ДНЕВНИК
Это была обычная на вид тетрадь, прошитая сбоку металлической пружинкой. Пожелтевшие от времени листы исписаны тонким нервным почерком. На обложке - лишь одно полустертое слово - Дневник. Ни имени автора, ни намека на принадлежность кому-либо. В тетради не было также ни одной даты - лишь дни недели.
Я открыл дневник на первой странице, в правом верхнем углу которой было выведено слово среда. Несмотря на то, что чернила посветлели и местами стали совсем прозрачны, читать было легко - почерк оказался достаточно разборчив.
Очевидно, бывший хозяин не стал бы оспаривать права на дневник - на вид тетради было не меньше полусотни лет, и все же я чувствовал себя немного неловко, разглядывая самую скрытую и таинственную нишу чьей-то жизни. Но, прочтя несколько строк, я оказался настолько поглощен описываемыми событиями, что, отбросив всякую неловкость, с головой погрузился в чтение.
Спустя два часа я прервался, потянувшись за сигаретой и обнаружив опустевшую пачку. Было уже достаточно поздно, а в кабинете меня по-прежнему ждала работа. К завтрашнему утру необходимо представить отчет о работе моего отдела. Начальник обязательно явится поинтересоваться моими успехами.
Спустившись в кабинет, я открыл ящик стола, распечатал новую пачку и, неловко повернувшись, локтем опрокинул коробку с бумагами. Вся бухгалтерия, тщательно рассортированная и подготовленная к работе, теперь в немыслимом беспорядке покрывала пол кабинета. Тоскливо оглядев эту картину, я понял, что к утру мне с отчетом не справиться. Плюнув на все, я вернулся в комнату, захватив сигареты. Дневник терпеливо дожидался моего возвращения. Уже через несколько минут чтения я позабыл о работе. А главное, меня окутало какое-то странное спокойствие и в эту ночь ничто больше не мешало чтению.
Телефонный звонок ворвался в мой сон, разорвав его на части и безжалостно выбросив меня в новый день. Я приоткрыл глаза и тут же зажмурился: яркие солнечные лучи буквально ослепили меня: оказалось, я заснул, сидя за столом.
Работа. Это она, едва проснувшись, требовала ежедневного жертвоприношения, отнимая жизнь по частям. Не могу выразить ту ненависть, что испытывал ко всему, с ней связанному.
Я сорвал трубку. Кажется, там что-то говорили об отчете и моем отношении к общему делу. Мне хватило сил лишь на один вопрос: В чем проблема? Оказалось, проблема в шефе, который уже приходил и придет опять, к обеду.
Вернувшись к столу, я вдруг почувствовал, что ненависть улеглась также быстро, как и возникла. Меня вновь объяло это странное спокойствие. Но теперь вместе с ним пришла мысль, которая показалась весьма своевременной. И как только раньше я не додумался? Я взглянул на дневник. Он был раскрыт на последней странице. Выходит, я прочел его весь. В голове вертелись обрывки предложений, какие-то незнакомые слова и имена, но ничего конкретного я вспомнить не мог. Ничего, позже перечитаю, решил я и стал собираться.
На работе я сразу отправился к начальнику. Придав своему лицу максимально смиренное выражение, я поздоровался и положил на стол папку с документами. Он взглянул на меня, многозначительно поджав губы, и раскрыл папку, в которую я положил старый отчет за позапрошлый месяц. Сверяя столбики цифр, он не заметил, как я зашел ему за спину, одновременно вытащив канцелярский нож с выдвижным лезвием. Заведя руку ему под подбородок, сильным движением на себя я перерезал ему горло. Его передернуло, как от удара током. Сжимая бледными пальцами перерезанную до позвонков шею, он съехал под стол. Белоснежные манжеты рубашки как губка впитывали кровь, становясь вишневыми от запястий к локтям. Агония длилась около минуты, потом он затих. Я вытер нож, взял из кармана его пиджака связку ключей и вышел, заперев за собой дверь. В коридоре мне встретился один из сотрудников и я сообщил ему, что шеф уехал с отчетом на какую-то встречу и вернется не скоро. Больше меня здесь ничто не удерживало.
После душного, прокуренного офиса было так приятно пройтись пешком по тихому, безлюдному переулку, вдыхая весенний воздух, пропитанный запахом цветущей зелени. По дороге домой я зашел в хозяйственный магазин и купил десять метров садового шланга и несколько новых лампочек.
Дома я принял душ, плотно поужинал и принялся за дело. Мне нужно было разбить лампочку так, чтобы не повредить вольфрамовую спираль. С третьей попытки это получилось. Затем я подсоединил один конец шланга к газовой трубе у плиты, а другой протянул ко входной двери квартиры. Выключив в подъезде свет, я вывернул из плафона лампочку и ввинтил другую, с разбитой колбой. Затем вернулся, взял дневник, открыл клапан газовой трубы и вышел.
Наступил вечер. Дневник лежал в кармане куртки, но я знал, что мне он больше не понадобится, хотя еще утром я собирался его перечитать. Выцветшие строки старых страниц паутиной опутывали меня, унося в прошлое, картины которого одна за другой оживали у меня перед глазами.
Три человека преградили мне дорогу. Не помню, что происходило потом. Лишь когда меня со скованными наручниками руками усаживали в машину, ко мне обратился молодой человек, представившийся следователем:
- Это ваш дневник?
Я сдержанно улыбнулся.
- Нет. Теперь уже нет. Он ваш.
Следователь понимающе кивнул, словно не желая спорить со мной, и сказал:
- Хорошо, я ознакомлюсь с ним.
Машина мягко тронулась с места и, набирая скорость, выехала на шоссе. Следователь сидел рядом с водителем и листал дневник. Когда позади нас прогремел взрыв и столб пламени взметнулся над крышами домов, он даже не пошевелился, поглощенный чтением.
© Сергей Ильницкий, 1999-2024.
© Сетевая Словесность, 1999-2024.
| НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" |
|
 |
| Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...] |
| X |
Титульная страница
Публикации: | Специальные проекты:Авторские проекты: |
