Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность




ДЕМОГОРГОН


- Сегодня на кладбище был, - сказал Рэн, с привычным хрустом поведя репой, словно проверяя ее готовность к действию.

Репа была лысой и бугристой, и каждый бугор Рэн знал наизусть, как эту дурацкую рекламу в телевизоре: "Пробил час Рэм. Когда кругом раздевают, Рэм одевает...".

Этот "бугор" - от скользящего удара битой в 92-м, когда покойный "Живот" прислал своих гондонов в реале показать, кто в городе хозяин. Но Рэн закончил военное училище и кое-что умел делать, не задумываясь. Он и с этими гондонами сильно не задумывался и первой попавшейся под руку оглоблей раскидал их, как котят. Потом эта "оглобля" стала известным депутатом по кличке "Ёба".

Подходит к тебе, допустим, такая оглобля метра под два ростом и спрашивает с отеческой улыбкой:

- Ну, что, ёба!?

А позади гондоны тусуются, два крепыша в трениках, словно ни причем.

- Ну, что, ёба?! - и ответить вроде нечего, лишь затравлено сопли пожевать. И тогда эти гондоны в трениках тут как тут - "пробил час Рэм... когда кругом раздевают...".

Остается лишь по совету другой рекламы "купить себе немного Олби"... Или - "немного по лбу", - как тут же переиначили в народе.

Один задрот, правда, нашел код, который даже Ёба еще не знал (потом этот задрот стал главный советником Ёбы по Борьбе).

Так вот, говорит ему, значит, Ёба:

- Ну, что, ёба?! - печально так говорит, потому что уже наперед знает, что последует дальше.

- Нет, я не ёба... я... другой... - сразу поплыл Задрот и вдруг начал читать стихи: - Ещё неведомый избранник, как он, гонимый миром странник, но только с русскою душой.

Сейчас этот Задрот уже в столице нашей родины ездит на "Майбахе" и пьет Херши, который дарит вкус победы.

...Второй бугор на черепе Рэна - 94 год, резко попер бизнес, но в "крыше" сменилась власть, и менты прихватили его по ошибке. Как бандита. Так как он в то время, честно говоря, и сам слегка косил под бандита. Но так было надо, чтобы лишних вопросов не вызывать.

Поэтому у него к ментам и претензий нет. Сам виноват. Только с памятью теперь "ху", особенно на разные хорошие слова. Например, так и не смог вспомнить хорошее слово "имбицил", которое до попадания к ментам любил, а после - как отрезало. А вот с плохими словами все в порядке. Словно птицы без спросу вылетают из гнезда.

Были на черепе Рэна и другие шишки. Но главное - жив, а точнее говоря, пока жив. Слава то ли богу, то ли аллаху, то ли пришельцам с НЛО или всем вместе взятым.

- Сегодня на кладбище был, - повторил Рэн, поудобнее устраиваясь в кресле.

- Все мы там будем, - сказал я, прицеливаясь иголкой Рэну в ухо, в главную точку "аши" или "от ста болезней".

- Да, конечно, - поморщился Рэн, - но лично я не спешу. На "аллее героев" уже и мест нет. Такие из черного мрамора стоят, красавцы. А ведь недавно это были люди - Живот! Земба! Пидор! Живот тогда пол Европы под контролем держал. Уже начал президентов в отдельных странах назначать. Короче, валить надо... и чем быстрее, тем...

Последнюю мысль он закончил уже внутри себя, и я ее тут же закрепил на ухе иголкой в точке "шень-мень" ("божественные врата"), словно наперед знал, что настало время Рэну их открывать.

- Вопрос только, куда? - сказал, заряжая в инжектор новую иглу.

- А вот это не вопрос, - сказал Рэн. - Были бы баблосы.

- Вон у твоих "Пидора" и "Живота" были баблосы.

- Вот и я о том же... валить надо.

- Хорошо там, где нас нет.

- Многих уже нет, а лучше не становится.

- Короче, Рэн, так... ты сейчас мощно загадай желание, а я поставлю тебе иголку в точку исполнения желания.

- А что есть такая точка?

- У китайцев все есть.

- И ты знаешь эту точку?

- Я сен пень... - как говорил мой учитель китайский профессор Ху Ли.

- Только... - взволнованно задергал глазом Рэн. Это у него включился нервный тик. Наверное, как всегда, хотел спросить, "сколько".

- За исполнение желаний деньги не берут. В конечном счете, их исполняет господь бог.

- Тогда ставь! Ты меня знаешь...

Рэна я действительно знал и последнюю иглу со всей ответственностью поставил ему прямо в мозг, а точнее - в точку мозга.

От иголки тик сразу угас, что доказывало, что мозг у Рэна еще есть. Значит, и желание должно исполниться, потому что иголка - это антенна, а репа Рэна с ее буграми и ушами - передатчик. Врач - лишь посредник между человеком и тем, кто его создал по образу своему и подобию. Получалось, что наши желания это и есть желания Бога, которые Бог просто не может не исполнить.

- Будем считать, что с этой минуты ты у бога на счетчике, - на всякий случай прояснил мысль.

- Якши.

Рэн закрыл глаза и какое-то время лежал без движения. Наверное, пытался представить себе Бога, и как выглядит этот самый "счетчик", который чем-то был похож на всем известную биту Ёбы, только из красного дерева (подарочный вариант). И тогда бог послал ему истину, чтобы не думал, о чем и думать не следует - где-то на семнадцатой минуте - послал.

Даже мелькнула мысль, что по времени связи (17минут=17х60=1200сек., которых надо умножить на скорость света - 300000км... хотя, не исключено, скорость мысли может быть и больше скорости света) можно определить, где в этот момент находится бог. Получалось - далеко находится. Сразу за солнцем, где находится загадочная планета Нубира (в одной газете писали), которую никто не видит... Как и бога... потому что солнце слепит глаза. А вот сам "счетчик" находится в телевизоре, и звать его Рэм (почти, как его - Рэн, что, конечно же, не случайность), и сейчас пробьет колокол, а потом этот Рэм голосом бога скажет ему что-то очень важное...

Но колокол молчал. Он молчал и на секунду пять, и шесть. А на седьмой секунде Рэн потрогал заветную шишку и сказал:

- Все равно валить надо.



Осень тогда наступила ранняя. Ветер гонял по пустынным улицам целлофановые пакеты и обрывки плакатов с наглядной агитацией. Со всех обрывков выглядывала какая-то часть знакомой морды Ёбы, которого пытались баллотировать куда-то наверх, где уже прочно обосновался Задрот.

В газетах писали, что именно в эти дни наверху решались судьбы страны, которые без Ёбы никак не могли решиться.

Вдруг, ни с того ни с сего, начали зарплату выплачивать в кастрюлях, утюгах и прочей продукции. Экономисты заверяли, что так должен быстрее заработать рынок, а с ним и весь остальной капитализм, который в нашей стране как-то сразу пошел наперекосяк.

Сперва долго не могли понять, куда девается прибавочная стоимость, и есть ли она у нас вообще. Но Задрот доказал, что вся прибавочная стоимость пошла на построение социализма и на разрушение надо брать займ. Причем, еще больший, чем на построение, так как в своей известной формуле капитализма "деньги-товар-деньги" Карл Маркс не учел мусор. На самом деле, эта формула должна выглядеть так: деньги-товар-мусор.

Задрот даже привел в пример Америку, процветание которой началось именно с мусора. Ибо, согласно его, Задрота-Маркса, формуле, мусор и есть главный продукт цивилизации. Просто надо научиться превращать его в деньги. А у нас почему-то бросились превращать мусор в товар. Что заставило формулу Задрота-Маркса работать задом наперед. И сейчас по его, Задрота, подсчетам мы находимся примерно в Англии... году эдак в 1811... когда началось движение луддитов, которые крушили свои станки и фабрики, чтобы снова появилась работа. Просто луддиты не догадались сдавать станки и прочие железяки на металлолом.

Но кто-то продолжал ходить на работу. Кто-то невидимый пек хлеб, а кто-то, еще более невидимый, выращивал картошку, на которую раньше посылали студентов.

Правда, в последнее время все студенты куда-то подевались, и картошку взяли на себя старухи. Они прознали, что где-то есть ничейные поля и с рюкзаками-тележками по утрам штурмовали электрички, чтобы первыми захватить плацдарм.

И хотя добыча картошки на заросших сорняками ничейных полях была подобна добыче радия, назад они возвращались почти счастливыми. Казалось, глаза их светились в темноте, даже когда были закрыты.

Мой сосед, Казимир Петрович, из числа поляков, выселенных после войны из Львова, по секрету сообщил, что уже установил буржуйку и по улицам собирал обрывки морды Ёбы на растопку.

В какой-то момент в его воспаленной голове, видимо, что-то замкнуло, и он с криком "пся крев холера курва" начал из обрывков морды Ёбы составлять... он еще и сам не знал что. Момент истины догнал его где-то уже под утро...

- Это он! Это он!.. Демогоргон! - с перекошенным лицом кричал и стучал в окно Казимир Петрович. - Демогоргон...

Спросонья я никак не мог врубиться, кто такой этот Демогоргон. И так и сяк вертел картинку Ёбы, составленную из его многочисленных глаз, носов и ртов, которые были наклеены как попало, иногда даже наоборот.

С каждым словом "Демогоргон" из Казимира Петровича словно улетучивались последние силы. Он уже почти шептал "Демогоргон", своими побелевшими от ужаса губами. Пришлось затащить его в дом и влить пол стакана водки, от которой его начал бить озноб. С безумным взглядом он крестился дулей и нес что-то по-польски вперемешку с русскими словами. Из всего я только смог понять "ма-тка бо-ска чен-сто-хов-ска", "пся крев" и "бы-чий ху".

Наконец, он согрелся и затих, поджав под себя ноги и обхватив их, как в чреве матери, руками. А я от греха подальше перевернул Демогоргона мордой вниз.



- Пацан сказал, пацан сделал! - как всегда, неожиданно явился Рэн. - Все исполнилось!

- Что исполнилось?

- Валю в Америку.

- В северную или южную? К индейцам, так сказать, майа.

- К пацанам, в Америку, которые гринкарту сделали.

- Что значит - "сделали"?

- Красиво сделали. Там у них сейчас гринкарту компьютер разыгрывает. Вот пацаны и загнали в этот компьютер двадцать шесть вариантов моей фамилии на английском языке. И сработало... Теперь я Renatt Bakieff... businesman developer - как на визитной карточке написано.

- Круто. И какой бизнес?

- Еще и сам пока не знаю. Пацаны над темой работают. Предлагают надгробия в Америку поставлять. Из гранита. На надгробия сейчас большой спрос. По двести баксов за кусок камня. И это не предел. Все от штата зависит. Может, и в самом деле, купить карьер... Он у нас сейчас почти ничего не стоит. Америкосам - надгробия, а из остального гранита... - и Рэн проникновенно посмотрел вдаль, - построить замок... Ну, типа Ласточкина Гнезда или Воронцовского. На первом этаже ресторан "Калифорния"... На втором - массажный салон "Туи на"... с бамбуковыми палочками. Я в таком салоне в Китае был. Просто душа отлетает... и кажется, что уже не вернется никогда. А в башенках - номера... с привидениями... и вампирами... для иностранных туристов.

- С привидениями, я думаю, проблем не будет.

- С вампирами тоже. Голодные студенты согласны на все. Но сначала надо продать паровоз.

- Какой еще паровоз?

- Да пацаны за долги вернули. Сказали - паровозом возьмешь? А что мне оставалось? Хоть паровозом, хоть индийскими слониками. На запасных путях сейчас стоит. Уже за простой 90 тысяч надо заплатить. Вот я и подумал - может, его к нашему замку как-то приспособить? Чтобы время от времени гудел и пар пускал. На нем еще надпись сохранилась: "Страна - встречай своих героев!".

- Идея, конечно, хорошая. Особенно с гудком и героями. Но, только замка пока нет. И карьера нет...

- А паровоз есть, и он... красивый.

И мы несколько недель продавали паровоз по всей стране. Но это был дохлый номер. Какие-то, правда, партизаны из Брянских лесов долго и подробно выспрашивали, а сможет ли паровоз работать на дровах и какова его тягловая сила. Все они были с бородами и с волосами из ноздрей. А один дедуган после туманных разговоров предложил поменять паровоз на немецкий танк, который тоже был на ходу и даже мог бабахнуть в случае чего.

Рэн, конечно, сразу загорелся, так как в военном училище это "бабахнуть" изучал теоретически. Но партизан перехватили другие пацаны, которые сходу загнали танк немцам. За деньгами партизаны прилетели на самолете Фокке-Вульф 190, извлеченном из того же болота, что и немецкий танк.

В свои леса партизаны возвращались уже на джипе, забитом под завязку подарками и прочей ерундой, назначения которой они не знали, но старались не подавать виду, как хитрецы.

В конце концов, удалось обменять паровоз по бартеру на семечки, которые после водки оказались в стране самым ходовым товаром, так как не обкладывались никакими налогами. И теперь вся интеллигенция торговала семечками. Среди этих торговцев смутно мелькали знакомые лица бывших учителей, врачей, инженеров и даже одного ученого, который изобрел вечный двигатель и время от времени показывал его по телевизору, как главную надежду человечества.

А на базаре появились оперные певцы из Узбекистана. На одном еще сохранились остатки смокинга, другие тоже были в реквизите из различных опер.

Особенно выделялся головастик в черной накидке Германна из "Пиковой дамы", в которую он то запахивался, то выбрасывал крылом в могучем рефрене из "Фауста": "Са-та-на здесь пра-вит бал, лю-ди гиб-нут за металл... люди гибнут за металл...".

И все вдруг остро начинали понимать, что надо спасать певцов, которые в любой момент могут погибнуть, так как весь металл в городе уже давно сдали на металлолом. А куда металлолом сдали, этого даже Задрот не знал, хотя смутно подозревал, что его "Майбах" сделан именно из этого металлолома.



Но время отъезда Рена неумолимо приближалось. И на него вышли чисто конкретные пацаны, которым было что предложить Америке.

Например, черные (технические) алмазы по тысяче баксов "штука". Платину в слитках и просто так... в ломе, медные трубы, яд гюрзы из солнечной Грузии, черную и красную икру и даже кое-что и покруче.

От подводной лодки Рэн отказался сразу. Потому что этой лодки нет. А, точнее - как бы нет. Россия думает, что ее под шумок хохлы продали китайцам. А хохлы - что она дрыстанула в Россию.

На самом деле, лодка была на месте, незаметно так несла службу, которую никто не отменял. А потому не отменял, что и государства уже такого не было. А было много новых государств, которые еще сами не поняли, что они государства, и осторожный капитан просто ждал.

Ждал, когда какое-нибудь государство созреет для своей подводной лодки. И тогда ему, капитану, придется стать адмиралом.

Первой созрела Белоруссия, которая очень хотела иметь свою подводную лодку. И даже согласна была арендовать кусок дна у берегов Крыма, который еще не определился, к какой стране лучше прибиться в случае чего. Но адмирал и без аренды базировал свою лодку у берегов Крыма и предложил за это базирование платить деньги лично ему.

На этих же условиях согласилась завести свою подводную лодку и Молдова, с которой адмирал сходу потребовал деньги вперед, так как ему очень не понравилось, что по-молдовски его теперь будут называть не "адмирал", а почему-то "амирал" (еще денег не заплатили, а одной буквы уже не стало).

Вот на этой лодке конкретные пацаны и решили отправить "образцы" в Америку. Заодно предлагали и самого Рэна прихватить. Но он сыграл на опережение и улетел самолетом раньше.

А на прощание сказал:

- Хорошо там, где нас нет. А раз нас уже здесь нет, то вам тоже будет хорошо.

- Логично, - сказал я. - Не зря я тебе иголки ставил. Но если вдруг там, в стране коровьих пацанов, надо кому-то поставить иголку в точку счастья...

- К счастью я всегда готов, - подтвердил Рэн.

- Нет, это в конкретном месте ставить надо. Для каждого человека рассчитывается его открытая точка... с учетом пола, возраста, числа, дня и места проживания. Потом эта точка прогревается специальной полынной сигаретой, чтобы она получше открылась.

- А что - это тема. Можно ставить иголки счастья америкосам за бабло... за хорошее бабло. И назвать эту фирму... "Калифорния".

- Ты же так хотел ресторан назвать. Ну, который при замке... с привидениями...

- А какая разница? "Калифорнией" можно что угодно назвать.



Но в жизни что-то неуловимо начинало меняться.

Оперные певцы из Узбекистана пели уже не на базаре, а у входа в курзал. В их репертуар добавилась песня "Бессамэмучо", а на бис они исполняли "Очи черные".

Депутат Ёба в своем выступлении сказал: "Главное - чтобы не было войны", и все поняли, что будет еще хуже.

В местном театре гастролировал Кашпировский, который был суров и мучительно похож на зэка. И, если раньше он лечил словом, которым рассасывал рубцы, кисты и подошвенные бородавки, то в последних сеансах обходился совсем без слов.

В черном свитере, как Гамлет Высоцкого, он трагически стоял посреди сцены. Шустрые помощники только успевали подгонять к нему пациентов, которых маг хорошо отработанным движением бил по лбу, и они с грохотом падали в гипноз. Что было потом, никто не видел, так как пациентов под аплодисменты зала быстро отволакивали за кулисы. Такое впечатление, что их там складировали штабелями.

Мой сосед Казимир Петрович снова вернулся в жизнь. Он ходил по набережной и продавал фотографию от всех болезней. Для этого ее надо было приложить к больному месту или зарядить фотографией воду и пить строго определенное число капель.

От сглаза и порчи - тринадцать.

Любовь, приворот - семнадцать.

Деньги, бизнес - двенадцать.

"Это вам сделали" - шесть.

"Защита от дурака" - девять.

И так далее, согласно инструкции.

Эффект оказался настолько потрясающим, что фотографии Казимира Петровича раскупались на ура. Особенно летом в разгар курортного сезона. Некоторые специально приезжали, чтобы и отдохнуть, и полечиться фотографией. Потом они развозили эти фотографии по всей стране и за ее пределы.

За каких-то два курортных сезона фотография добралась до Америки, где на сорока семи каплях президентом стал Билл Клинтон (Моника Левински - семнадцать капель).

Мне фотографию показала одна пациентка, и я ее узнал сразу. Это был он - Демогоргон - та самая фотография из глаз, носов и губ Ёбы, в каком-то амоке намешанных в ночи.

Но сейчас Казимир Петрович был бодр и свеж. Он купил у изобретателя из телевизора вечный двигатель и гонял его в своем сарае на холостых ходах.

Он посадил во дворе хлебное дерево из Габона, которое, с его слов, скоро будет давать двести килограмм хлеба с привкусом картошки, то есть, два в одном.

Он вылил заряженную воду в море, которое за год стало чистым, как слеза и в нем снова появилась царская рыба барабулька.

А сейчас он строил во дворе пирамиду, которая по замыслу должна будет связать все - вечный двигатель, его заряженную на тайную цифру воду и исцеленное море, вода в котором по составу, как человеческая кровь.

- А как же, а как... - еще хотел спросить я.

- Тридцать шесть, - ответил он и повел в дом.

Большая комната была похожа на штаб. На стене висела карта мира, утыканная цветными флажками и стрелками. Возле окна стоял синий глобус. На столе лежала подробная карта.

- В принципе, совсем не важно, с какой точки мы начнем гармонизировать пространство, - сказал он, приподнимая уменьшенную копию знакомой фотографии, под которой был город - наш с ним город. - Все в этом мире связано со всем.

И тут мой взгляд уперся в угол. Раньше в этом углу у Казимира Петровича висела икона в золотом окладе, под которой горела лампадка. А сейчас на месте иконы был тоже он - Демогоргон.



Рэн приехал в конце лета. Он вставил новые зубы и выучил два американских слова "йеп" и "ноуп". "А больше в Америке и не требуется", - сказали ему "коровьи пацаны".

Главное - побольше улыбаться своими новыми зубами и говорить "йеп" и "ноуп". Тем более, что он теперь глава фирмы "Ren Russian Aircraft" и будет покупать у нас метал-ло-лом (некоторые слова Рэн выговаривал с каким-то подозрительным акцентом). Ну, типа списанных самолетов "Як-40", которые у нас никому и нафиг не нужны (так как нет керосина), наверняка гниют себе где-то по ангарам. А америкосам они в самый раз - на свои коровники летать или на бизонов поохотиться. И теперь я как бы партнер Рэна по этим самолетам. У него так и в бумагах написано на трех разных языках, один из которых почему-то китайский.

- О, кей, йеп, - сказал я, - на что только не приходится порой идти врачу, чтобы пациенту стало легче (последнее я, правда, озвучивать не стал).

- О, йеп, - вывалил свои новые зубы Рэн и по-американски похлопал меня по плечу. - Будем вместе делать немного бизнес.

Наш первый самолет я нашел Рэну через пациентов возле Симферополя. За 25 тысяч уев всего, еще и спасибо сказали за избавление от этого трупа цивилизации, у которого кто-то отпилил ногу, в смысле, колесо, но они нам дадут другое.

Самолет легко уплыл через Одесскую таможню под видом металлолома. В Америке пацаны сделали из него конфетку и продали уже за 200 тысяч уев.

За эту нехитрую комбинацию я заработал больше, чем за десять лет своего неустанного труда в качестве врача с пятью специализациями (которые называл "защитой от дурака"). И вот впервые за столько лет эту "защиту" легко пробил Рэн. Что еще раз доказывало, что формула Задрота-Маркса работает, даже задом наперед. Не зря У. Ленин когда-то говорил, что формула Маркса всесильна, потому что она верна.

Но на Одесской таможне о формуле Задрота-Маркса не знали и потребовали сварить для "тушки" нашего второго самолета тележку на колесиках. Словно давая понять, что для металлолома тележка не нужна.

А чтобы мы еще лучше смогли это понять, проект тележки надо было утвердить в какой-то "ПИИЗДЕ". Так или примерно так называлась организация, которую успели создать, пока Рэн разбирался с первым самолетом.

Окончательная сумма в уях не то, чтобы застала нас врасплох. Мы даже самолет на таможне не стали забирать. Так и стоял он там на тележке года два, пока искали хозяина, чтобы слупить за хранение, за поиск хозяина и за долги "ПИИЗДЕ", которая обещала найти Рена даже под землей.

Но сейчас мы с Реном смотрели на море и пили "уиски". Я хотел сказать Рэну, что по составу море, как человеческая кровь... что, конечно, неспроста, просто человек об этом не знает, не задумывается, хотя лучше об этом не задумываться и не знать. Потом мы пошли за еще одной бутылкой виски и встретили на набережной Казимира Петровича, который вместо приветствия почему-то сказал: "Тридцать шесть".

И самое интересное - Рэн его понял и, не задумываясь, купил фотографию от всех болезней.



PS. Больше Рэна я никогда не видел. Лишь много лет спустя в одной из бывших советских республик вдруг появился президент с его фамилией. Я, конечно, сразу же на компьютере набрал название страны и слова "президент" и "Калифорния". На что компьютер выдал - "свиной грипп пришел из Калифорнии" и "ассоциация изучения сновидений в Калифорнии". И тогда я похолодевшими пальцами набрал:

Д Е М О Г О Р Г О Н

"Имя дьявола, не должное быть известным смертным", - вполне осмысленно ответил младший брат Демогоргона - Гугл.




© Александр Грановский, 2014-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2014-2024.





НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
Словесность