Ковыляя на трех ногах, улыбающаяся собака
переходит дорогу. Я смотрю ей вслед и шепчу: "Однако".
В небе темно и мрачно, под ногами от грязи зыбко.
Пешеходный мост впереди - как перевернутая улыбка.
Дворник сыплет на тротуар горстки бурой соли.
Улица морщит лицо и шипит от боли.
Пешеходный мост, как мальчишка, таращится на машинки.
И люди по нему пробегают, как по лицу - морщинки.
Останавливаюсь у "Дикси", подсчитываю монету.
На курево не хватает. Хватает лишь на газету.
Нашарив в кармане увядшую плоть окурка,
иду покупаю газету. Называется - "Литературка".
Критики хают поэта, твердя, что легко и свободно
должен течь стих, и что дольником в наше время не модно
писать. И делают стойку, как доберманы
на загнанного ЗК, увидев анжамбеманы.
После этих статей в душе у поэта остается вмятина,
как от удара лопатой. Он шепчет: "Фигня, бредятина".
Или с усмешкой цедит: "Какое скотство".
И критик жмурит глаза, почувствовав свое превосходство.
Тусовка бубнит про ужасную "порчу души"
попавшего в ощип "хорошего, в общем" поэта.
Кричит "лизоблюд" и спешит подсчитать барыши,
которые мнил он слупить за "предательство" это.
Поэт уличен и наказан, как пойманный вор,
оплеван и выпорот плетью (пылай, ягодица!)
С утра и до ночи он слышит про "стыд и позор"
от тех, в основном, кто в подметки ему не годится.
Морщины, извивы... Лицо - как исписанный лист.
А губы бубнят: "Разрезвились... Ну, прямо, как дети.
Всё пишут и пишут они. И никто так не чист
и так не прекрасен душой, как писатели эти".
Уныло дымит сигарета. Канатики жил
покрыли удавкой натертую шею воловью
того, кто еще полстолетья назад заслужил
прощенье и надпись: "Евгению Рейну, с любовью".
Теперь отовсюду несутся стенанья и ор.
И в толстых губах у поэта дрожит сигарета.
И сотый по счету лихач, журналист-матадор,
втыкает свой "паркер" в мясистый загривок поэта.
Оргвыводом в морду поэту - не дергался чтоб.
Язык холодит валидол... Перестанут? Едва ли.
Как будто хотят поскорей укатать его в гроб
и, грохнув стаканом об стол, прохрипеть: "Потер-ряли".
А после - коньяк и вино в ЦэДээЛе лакать,
давать интервью журналистам и плакать под скрипку
и, фонд основав, сочиненья его издавать,
твердя в предисловьях про "грустную эту ошибку".
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]