. Отец Всеволод Рошко, который был с ним знаком и все это рассказывал, однажды уговорил его съездить ко мне. Но меня не было дома, я был в армии. Дома оставалась только жена и дети. Жена мне потом рассказывала, что он даже сидеть на стуле разучился, присаживался на самый краешек. А родом он был из Испании. Вот такой отшельник. А Всеволод Рошко - это брат жившего во Франции в ту пору кардинала. Но сам он был человек скромный, большой карьеры не сделал, только был на Аляске, "окормлял" алеутов, построил своими руками церковь. Однажды - тоже его рассказ - был он простужен, а тут вызывают его к соседним эскимосам, у них священник заболел и уехал. А нужно было освятить "иглу", снежный дом такой, ибо приехали монашенки, чтобы в этом иглу жить. Он и отправился. Приезжает, взял жидкости, чем святить, у священника в шкафчике и кропит, кропит... Смотрит - монашки что-то морщатся. "- Отче, - говорят, - пахнет..." Оказалось - керосин... Сам же отец Всеволод запаха не чувствовал - простуда. Но суть истории в том, что раньше в этом иглу жил местный шаман. Сам же Всеволод Рошко был высок и красив, напоминал Дон-Кихота в исполнении артиста Черкасова и про шамана не очень-то понимал. Он, кстати, переписывался с о. Александром Менем. Таких-то историй можно рассказать много, но только зачем? :-)


Д.И. Здесь, мне кажется, Анри, настала пора спросить о вещи несколько более ... "интимной", да?.. Но и "читатели" нас плохо поймут, если не. Я - о Вашей конфессиональной душевной направленности. Кажется, сочетая в сердце своем, как мы слышали здесь ранее, элементы лурианства, Сефер ха Йецира, но также и живую близость к новозаветной житийной традиции, к святителям церкви; можно ли назвать синкретическим Ваше мировоззрение? Не могли бы Вы приоткрыть завесу над тайной первого Вашего причащения? Кто были те первые реально-знакомые Учителя, которые * (в биографическом смысле) очаровали Вас своей магией и своим Словом? Тут, кстати, сама фонетика рвется к омонимическим взвесям синкретического "умного произношения" (у алхимиков). Можно взять хотя бы Лурию и Луллия...


А.В. Денис, должен сказать, что я совсем не наблюдаю у себя никакого такого... особого "мировоззрения". А вижу я по большей части, лишь пустую болтовню людскую. И не было у меня никаких учителей...


Д.И. Но ведь "религиозная принадлежность" у Вас имеется? Должна иметься...


А.В. Но говорить о ней публично- пошлость публичная. :- (


Д.И. Вот потому-то один мой израильский знакомый любит повторять: пошлости бояться - не ходить в Темницу Языка.[prison-house of language]... Выход один - неизменно молчать. :-( А Вы не любите исихастов-молчальников... Но - хорошо, не поделитесь ли, какие книги лежат в данный момент на Вашем рабочем столе? Что занимает Анри в настоящий эон жизни?


А.В. Наверное, этот Ваш знакомый - постмодернист. А не ошибка ли это - всех подряд стилизовать под постмодернистов?

Между тем, на столе моем лежат сейчас книги Алексея Хвостенко. Числом восемь. Пытаюсь слепить из них одну большую. Алексей Хвостенко где-то в конце 63-го года принялся писать в духе так называемой "Верпы", весьма авангардистски. Вот эту Верпу мне хотелось бы обработать и в несколько более систематическом виде представить сегодняшнему читателю.


Д.И. Мне уже давно видится, что за указанным термином "по-мо" не стоит ровно никакой строгой определительности. Так, потрясание словес...Потому и знакомый, соответственно.

Но, неужели, помимо А.Х., сейчас ничего не "рассматривается" и не "читается"?

В смысле ничего из "угрюмо философического"? Возможно, наоборот, Вам претит веселая вольница московского монастырского концептуализма? Вас радовал какой-нибудь из его изводов (от старших к младшим)? Кажется, насколько можно судить, Вы счастливо избегли в своей деятельности подпадания под схематические "московские искусы", бытуя утонченно-эстетским петербургским автором...?


А.В. Всеволод Некрасов - вот кто мне всегда очень нравился. Недавно я прочитал Яна Сатуновского. Тоже вовсе не плохо. Другие из похожего лагеря - несколько поскучнее... Их теоретизирование - конечно, детские разговоры. Дмитрий Александрыч - человек, несомненно, талантливый и симпатичный, но я не очень хорошо понимаю его обычную галиматью... Надеюсь всех удивить новой книгой Алеши - у него в середине шестидесятых было сделано очень многое из того, о чем начали много говорить лишь недавно.

О себе же я вообще не люблю говорить. Но если уж говорить, для неких особых читателей, то я склонен вменять себе в некоторую заслугу воскрешение двух поэтов-суфиев. Одного в поэме "Взоры Нежд", в книге "Тивериадские поэмы" и второго - в стихотворении "У Каабы", в книге "Шкура бубна". Там приведены оставшиеся от них слова, по паре строк от каждого. Имена их забыты. Второй из них был замечателен тем, что терял сознание от собственных стихов.


Д.И. А я, не поверите, часто себе бубню Ваши умопомрачительные строки:

        Охота кричала неволя
        Собакою реял сокол
        И заяц за цаплей падал
        И тень от стрелы светла

        Стрелою свистящей тени
        Неволи в погоню стрепет
        И ворон журавль борзая
        И падали и собак.

Вообще, же Вы знаете - что на Бубне летают - камлая шаманы или ведические шраманы. Так пишет бессмертный Мирча Элиаде, но и Вилмос Диозжеги, Ян Льюис...

В отношении суфиев: Ваш персистентный интерес к ним и их деятельности полнился также и какими-то теоретическими изысканиями? Недавно в России издали важную книгу Аннемари Шиммель "Мир исламского мистицизма". Осталось дело за фундаментальными трудами Вашего тезки Анри Корбэна. В частности, необычайно важен его том "Temple and contemplation" как и книга статей "Ismaili Gnosis". Наверное, можно Вашу заинтересованность в поэтическом суфизме уначалить в известных событиях на "Башне" у Вяч. Иванова. Имеется в ввиду к так называемый "Кружок Гафиза" - подпадание оргиастическим и лирическим пертурбациям, описанным не так давно специалистом по оккульту Серебряного Века, профессором МГУ Н.Богомоловым. Мистическая любовь Руми и Гафиза - виднейших суфийских поэтов - актуальна для Вас и теперь?


А.В. Наконец-то! Дожил-таки! Вот что значит грамматическая нестабильность!

А знаете, ведь эти - на Башне - они по-моему больше надували щеки. Что до Руми, меня восхищает его старость и плодовитость. Правда, один наш современник написал, вроде бы вдвое или втрое, но у него строки короче, да и сам он еще не так стар. Что касается же фигуры Хафиза, то меня особенно радует его история с приобретенным турком-рабом, но глубже я покамест и не проникал, увы...


Д.И. Отходя чуть в сторону от суфизма, я давно интересовался подоплекой Вашей "сценической композиции" (Париж, 1985): "Велимир Хлебников. Внучка Малуши". Эта тема - образа самой Малуши - матери князя Владимира - необычайна и, как кажется, все еще не имеющая адекватного "научного" описания... Хотя еще Срезневский и Прозоровский в семидесятых годах девятнадцатого века писали в Трудах Академии Наук статьи под общим заглавием "О родстве Князя Владимира по матери". Кем был дед Владимира - Малк Любечанин - нам не точно известно. Есть подозрение о его семитизме, иудаизме и, чуть ли не хазарском прошлом... Что наводит на определенные мысли...


А.В. Тогда ведь приближалось столетие Хлебникова, и мы решили его, так сказать, отметить... Планировалось нечто грандиозное: чуть ли не на каждый месяц по пьесе, или что-то в таком роде... Но, вроде бы, только я и составил эту композицию. Там в конце, где птицы, я добавил к Велимировым еще Щура, который голосит: Фью-чррр! Future... Вроде бы смешно, да все равно никто внимания не обратил. Не так давно я у Хлебникова еще откопал одну запятую - это в Коне Пржевальского: "зеленее стали чоботы черноглазые, ее". Написал даже заметку, чтобы убрали запятую. Так они в новом издании напечатали — правильно —"черноглазыя ея", то есть что "она" черноглазая, а не "чоботы", а запятую —, — недальновидные люди оставили на том же месте.

А что Малуша Малховна была, это верно, дамой еврейского происхождения, и так можно думать хотя бы опираясь на темперамент ее внучки. "В Ирпень, друзья, зелёный/Купаться, нежные бежим..." Но в большой продуктивности этих гипотез я далеко не убежден. И без того ясно, что значительная часть европейской аристократии была как раз оттуда; гляньте хотя бы в мемуары последнего испанского инквизитора - "а Гусманы, Оливаресы, еще кто-то и т.д... - и по мужской", но кого это волнует? Обычно у населения в голову укладывается не более половины одной мысли, а уж две или три - такого не бывает.


Д.И. Еще, в контексте только что обсуждавшихся суфиев, было бы весьма интересно Вас спросить о мифологическом тексте: "Похвала Топорову". Гамбург, "ХОР", 1986. (Поэма, восхваляющая героя за поэму "Поэт" в собрании "Мифы народов мира". [Напечатана на серебрёной, золочёной и т. п. бумаге).] Нам, унылым париям, не видевшим это нетривиальное издание, нелишне задаться непраздным вопросом о КАКОМ Топорове речь? Вольготный тон наводит на мысль о Викторе, петербургском переводчике-крамольнике. Но ссылка на великую энциклопедию возвращает нас к Академику - Владимиру Николаевичу - уникальному русскому ученому и великому герменевту. О ком, если не секрет, там идет речь и каков, так сказать, "вводный" материал, необходимый для ее (вещи этой гамбургской) понимания?


А.В. Про упомянутого вами Виктора я услыхал относительно недавно. А Владимира (Николаевича) я читал и раньше, про Телепинуса. А там в "Мифах..." есть его статья "Поэт". Вот ее надо бы прочитать, и всё станет ясно. Я ему передавал золоченые книжечки дважды, не знаю, дошло ли... Но у меня возникло чувство, что вы "Топорова" моего не читали. Что ж, вот этот текст. Может быть, он лучше осветит ваш вопрос, а также, и немного развлечет:

        похвала топорову
        за его поэму "поэт" в собрании "мифы народов мира"

        Пусть конями иные хвалятся
        В колесницах живых паров,
        На других пусть хоть небо свалится,
        А у нас-то есть Топоров.

        И не волн невесомей золота,
        Не алмазами синих глин -
        Хвал поэзии мысль глагола та,
        Сколь меандр его речи длин.

        Как топорщится он топоровствуя,
        Как топорствует, топорея -
        Да здравствует, да с дров встает
        До поры - да по топу рея!

        Через пробковый ствол безлиственный
        Пробивая до соков луб,
        Он врубается в дуб-древо истины
        По обоймы железный куб,

        И с заостренных мачт лучин
        Через обух воображенья
        Прямо в хаос живых личин
        Льется светлая сталь сужденья.

        На полене по лени в неге
        Вон девица расположилась -
        Кому как не Топорову
        Обязаны мы ее заинтересованным взглядом?

        Или вон инженер у киоска
        Тратит деньги на фанерную книжку -
        Кого ж как не Топорова
        Благодарить нам за хлеб насущный?

        А не то - ведь со всем пропитанием
        Пропилась б с инженером девица,
        Заболела б заболеванием
        Заблевала бы всю больницу...

        И едой, и водой, и любовью
        Обязаны мы Топорову,
        Сии же стихии во первых
        Какой стихотворец не числит?

        Но главное - даже не это,
        А яркое, крепкое слово
        В ученом кодексе от Топорова
        О глупых забавах наших.

        Топорова нам петь - не Ива-
        нова, не Аве- и не Лот-а,
        Чья столпа солоней Юнг-баба
        Тянет время вполоборота.

        (Не Ива-, не Аве- и не Лот-у ведь
        С Левым Страусом - сыном-Яковом
        Суховатых вод Мелет-Пропповедь
        Мыслить-млеть да неметь инаково!)

        Так хвала ж Топорову высокому!
        Слава ему, широкому и глубокому!
        Топорову аминь! Топорову ура!
        Полощитесь над ним, полотнища пурпура!

Д.И. И вправду, необычный, позиционно неожиданный, совершенно удивительный экзерсис. Настоящая Ода Ученому Мужу. Целые залежи суггестивных аллюзий - плана "Мелет"-"Пропп-оведь" (встают Фигуры Мелетинского и Проппа). (Не говоря уж обо всех простейших неправых Страусах...) И при этом, одновременно отсылает к парадигмально-словарному хлебниковскому замесу, как и к Хармсовскому стихотворению, посвященному Малевичу...

Конечно, весьма хотелось бы услышать реакцию и самого Владимира Николаевича... Надо полагать, что весь тираж книжицы - антикварно-именной? Издано в этаком "частном порядке"..?

Не могли бы Вы чуть поподробнее остановиться на обстоятельствах того хлебниковского празднества 1986го года в Париже? В Тель-Авиве Михаил Гробман, хэппенинговски проехался на коне, облаченный в талит по главной улице имени М.Дизенгофа. В Амстердаме прошел огромный и представительный конгресс, собравший цвет мирового хлебниковедения...

Но Париж, кажется, был вполне равнодушен к наследию Вехи? Собственно, вкус работников из Institute des etudes Slaves был всегда, скажем так, "специфичен" по своему нафталинному "запаху" плюсквапарфектного времени...

А где именно происходила сама "инсценировка" Малуши по Вашей композиции? В укромном арт-Клубе, или в галерее Вашего покойного друга...?


А.В. Меж тем, в городе Париже столетие Хлебникова было отмечено на страницах особого номера русского эмигрантского журнала "Мулета Х00". Алексей Хвостенко тогда сумел уговорить Толстого, и номер был издан в его (А.Х.) оформлении - обложка с полуабстрактным коллажем. Объем был 150 страниц. Напечатано: автобиографическая заметка самого В.Х., статья Александра Ефимовича Парниса "Сто лет со дня рождения", затем Хлебниковская "Внучка Малуши", чуть переложенная мною, но как драма нигде не ставившаяся. Я включил туда кусочек "Сестры-Молнии" и птичий щебет "Утро в лесу", практически все стихи написаны В.Х. Далее следуют "Познай свое мы" Игоря Бурихина, "Несколько мыслей" Эдуарда Лимонова" и - мой "Словарь о Разине". Я разбираю там первую главу большого перевертня "Разин" и указываю, в частности, на несколько неточностей в степановской публикации, в итоге восстанавливая читаемый текст (только первой главы поэмы). Среди неточностей напечатано: Олени. Синело. Оно. Должно быть: Ольни синелъ онъ. Кроме того: слово "беляна" (молодой каспийский тюлень) должно стоять во множественном числе, там еще игры с буквами "ять" и с твердым знаком. Строка: Зарежут, туже раз! должна читаться с южным произношением: Зарижут, тужи раз... Есть и другие отклонения. После этого идут "Четыре прелюдии" Риммы Герловиной (поэтесса изображает свое лицо с надписями почерком по лбу) и черновик манифеста "Буква как таковая" Хлебникова и Крученых, публикация Джерри Янечека. Далее: посвященная В.Х. поэма Елизаветы Мнацакановой, "Зверительная грамота" Вагрича Бахчаняна (Ремеслон. Собакалавр. и т.д.) и чуть дальше, пропуская стихи и заметки - моя поэма "Известь". В конце номера - похвала Александру Зиновьеву от Толстого с зачислением в матадоры и сообщение о праздновании юбилея на коне в Израиле с фотографией Михаила Гробмана верхом. Так отмечали столетие в Париже.

А тираж "Похвалы Топорову" Евгений Хорват (ХОР) сделал пятьдесят копий. Так что может еще где-нибудь и есть...


Д.И. В этом медиумном гипостазисе главенствует авангардная взвесь - бахтинская интердисциплинарная память жанра, экзистенциально подчинявшаяся Велимиру. Здесь очень важен звук данных муз. деяний. Вы, конечно, знакомы с удивительным артефактом, обозначенным как "ЖилецЪ ВершинЪ". Есть и несколько более "академическое" предприятие по "Ночи в Галиции" - Владимира Мартынова:



Ваш "музыкальный" интерес к Вехе - совпал ли с хронометрическим этапом знакомства с Леней Федоровым, с интенцией фиксации хлебниковских текстов - или же Ваше коллаборанство с АукцЫоном носило несколько более "случайный" и, в определенном смысле независимый характер? Ходят разговоры и о других возможных коллаборациях между вами и коллективом Федорова...

Вы, таким образом, как бы уже "холистически" заменяете Леонида Озерского в качестве автора инструментальных текстов группы "Аукцыон"...

Видится ли Вам Федоровский АукцЫонъ в качестве наиболее адекватного ретранслятора звуковых идей Велимира-Вехи?


А.В. Алексей Хвостенко пел - вместе с Леонидом Ентиным и в одиночку - Хлебникова еще в конце шестидесятых (без инструментального аккомпанемента). Кроме того, в 1976 г. Пол Шмидт (по прозванию Полушмидт) поставил в Лос-Анжелесе "Зангези" с пением и танцами. Я слышал магнитофонную запись. Очень неплохо. А "Ночи в Галиции" у меня есть копия. Идея хороша, но, возможно, не нужно ее было столь обсессивно и дотошно разрабатывать... Впрочем это мелочи. Важно, что сделано.

С Леонидом Федоровым я познакомился чуть позже, чем это сделал Хвост, а именно, когда "Аукцыон" приезжал в Мюнхен. Потом виделись еще несколько раз. И вот они привозят диск "Жилец вершин". А еще очень давно мы радовались этому краткому тексту. Я пришел в восторг, услышав пение - наконец-то осуществилась старинная мечта! Так подумав, я подарил всем главным участникам этой акции по экземпляру второго издания моих переводов Катулла, с японскими картинками. Тираж был семь копий. Большая книга в черной обложке.

Мне известно лишь два федоровских диска с моими стихами: "Джеймс Джойс" - который с большими кусками из "Финнегана), ну и, разумеется, "Горы и реки". ... Всего у меня сделано десятка полтора дисков со стихами, прозой и переводами, да еще несколько штук со стихами Заболоцкого, Пушкина и Н.А.Некрасова. Диск с Заболоцким (Рубрук в Монголии) вроде бы скоро обнаружится выпущенным в Перми.

Мне трудно судить о "наибольшей адекватности ретрансляции звуковых идей Велимира-Вехи", но то, что сделано "АукцЫоном", по-моему заслуживает одобрения.


Д.И. Должен заметить, что, всегда поражался той органичности, с которой Вы, что называется, "вписывались" в Федоровские музыкальные предприятия. Здесь также, приходит на ум замечательный сонористический опыт известного русского писателя Андрея Битова:



Bitov-Quintet с потрясающим составом новоджазового исполнения: Andrey Bitov - voice, Vladimir Tarasov - drums, Yuri Parfenov - trumpet, Alexander Alexandrov - bassoon, Vladimir Volkov - double bass. Очень рекомендую для опыта малобанального прочтения бессонно-магических пушкинских стихов.

Очень интересно было, однако, услышать про "Рубрук в Монголии". Здесь вспоминаются такие строки:

        "Тут ни тропинки, ни дороги,
        Ни городов, ни деревень,
        Одни лишь Гоги да Магоги
        В овчинных шапках набекрень!"

             gondola.zamok.net/095/95zabol.html

Ведь что интересно - Николай Алексеевич уже тогда, до публикации источников, все относительно верно осознавал в плане европейской высоко-средневековой мифографии отношения к этим народам. "Империя Монголов" для Вильгельма де Рубрука была изначально - конгломератом баснословных и почти монструозных (и)народцев, где находится место и лихим оборотническим песьеглавцам (мохнатым жителям "Бури-Тебета" т.е. "Тибета Волков").



как и достославным самодостаточным амазонкам и прочим дичайшим сопутствующим. Это, видимо, в сознании Заболоцкого сущностно перекликалось с библейским образами разномастных "дичайших народов" - Гога и Магога (добавим - Мосха, Тобеля и пр.) Некоторые интересные апокрифы бытуют в отношении понимания этого момента. Библейские знаменитые слова "Наси Рош Мосх ве Тобель" даже интерпретировались в контексте некого Архонта Руссов (из-за слов Наси Рош), дескать загадочный народ руссов фигурировал уже в Ветхом Завете. На самом деле, конечно, этот Наси Рош - это, дословно, без отклонений от буквы иврита - просто Главный Предводитель, и ничего более (где "рош" - это, всего навсего, "глава"). В плане же самих слов "народы Гог и Магог" в теологической интерпретации Адольфа Харнака (коего тоже читывали некоторые русские символисты) этимологически и субстантивно речь (апокалипсическая) должна идти о метафизическом "Зле" ("Рэша" или "Роа"), которое будет, в Час Высшего Суда выпущено НАРУЖУ - эти народы и есть само Зло. И Зло это будет высвобождаться и эманально выходить как бы "из под прикрытия" - "ме-ха-гаг" - из под спуда заклятий Повелителя Времени (дословно: "освободившись от своего "прикрытия" или [гаг] "крыши"). Конечно, сегодня подобная лингво-софическая интерпретация (с корнем "гаг") слов "Гог и Магог" кажется проблематичной. Но дело здесь не столько в чистой "телео-лингвистике", сколь в мифогенной природе. В ее лингвистически отнюдь не белоснежном "насте"... И ведь именно его и разрабатывали, утаптывали и услащали люди тринадцатого века - христианнейшие монахи-дипломаты Ц. де Брид и Вильгельм де Рубрук. Благодаря кропотливому труду петербургского историка А.Г.Юрченко (я имею в виду эту замечательную книгу: Империя и космос: Реальная и фантастическая история походов Чингисхана по материалам францисканской миссии 1245 года, СПб.: Евразия, 2002) мы располагаем, едва ли не единственные из "современных языков", полным сводом материалов францисканских миссий к загадочным степным монголам и спрятанным в кручах "автономным" "внутренним" тибетцам. Как пишет ученый, аннотируя это издание: "Содержание сочинения выглядит в высшей степени загадочным. Три армии Чингисхана ведут непрерывную войну с монстрами и диковинными народами и сталкиваются с необычными природными феноменами. В исследовании предпринята попытка ответить на вопрос: кто и с какой целью решился представить Чингисхана героем, испытывающим на прочность границы Космоса?"

Ценно также и другое издание Юрченко - эксплицитно мифогенная "История татар" монаха де Брида (Христианский мир и "Великая Монгольская империя". Материалы францисканской миссии 1245 года, СПб., Евразия, 2002.)

Но не могли бы Вы немного рассказать о деталях Вашего обращения к Монголии Заболоцкого - текста очень "вкусного" и, действительно, просящегося во звук. Почему именно в Перми суждено быть издан этому диску? Что послужило катализатором такого полезного предприятия?

(При этом, так сказать, "пермском синдроме" приходит на ум буддистически-апофатический и немного (по дзеннски) глуповатой текст Б.Г. "Человееек из Кееемероваа" (не откажу себе в удовольствии привести этот кинический текст (кейс):

        У меня были проблемы;
        Я зашел чересчур далеко;
        Нижнее днище нижнего ада
        Мне казалось не так глубоко,
        Я позвонил своей маме,
        И мама была права -
        Она сказала: "Немедля звони
        Человеку из Кемерово...
        Он скуп на слова, как де Ниро;
        С ним спорит только больной.
        Его не проведешь на мякине,
        Он знает ходы под землей.
        Небо рухнет на землю,
        Перестанет расти трава -
        Он придет и молча поправит все,
        Человек из Кемерово...
        Адам стал беженцем,
        Авель попал на мобильную связь,
        Ной не достроил того, что он строил,
        Нажрался и упал лицом в грязь;
        История человечества
        Была бы не так крива,
        Если б они догадались связаться
        С человеком из Кемерово...

Ну и далее в том же духе... Вам нравятся "такие" тексты? Ведь это, sui generis, сны о чем-то меньшем... - О чем-то меньшем, чем Ум (в гностическом смысле этого демиургического слова). Когда божественное ремесло профетического сказителя-поэта (Чадвик, Жирмунский, Боура и Лорд) оказывается, в лице чуть бородатого Б.Г. пустотно и кокетливо нивелировано до тупости тех или иных невосставших ортегианских масс (медиа).


А.В. Так это Александр Бабушкин из Перми издает на Сиди мое чтение Заболоцкого. Да что там Пермь... Мне тут недавно писал некто из города Заводоуковск - что, если вы не в курсе -недалеко от Тюмени, человек этот - каббалист. Просил немного рассказать ему об альбигойцах. Но я, к сожалению, не знаю почти ничего, кроме обычных, заурядных сведений из энциклопедии. А Вы, кажется, не читали мою "Песнь о Хасаре"? - про Чингисханова брата, на материале из "Золотой Пуговицы". Гляньте, на мою страницу в "Митином Журнале" - , там этот текст как раз есть. Очень интересная история его (Чингисхана) последней женитьбы. А "Тюмень" - ведь это монгольское слово "тумен", отряд в десять тысяч воинов, по-русски "тьма", позже - административная единица, затем - город. Это как "легион": помните - "имя нам легион, потому что нас много". Дело в том, что военная единица, переводимая словом "легион", по-еврейски называется "рибо". Поэтому слова бесов звучали как каламбур: "РиБо" ибо нас "аРБе". А немного раньше Иисус накормил как раз пять тысяч человек, то же "рибо". В этом и смысл историй. На русский хорошо переводится: "мы - тьма, ибо нас - тьма".

Про мифогенного Роша (Росса) я знаю. А вот про Мосха (от которого Москва, если уж Росс) Вы не слышали? Это Мопс, тот самый, который соперничал с Калхантом. И тому подобное.

Моя статья о "Рубруке" Заболоцкого - в том же источнике. Он мне уже очень давно нравился. Совершенный текст и вящая бессмыслица. Смотрите:

    Где хан, воссев на пьедестале, - комментирую: на пьедестале не сидят, а стоят.
    Смотрел как буйно и легко - комм.: если буйно, то уж никак не легко, и напротив.
    Четыре тигра изрыгали
    В бассейн кобылье молоко - это вообще чушь собачья, если вглядеться.

И так написана вся поэма...


Д.И. Рибо, это еще и один занятный фри-гитарист в коллективах Джона Зорна - на авангардно-еврейско-джазовом лейбле "Цадик".

Вообще, у Вас действительно, выходит почти по Рубруку и Де Бриду:

        ...Будь ты, Мировой Хозяин, проклят!
        Ты, что на коне сидишь как жаба
        Уперев горбы в кривую спину!
        Видно мать твоя стонала под верблюдом
        Вороша змею во вшивой юрте!
        И не зря в ту ночь собаки выли
        Хором под дуплом на дух хорьковый -
        То-то сам ты скалишься ощерен
        Полупсиной-полусучьей харей!

Что вновь заставляет вспомнить о вышеоговоренных песьеглавцах, которые дикими ордами всегда призрачно кружили возле Чингисхана. Песнь Ваша хороша и, кажется, по сию пору актуальна. Ведь по сию пору в блаженном Тибете хозяйничают злые, не косые, но раскосые бесчисленные (им несть числа) китайчатые соседи "внутренних моголов". Интересен описываемый Вами образ "ведьмин". Это такое ротовое "черное крошево" карлицкого гномона - буури-тибета, по-кухулински редкогадких папско-блевантинских бесславных и невставляемых зубов-чернорубов, живущих в холмистой Рубке у Рубрука, извергающих чуть ли не хресмологически-пифийский поток, сотканный из остро-опасных слов-врачунов, каждое из которых разит поносной цели маячащий круг.

Интересно, что магически-ругательное ивритское популярное сквернослово "хара" (говно) имеет невероятные параллели в мифопоэтической картине мира шаманистических якутов-тюркутов, чей системный креативный язык не так давно был достойно исследован Л.Л. Габышевой (РГГУ). Процитирую оттуда некий фрагмент, где "белые", серафически благостные цвета мифологического веселья "Урунц - Куурц" составляют извечную оппозицию эпическому смрадному "Хара" - шаманский дух в расшитой дохе у юрты, злобные черты имеющий:


  

Сутулые черные люди, снулые люди-то-птицы, черные тлени их судеб, орлицу тюлени верблюдя, всё какально греют смвой воск... на ·измедно-кованом блюде... злые медведи в мороз, мехово когти наружу, гуртом подснеженных ос - разбудив, мохлапой облавой.. петляют да улусокружат... но не доходят до юрты.

        Хулук хара дьош-нор....
        Хара кулук - дойду
        Окор хара дьон!

  

В плане же Ваших инвектив к Заболоцкому, конечно, тут есть над чем нешуточно задуматься. Но все же, не так просто сходу согласиться, дескать: кобылье молоко - это вообще чушь собачья. Приходит на ум молоко кобылиц, ["Гилея", 1914] - очень даже уместных,


       На фоне пьяных коней закатных
Сереброзбруйные гонцы
А вечер линий ароматных
Разивший длинные концы

Четвероногое созданье
Лизало белые черты
Ты как покинутое зданье
Укрыто в чёрвные глисты
     avantgarde.narod.ru/texts/burliuk.htm

Н.А., вероятно, все никак не был в силах забыть имиджевый ресурсовый универсум Футуристического героического залпа... Не иначе, здесь определенно "пахнет бурлюком", не находите?


А.В. Да я, собственно, не про кумыс говорю, что он... "чушь", но что именно, "четыре тигра" его "изрыгали"...

Вот. Ну а про сходство еврейской и тувинской "хары", которая, кажется, общетюркская "кара", могу указать еще и на древнегреческое выражение: "свирепыми Керами смерти", где, смягчив греческое "К" в российское "х", получаем, как вы видите, не вполне пристойную картинку. :-)


Д.И. Раз возникли, почти как в Артоидном крюолистическом театре - беспощадные смерто-фаллические (при том и керамические) уи - хотелось бы узнать, каково место осознанного эротизма в работе Анри?

Было бы, например, особенно душеполезно обзавестись авторским мета-комментарием к апокрифическому заголовку "Леди Дай", то есть, к финальному трэку замечательного анти-зимнего альбома (Федоров-Курашов-Волков). В руку дай - ледайдай: dl.zvuki.ru/2/2267/mp3/13.mp3. Образ знойной блондинистой женщины, разухабисто мчащейся на черной машине в объятиях любвеобильного мохнатого арапа -- присутствовал ли он в "магическом моменте" первого созидательного приближения к этой композиции? Когда финальный кабино-машинный сексуальный акт Дайаны и шейхова сына квазитрагедийно исполняется причащением такой запредельной "травестийной Смерти". У меня тогда возникало определенное ощущение, что они все немного... святочные, мистериально ряженые - Дайана, Доди Аль-Файед, их непутевый водитель... Такая неудавшаяся театральная инсценировка Балинезийского театра имени Антонена Арто... Как не вспомнить Духов день, ведь Диана, вместе с тевтонической Голдой (все богини западно-европейского ведовства, суть ипостаси Гекаты рекомой) была паганистической летучей эманацией вечноженской Души и ее темпорального исхода из бренного организма человека. Дайана, в сонме обнаженных германских ведьм, с деревянными палками промежног, обычно летала, поискуя ночные забавы известного сорта... Так писал древлий Канон Эпископи - интересный анти-ведьмовский документ, который ведет свое первичное составление от начала десятого века. То, что несколько позднее истовый охотник до ведьм - аббат Регино фон Прюм обозначал в тексте под таким заглавием: "Libri duo de synodalibus causis et ecclesiasticis disciplines".

Не оказывается ли post mortem-подспудное влечение к убиенной принцессе своего рода поэтической эксгумацией воспрещенного либидо? Того заповедного "тайножелания", "видения (ле)татлинских лопастей", где на каком-то малопонятном кармическом уровне скрещиваются восхищенные (Ильязд)пути Дайаны Кентской и Анри Волохонского? Не стала ли Ваша веселящая эпитафия Дайане своего рода манифестом скрыто-сенсуального влечения русского поэта к крупной "валлийской" девушке голубейших кровей?


А.В. Да, но почему "подспудное"? И почему "воспрещенное"? Я вполне его осознаю, оно меня радует. А песенку я написал специально нищенскую. Знаете, Денис, мне давно хотелось послужить при настоящем базаре, посочинять торговые вывески. Я даже придумал однажды рекламу зеленого лука:

        Зеленый лук,
        Зеленый лук
        Купил тебя
        Из третьих рук.

        (...Вечерний Звон
        Вечерний Звон
        Тебя я слы
        Шу с трех сторон
        И т.д.
        :-))

Но, увы, пока не пришлось. Так что понимайте уж, как-нибудь... платонически..

А "Дайана Кентская", кстати, немного напоминает мне знаменитого "верного Кента" из Короля Лира. Ведь в русском жаргоне слово "кент", как известно, означает такой... разбитной "друг-приятель", или что-то в этом роде. Такой вот "верный кент", ну и Диана тоже конечно, в чем-то несомненно... "кентская". Что Вы, примерно, и описываете, но в возвышенных выражениях.


Д.И. Что ж, спасибо, так сказать, за неплатоническую откровенность. :-)

Вам не доводилось, кстати, бывать к графстве Кентском? Место се зеленое и живописное.

Вообще, интересно узнать - Анри Волохонский он по обычаям своим "путешественник", или, скорее, "домосед"?

Какие места личных скитаний из прошлого Вам запомнились особенно? А в каких Вы не были, но предполагаете, или хотите побывать в будущем? О том писал, например, Мишель Евдокимофф в интересной книжке: Pеlerins russes et vagabonds mystiques (Patrimoines. Orthodoxie). Как вы относитесь к фактуре "мистического странствования", где встречаются разные диковинные люди, синбадные земли, полюс от описанных, скажем, Евдокимовым вагабондов-пелегринов (калик) к жанру Аф. Никитина и Федора Котова - "Хождений" за три моря, или даже далее...


А.В. Очень хорошо отношусь к таким книгам и читаю, когда попадутся. А сам я раньше был изрядный путешественник: плавал по всей Северной Атлантике, от Исландии до Шпицбергена и от кромки арктических льдов до Фарерских островов. Об одном там пейзаже написал поэму "Последняя видимость". Позднее служил озерным исследователем и объездил север европейской России. Затем в Израиле "профессионально" изучал озеро Киннерет, по нему плавая, и бывал в разных ученых собраниях - в Италии, в Японии, во Франции, а с Хвостом и в Англии, но не в Кенте, а только в Лондоне. Еще ездил как-то в Стокгольм. Но с 1985 года, когда начал работать в Мюнхене на радио "Свобода", бывал только в соседнем Париже и один раз в Нью-Йорке. Никуда больше ныне ездить я не хочу. Путешествия в экзотических обстоятельствах описаны у меня в сочинении, которое имеется всё в том же сайте: www.mitin.com/people/volohon - "Повесть о Лане и Тарбагане". Там произошла занятная экспедиция некоторых московских философов в поисках бесцветной зебры в легендарную страну гимнософистов. Оканчивается она в заднице обнаруженного на той территории Левого Страуса.


Д.И. Неправый Страус, это надо полагать, - Клод Леви-Стросс? :-) А территория его - "антропология культуры"?

К сожалению текст книги: Повесть о великой любви Ланы и Тарбагатая, кажется, не выставлен на сайте М.Ж. Возможно, у Вас имеется возможность другого электронного воспроизведения этой вещи? Особенно интересны, конечно, были бы подробности о стране гимнософистов... И кто были те загадочные "московские философы"? Пятигорские, Ильенковы, Мамардашвили...?

Хотел, также спросить Вас об общности поэтических заглавий, этого, своеобычного "неба соответствий". Я имею в виду, что и Вы и Аркадий Т. Драгомощенко назвали ваши поэтические книги замечательно похожим образом - у Вас небольшая книга "Стихи для Ксении" (издано в озерном городе Тверии (не Твери) в 1978ом году). [Кстати, не надо ли это осмыслить особо, что Леонида Озерского в группе сменил тоже, в некоторм смысле озерский (экс-Тивериадский и вообще) Волохонский... :-)]

Там у Вас, в частности, имеется чудесный эпитафический этюд о призраке-Коне, шутейном, но весьма мудром:

        Любимый конь идет на эшафот
        Мой новый конь - кто жив того на плаху
        Секиры ввысь палач заносит птаху
        Она летит сверкает и поет
             www.mitin.com/people/volohon/ksenii.shtml

У Аркадия же отдельная книга стихов озаглавлена просто - как жанр - "Ксении" (написано через десять лет после Ваших Ксений):

        Стрижей стаи,
        повторяет Теотокопулос, сотни осколков неба.
        Каждый как придыхание,
        разрывающее парение белки... вершина вяза,
        марля стрекозьего трепета вибрирует в камышах.
        Коричнево кружево окончаний,
        основа вскипающих распрей... Какого рода факты
        меня привлекают

             www.vavilon.ru/texts/dragomot3.html

Видимо, ноуменальные Ксении привлекли вас двоих, петербургски сближенных жителей... Но, случайно ли это?


А.В. А Вы взгляните на всю ту же страничку: www.mitin.com/people/volohon - в разделе "Проза" второй пункт обозначен "Повесть о Лане и Тарбагане". Вроде бы все прекрасно открывается и читается. Дмитрий Озерский очень приятный человек, и, поверьте, я никогда не хотел и не пытался его где бы то ни было... собою "заменить". Все совсем по-другому развивалось и развивается...

Ксения - имя той дамы, для которой и были написаны, собственно, "Стихи для Ксении". С Аркадием Драгомощенко - думаю это лишь случайное совпадение...


Д.И. Чтож, удовольствуемся этим... "совпадением" (не знаю, правда, что это такое...). Знаю - "предестинация", знаю "кармическое пересечение", а что есть "сов-падение" - увы, увы... Не просветите? Действительно, в странице М.Ж. имеется: Повеcть о Лане и Тарбагане. Париж, СИНТАКСИС, 1991. Что почему-то прошло мимо глаза незамеченным, а далее обозначен такой текст, уже без гиперссылки: "Повесть о великой любви Ланы и Тарбагатая", СИНТАКСИС. Вероятно, это один и тот же книжный текст? В связи с чем, хотелось Вас спросить о Вашей интимной персистентной "политике издавания"... Иногда создавалось стойкое ощущение, что то, относительно большое количество книг, изданных Вами и (для Вас) вашими друзьями в эмиграции тиражом от пяти до ста экземпляров - было своего рода модифицированным "писанием в стол". Хотя, кажется, иногда, уже в последние годы, Вы приходили и в чуть более "тиражные" издания, типа иерусалимского Солнечного Сплетения - a propos, что Вас привлекло в этом странном издании? Наверное, его дизайн? Я неоднократно слышал вопросы в отношении Вас - отчего Анри Волохонский так досадно мало издается в России, и вообще, как известно, принципиально не желает возвращаться на родину, пусть и как "турист". Ваше присутствие, на том или ином публично-художественном "вечере" - бывает лишь голосовое, телефонное, но никогда не физическое. Чем можно объяснить подобную идиосинкразию к России, и, наверное, к Петербургу? Чем-то схожий синдром наблюдался (в своем несколько мутированном виде) у покойного И.А.Бродского. Можно ли сказать, что у Вас с ним имелась общая концептуальная неприязнь к своей alma mater?


А.В. Что сказать вам о "Повести о Лане...". Вообще-то, я ею был всегда внутренне не удовлетворен. Поэтому, даже уже издавши, многократно текст этот перекладывал, переделывал, что и привело к таким вариантам на сайте... Отдельные куски в ней вроде бы еще ничего, но само целое, увы, еле держится. Вообще, проза у меня получается хуже, чем стихи.

Теперь о моей, с позволения сказать, "политике издавания". Основной принцип такой: просить должны меня, а не я. Все прочее почти безразлично. Но книг у меня издано примерно два десятка - и тиражами от 100 экземпляров и выше: доходя до 2000. А совсем маленьким числом копий, так это просто, практически неисчислимо по своему изобилию. А нужно ли издавать больше? Все равно ведь, как видим, не читают, ну, или делают это несерьезно, сквозь пальцы. Но Вы правы - окружение иногда бывает поразительное.

Скажу немного и о своем отношении к России. Еще Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин, описывая российскую пограничную ситуацию, заметил, что покидают эту страну люди с веселыми лицами, а возвращаются - печальные. Я не люблю испытывать это чувство печали, поэтому и ехать туда не хочу.

А вот Вы - не хотите ли, уже, видимо, по регламенту, напоследок поговорить о Михаиле Евграфовиче? Он ведь написал (цитирую по памяти): "Взгляни в любую лужу, и увидишь в ней гада, который иройством своим всех превосходит". А ведь как точно! Он был - пользуясь современными выражениями - наиболее интеллигентный тех дней писатель, и доныне не оценен по достоинству. Это путешествие с целью основания университета в Зеравшане и историями, одну (пародирующую, между прочим, Льва Толстого) из которых рассказывает некая "Фаинушка", любовница скопца..., а еще - "гороховое пальто"...


Д.И. Я в свое время немало удивился и поразился, услышав как некоторые сегодняшние "патриоты" публично, в бумажной печати, ругательски ругают Салтыкова. Дескать - очернитель он богопротивный, возвел гнусную сюрреалистическую напраслину на русский-то народ... Все же не так, да? Какие-то органчики... Я, в седьмом, кажется, классе советской средней школы прочел ("по программе") впервые его тексты и дался диву: ведь как не похож он на всех своих "соседей по списку" - на всех этих А.Н. Островских, Добролюбовых, Писаревых, не к ночи буде помянутых Белинских... (эта линия достойно продолжается в блестящих именах потрясающих интеллектуалов и культуртрегеров- Немзеров, Басинских, Бавильских, Агеевых и пр..) А ведь Салтыков - это один из первых прозаических русских новационно-прихотливых стилистов, уникальных модернистов. Я от него тогда возводил некую линию к "русскому сюрреализму" (концом этой линии стал Юрий Мамлеев). Разумеется - Салтыков великий писатель, один из редчайших "экспериментаторов" на русской каменистой ниве того странного времени. А в какое время пленил Вас Салтыков? Какой текст его пера стал катализатором этой любви?


А.В. "История одного города" понравилась мне сразу по прочтении, где-то лет в 14, тоже наверное в седьмом классе. Но что он великий писатель, я понял только недавно, прочитав уже другими глазами его "Современную идиллию". Там описана именно та политическая ситуация, в которой находились мы. И очень верный диагноз происходящего: корень зла есть стук, и источник порчи. А прежде я думал, что это чисто советское изобретение. Но - шире и глубже. Это, кстати, еще один ответ на Ваш вопрос о России. Ваша позитивная оценка его дарования меня радует...

А, все-таки, забавно будет, если мы вот сейчас прекратим нашу интеллигентную беседу на таком любопытном "мировоззренческом" диагнозе...

А давайте, я Вам лучше отвечу на вопрос о "совпадении". Изобретение не мое, но приводится в моем романе "Роман-покойничек". Так там сказано, что когда-то, в лесу, однажды одновременно упало некоторое количество сов. (Они с тихим шорохом мягко опустились на холодную землю). Это "падение сов" и есть "сов-падение" или попросту "совпадение". Если же теперь рассмотреть всю совокупность временно совпадающих слов, имеющих слог "сов" в своем совставе, то получится прекрасная и широкая политическая картина окрестных нравов, хотя теперь уже несколько архаическая и, как всякая картина, довольно плоская.

Д.И. Спасибо. А я бы хотел задать наш последний "традиционный" вопрос - о ком из ныне действующих "молодых" авторов Вы думаете с надеждой? Кто из совсем младших поколений привлекает Ваш внимание, Анри?


А.В. Была одна такая девушка, Анна Горенко, да скончалась.


Д.И. Да, конечно... Иных уж нет...

Спасибо, Анри за этот в высшей степени приятный и познавательный разговор.





© Денис Иоффе, 2005-2024.
© Сетевая Словесность, 2005-2024.

– Анри Волохонский –





Словесность